Читать книгу Все, что мы еще скажем - Наталья Костина - Страница 14

– Знаешь, что такое манипулятор?

– Ну… механизм такой, который ящики во дворе у «Дешевочки» грузит?

– И это тоже, – мрачно усмехается Люська одним углом рта. – А вообще, это такой Иван-царевич-на-сером-волке, который сидит с тобой до утра в инете и грузит тебя по самое не хочу. Так, что, даже несмотря на серого волка, который у этих царевичей у каждого свой, утром ты уже готова бежать к нему на край света. И дала ему свой телефон – и домашний, и мобильный, и даже тот, который в кабинете у директора, – просто так, на всякий случай. И посмотрела, почем билеты на скорый поезд. И даже худеть уже начала. Потому как тебя от ночных бесед колбасит по полной, аппетит пропал и глаза горят, как те два фонаря на переезде, через который промчится скорый поезд. Но только без тебя.

– Почему? – глупо спрашиваю я, хотя все понимаю – и про манипулятор, и про серого волка.

Манипуляции – это когда «вот ты примешь веру, и тогда все у нас будет хорошо», а серый волк – что угодно… крестик на шее или та же музыка, без которой, оказывается, тоже уже можно жить… хотя мне ее все еще не хватает.

Ночной ураган снес провода по всему фронту на сотни километров, и мы уже третьи сутки сидим без света всем поселком. Занятий в школе нет, и Лиску я скрепя сердце отпустила к ее единственной здешней подружке в город. Сама довезла до двора, где мы обитали в самом начале наших мытарств, бросила беглый взгляд на окна дворницкой и даже на те, которые рядом… не знаю зачем.

Мне было неприятно вспоминать и неудачную попытку свести счеты с жизнью, и то, как нас выкинула дворничиха, но более всего – больничную салатовую пеленку, которую я обнаружила утром под своей задницей на чужом диване, и разговор с хозяином дивана… хотя именно ему я была обязана жизнью и жильем и даже где-то благодарна за то, что он не спешил вмешиваться в эту самую спасенную им жизнь и давать советы… Кажется, он вообще забыл о нашем существовании сразу после того, как, тяжело поднявшись по скользким от дождя ступеням веранды, отпер старую набухшую дверь и вручил мне ключи…

– Пошли, малявка! – снисходительно бросил старший брат Лискиной подружки в ответ на мой не совсем связный лепет в стиле «сами мы не местные», и я поняла, что здесь ей точно будет лучше, чем в старом доме с его тенями и шорохами, где в три часа уже темно, а мама явится с работы только к восьми.

В противовес совершенно выбивающим меня из колеи тьмы и снов теперь у меня имеется Люська – Люсинда, как я иногда ее называю. Не знаю, чем я ее привлекла, но несомненно одно: Люська излучает какой-то собственный свет, который волшебным образом борется с моими кошмарами… да и работа в ее присутствии уже тоже не кажется филиалом ада. С гречки нас срочно бросили на свечи: электричество отсутствует местами даже в городе, а окрестные села обесточены на все сто процентов. Как и когда с этим справятся – непонятно. В результате всю смену мы заворачиваем свечки – по три, пять и десять штук – минус рекламный заяц, потому как свечи и без рекламы улетают быстрее горячих пирожков.

Мы сидим, освещенные бракованными свечными половинками и четвертушками, которые из подсобки можно забирать беспрепятственно, что весьма огорчает Люську, лишенную тем самым рискового кайфа вечернего воровства. Правду сказать, она совершает свои налеты далеко не каждый день, всякий раз подводя железную идеологическую основу: «Налоги не платят – раз! В пенсионный не отчисляют – два! И премию, суки, так и не дали!» Возразить против этого, как правило, нечего.

Мы сидим у меня, потому как у подруги отопление хотя и газовое, но новый навороченный котел без электричества, питающего его электронные мозги, мертв и беспомощен. Люська ночует на Лискиной раскладушке, согретая печным теплом вместе с любимым кактусом. Вместо вечернего чая мы тянем пиво, потрошим леща и разглагольствуем в отсутствие интернета:

– Слушай, почему я всегда на манипуляторов нарываюсь, а? – интересуется Люся.

– Ты умная, – говорю я несколько невпопад, потому что думаю о своем. – Даже очень.

– Ка-а-анешно! – подтверждает она. – Именно поэтому! Мне ж просто не интересно абы с кем, токо со всякими извращенцами! Я ж все-таки социолог, бляха муха! Мониторю рынок! Ну, и потом: о чем я с простым работягой без закидонов говорить буду?

– До утра? – уточняю я.

– Точно! До утра. А у работяг все по звонку, все расписано… им же с утра на смену вставать.

– Нам тоже, – напоминаю я.

– Не имеет значения, – отмахивается Люська. – Я могу и отгул взять!

– А если он на второй смене? – предполагаю я. – И тоже не вялый в разговоре?

– Да? – Подруга неожиданно заинтересовалась и с хрустом начала сдирать с леща чешую. – На второй и не вялый, говоришь? Это, конечно, вариант! Потому что работяга с фантазиями – это полный абзац. Такой неделю на первой, неделю – на второй, а по воскресеньям – рыбалка! И чего я с ним буду делать – творчески червей копать?

– Люсь, а ты замужем была?

– Была… в аккурат до своего первого манипулятора. Пока не накатило по полной: неземная любовь, родство душ, он – мой единственный… и прочая фигня. Развелась, а через неделю он меня бросил. Я ему уже была без надобности. Кстати, мужики-манипуляторы – это еще цветочки! Бабы – куда круче! Думаешь, чего так много мужиков от инфарктов помирает? Это они от неразделенной любви к манипуляторшам! – Люська с размаху ставит стакан на стол и наблюдает, как сей статистический факт на меня подействует.

– Да-а-а?.. – неопределенно тяну я.

– Стопудово, процент большой! – припечатывает Люська. – Я до нашей «Дешевки» в технической библиотеке работала. Деньги, конечно, не те, и стырить можно было разве что СНИП на козловой кран, но времени свободного было навалом. В инете можно было скоко хошь сидеть. Рядом со мной дамочка бальзаковского возраста из сетей просто не вылезала. Вот тогда я и поняла, что такое манипулятор экстра-класса! Была она девушка такая вся из себя видная, кого угодно могла закадрить, хоть и молодого жеребца, – но выбирала всегда такого, чтоб лет на двадцать старше. Лебединая песня, последняя любовь… знаешь, как это заводит! И желательно особей творческих профессий, чтоб уж точно моча в голову ударила. Она ему и стихи, и цитаты, и ссылочки на психоделическую музычку, а потом себя на пляже в песочке как бы невзначай почти что ню – «подружка случайно фоткнула, но вам могу показать…». И все – мужик, считай, спекся. И свою старую фросю побоку, у него на нее уже лет пятнадцать как не стоит – а тут и интересы, и разговоры: «Ах!.. Ох!.. Как вы верно подметили!..» И он уже мечтает ее в койку завалить, после разговоров про искусство и стихов Есенина или до – это уже не суть важно. Важно, что у него опять и без виагры стоит, и он ржет, как вся конница Буденного, и рвется в бой. Ну а она его поматросит и бросит, вот у него и инфаркт.

– А почему ж бросит, если вдруг действительно родство душ? – не понимаю я. – Может, она бросала по какой-то причине и действительно искала единственного? Ну, скупые там, или словесный понос… или вруны патологические… мало ли?

– Щас! – саркастически хмыкает Люсинда. – Причина всегда одна! Манипуляторам – что мужикам, что бабам – им все время свежак подавай. Острые ощущения. Единственный им не катит. Им от одной и той же рожи на кухне по утрам выть хочется. Им важна сама охота…

– Рыбалка по воскресеньям, – ехидно вставляю я.

Люська подозрительно косится – видать, ее когда-то эта рыбалка по воскресеньям здорово достала, но я прикидываюсь чучелом белки в музее, и она продолжает:

– Причем бабы – существа значительно более подлые! Мужик обычно тебя кидает навсегда и через неделю даже не вспомнит, как тебя и звали. Но бабы – они твари нежные… Они никогда первыми не уходят. Они еще лет пять-десять, пока ушибленный прелестями мужик еще дышит и копыта не откинул, то с днем рождения поздравят, то так многозначительно здоровьем поинтересуются. Дружат, одним словом. Даже иногда семьями. Высокие отношения!

– Слушай, Люсь, а откуда ты столько про манипуляторов знаешь?

– Я этот вопрос весьма обстоятельно изучала, – подруга поднимает кверху красивые, умело подрисованные брови. – Я, может, диссертацию по этому поводу даже сварганю. Потому как у меня эти грабли любимые. Сто раз наступала… – она вздыхает, – и, наверное, еще сто наступлю… И потом – мне ж с ними интересно!

– Интересно? – теперь уже мои брови ползут вверх.

– А то! Это ж, как правило, люди непростые… образованные, с амбициями. Сто пудов, с ними хорошо… но только до определенного предела. Пока ты не возомнила, что ты у него единственная и неповторимая. Предупреждаю: ситуэйшн нужно сразу воспринимать как кино. Историю выдуманную и не про тебя. Кино кончилось, комп закрыла – и пошла спокойненько спать. Потому что, ежели забудешь и начнешь принимать всерьез – все, капец. А еще лучше – сразу, до начала отношений, пойди и купи себе губозакаточную машинку. А лучше две: одну с левой резьбой. Пригодятся обе. Ну что, еще по пиву? – густо выдыхает владелица двух губозакаточных машинок, одна из которых с редкой левой резьбой.

– Не… я пас. У меня уже ноги не идут.

– А куда ж тут идти? – удивляется Люська. – Темень же кругом! А упадешь – поднимем… наши люди где попало не валяются!

– И в булочную на такси не ездят… – бормочу я.

Кажется, мне действительно уже хватит. В комнате душераздирающе пахнет рыбой, пивом и духами «Ландыш серебристый», которые Люська углядела среди старых книг, долго вытаскивала из флакона присохшую пробку, в результате чего облилась остатками раритета с головы до ног.

– Сто раз себе обещала – больше ни-ни! – восклицает она.

– Я тоже не люблю такие запахи, – замечаю я, зачем-то обнюхивая свои пальцы, хотя от них пахнет чем угодно, только не «Ландышем серебристым».

– Не, я не про духи… ты смотри, какие стойкие, зараза! Пивом не перешибешь! Я все про мужиков, Яська. Я ж тут с горя опять роман завела… И хорошо еще, что вовремя спохватилась. Не прикатила к нему, как в прошлый раз! Знаешь, как отличить манипулятора от нормального мужика?

– Как? – заинтересованно спрашиваю я и даже перестаю хотеть спать.

– Он всегда к себе приглашает. Даже если живет аж за тыщу кэмэ. Как будто его хутор на дне каньона лучше, чем твой. И ты в тыщу сто тридцать второй раз ведешься… и уже вся в облаках, и представляешь, как он будет тебя встречать с розами, и какие вы купите занавески на кухню, и как ты будешь варить ему борщ, а он тебе читать вслух газету «Радости семейной жизни», и кто первым у вас родится – девочка или мальчик… Про губозакаточную машинку я уже говорила?

– Ага. Даже про две!

– Покупай лучше три, чтоб запас был. Третью мне притаранишь, если я вдруг сломаю обе. А я ж сломаю! Да, и наручники не забудь.

– Зачем?

– К батарее меня прикуешь. Чтоб я не то что в билетную кассу – до этого проклятого ноутбука даже не дотянулась! Знаешь, какое у меня самое счастливое время в жизни было?

– Какое?

– Сейчас, когда три дня без света, и в прошлом году, когда кабель украли и инета две недели не было. Я сначала волком выла, а потом в мозгах резкость стала наводиться. И я вышла из этих проклятых сетей и пошла… ножками и по зеленой травке… правда, тогда уже ноябрь был. Получилось, что я за своими виртуальными похождениями даже не заметила, что лето прошло, во как! Живешь потому что от связи до связи… а он сначала прикормит тебя, как карася, а потом – р-р-раз! – и нету его! День нету, два… неделю… ты уже чего думать не знаешь: это ты ему свои координаты все сообщила, а он тебе – шиш! Ему с тобой разговаривать вживую неинтересно – да и смысла нет. Он строчит сразу пятерым параллельно, как швея-мотористка первого разряда! А ты тупо ждешь… когда ж он соизволит тебе написать. И гордую из себя воображаешь. А потом, недели через две, тебя попускает – после того как ты наревешься, нажрешься всякого гидазепама и на работе себе вместе с колбасой чуть пальцы не отхватишь! И ты завоешь – но уже от облегчения, потому как решишь – все! С манипуляторами больше никогда! И вот тут произойдет главное…

– Что? – Я слушаю, затаив дыхание.

– Он тебя почует! За всю эту гребаную тыщу кэмэ! И скажет, что все это время терзался, пребывал в сомнениях и решил, что ты его судьба! – Люська так громко выдыхает, что чешуя с газеты разлетается во все стороны. – Ну он же не может допустить, чтоб ты сдернула с крючка, понимаешь? Ему ж нужна зачетная фотосессия: вот я, вот она, а вот труп!

– Чей труп? – пугаюсь я.

– Труп надежды. Которая умирает последней. А в руках у трупика – твои собственные стихи. Да, стихи! – говорит она гордо. – Потому что я этому мудаку даже стихи писала! Кто б подумал, а? – неожиданно смеется Люська – Ну кто б подумал?!.