Читать книгу Суббота Воскресенского - Наталья Литтера - Страница 25

Музея Женька опасалась. Она в принципе не являлась любительницей музеев, ходила в школе раза два-три с классом, и память о тех походах была не в пользу музеев. Помнила только бесконечные залы, какие-то экспонаты под стеклом и ровный, усыпляющий голос экскурсовода. Хотелось сесть в уголок на стул, но на стул садиться не позволялось, потому что он какого-то века – очень ценный, а за группой внимательно наблюдала немолодая смотрительница зала, в глазах которой ясно читалось: «Варвары пришли». В общем, тоска эти музеи.

Однако такому умному профессору в очках «нет» не скажешь, поэтому, вздохнув, Женька последовала за всеми в старинное двухэтажное каменное здание в центре провинциального городка, думая про обещанный обед в кафе. Или ранний ужин? Неважно. Главное, будут кормить.

А в музее все оказалось не так безнадежно. Залы светлые, в центре – длинные мягкие банкетки – можно и присесть, вокруг много всяких красивых вещей – мебель, одежда, картины, посуда.

– Практически все это когда-то принадлежало местным купцам. – Женька поняла, что профессор знает все! – Город же был купеческий. Они здесь основали три фабрики, открыли больницу и школу, построили мост. Именно купцы были настоящими хозяевами города.

– А дворяне? – задала вопрос мама Дана. Глядя на нее, Женька остро чувствовала, что эта женщина принадлежит… как правильно сказать… к другому социальному слою, вот.

– Дворяне во второй половине XIX века такую роль здесь не играли. Они не являлись хозяйственниками. Просто за городом было несколько дворянских усадеб. И одна из них Отрадное-Черкасское. Кстати, следующий зал как раз посвящен нашей теме, пойдемте.

Зал встретил двумя небольшими овальными женскими портретами. Две красавицы в париках. На одной розовое платье, на другой голубое. Под одним портретом написано «Крепостная актриса Аграфена Соболева», под другим «Крепостная актриса Марфа Куницына».

«Соперницы, – подумала Женька. – Интересно, дрались за главные роли?»

Но вообще, любопытно было посмотреть на лица тех, кто когда-то жил в этих местах.

– Тебе которая нравится больше? – спросил Дан, увидев, что Женя рассматривает портреты.

– Обе симпатичные, и, может быть, обе стервы.

– Да? А мне кажется, у них вполне себе добрые лица.

– Ты на обложках журналов много звезд видел со злыми лицами? – Дан молчал. – Вот то-то и оно. А сколько среди них невинных овечек?

– Ты непредсказуема, – ответил Дан.

– Я знаю эту жизнь, ковбой, – Женя подняла вверх указательный палец. – Так, что у нас там дальше?

Дальше был какой-то уникальный столик с бисерной столешницей. Стол для рукоделий, как было написано на табличке. Да, для письма этот столик совсем не подходил из-за своей неровной поверхности. За таким только на пяльцах вышивать. Потом были разноцветного стекла графины и бокалы с вензелями, необыкновенная фарфоровая статуэтка – мальчик держит огромный рог, внутри которого цветы и фрукты. Все это вылеплено настолько тонко и изящно, что диву даешься, какие раньше жили мастера. Виноград как настоящий. И роза тоже!

– Такие вещи часто использовались в сервировке XVIII века, они служили украшением стола, «дабы услаждать взор», – сказал профессор, заметив, что Женя рассматривает фарфорового мальчика. – Очень часто подобные пастушки, ангелочки, букеты в корзинах служили «опознавательными знаками» места, занимаемого гостем, который на время покидал большой пиршественный стол.

– Да, здесь настоящие ценности, – задумчиво произнесла Полина-мама-Дана. – Как вы думаете, что удастся перевезти в усадьбу?

– Пока не знаю, но точно поборемся за портреты, бисерный столик, столовый фарфор. Хотя бы его часть…

– И шкатулку, – вырвалось у Женьки.

– Какую шкатулку? – повернула к ней голову Полина.

– Вот эту, – Женя указала на витрину.

Под стеклом стояла большая резная шкатулка. На табличке значилось «Ларец. Холмогоры, вт. пол. XVIII в.».

Это было что-то невероятное – настоящее кружево – и по бокам, и на крышке. А каркас из мозаичных вставок. Резьба по кости, тончайшая, ажурная.

– Это из чего же такое делали? – спросила Женька почему-то шепотом.

– Из кости моржа, – прозвучал ответ. – Такая кружевная резьба называлась резьбой «на проем». А вот здесь, видите, где орнамент с цветами, это кость окрашенная.

– Как же ее окрашивали?

– У мастеров были свои секреты, – Шевцов почесал переносицу. – Я в этом, честно говоря, не специалист, но знаю, что в некоторых случаях использовали кору дуба.

– Ясно.

Позже, когда они уже сидели в уютном кафе недалеко от музея, Женька сказала, что точно поборолась бы за шкатулку.

– Почему? – поинтересовался профессор.

– Потому что это самая загадочная вещь. Там же могли храниться всякие тайные письма, ну… политические или любовные.

– Могли, – согласился он.

– Тогда я бы взял бокал, – вступил в разговор Дан.

– Почему? – спросила Женька, уминая горячие пельмени из глиняного горшочка.

– Потому что это тоже очень загадочная вещь.

– Что может быть загадочного в бокале?

– Яд, – многозначительно ответил Дан. – Мы не знаем, скольких гостей могли отравить из синего бокала с вензелем.

– Предположение принимается, – заявил профессор и повернулся к Полине. – А для вас что было самым загадочным?

– Актрисы, – прозвучал ответ. – Наверняка они были звездами того театра. С обычных крепостных портрет писать не будут, правда же? Но, к сожалению, мы никогда не узнаем, в чем именно проявлялся их талант. В танце, в голосе или в драматическом мастерстве?

Женька в сотый раз за день задалась вопросом, что она здесь делает, среди этих высокообразованных людей. Как она сюда попала? Со своими четырьмя походами в музей за всю жизнь, считая сегодняшний.

А пообедали они замечательно и в конце пили чай с пирожками. Чай принесли в большом чайнике с аляповатыми цветами. Но Женьке чайник понравился, и пирожки понравились. Когда же, сытые и довольные, все выходили из кафе на улицу, Полина тихо произнесла:

– У вас очень знакомое лицо, Женя. Скажите, я могла вас где-то видеть?

– Да. Реклама лака для волос и воды «Вита плюс», – ответила Женька беспечным голосом.

И это была правда. Она к таким вопросам давно привыкла, научилась на них отвечать. Если лицо долго не мелькает – оно забывается. Но потом нет-нет и в чьих-то глазах проскользнет смутное узнавание. Где же я ее видел… а, точно! Была, кажется, такая реклама…

На улице выяснилось, что их машина заперта. И не только их. Белая «Киа» встала так, что закрыла выезд сразу двум автомобилям. При этом водитель сидел на своем месте, прекрасно видя, что люди собираются покинуть стоянку, и разговаривал по телефону, не делая никаких попыток сдвинуться с места. В соседнюю запертую «Киа» машину тоже сели пассажиры. Но… водитель спокойно продолжал беседовать. Женя почувствовала, что начинает закипать от такого откровенного хамства. В голове вертелась только одна мысль: «Вот козел!» Если бы машина была ее, а не профессорская, Женька уже давно бы выскочила на улицу и высказала все, что думает об этом наглеце, в лицо.

Профессор решил действовать по-другому. Он заглушил мотор и, открыв водительскую дверь, покинул салон.

Женя проследила за ним взглядом.

Шевцов неторопливо подошел к белому «Киа» и постучал в окно. Женя открыла свое – очень хотелось послушать разговор.

– Добрый день, молодой человек, – сказал Шевцов, когда водитель «Киа» соизволил опустить стекло. – Я хотел бы узнать о ваших дальнейших планах.

О планах. О дальнейших планах! С ума сойти. Женя задохнулась от формулировки. Вот точно – люди другой касты.

– Именно так выглядит английское воспитание, – подал рядом голос Дан, тоже с любопытством наблюдавший за происходящим. – Ибо истинное английское воспитание – это когда ты очень хочешь послать идиота, а вместо этого вежливо произносишь: «Я хотел бы узнать о ваших дальнейших планах».

Белый «Киа» сдвинулся с места. Похоже, его тоже проняла виртуозность обращения. Путь был свободен.

Обратная дорога прошла в тишине. Столько впечатлений набралось за день, что хотелось немного помолчать, уложить все в голове, подумать.

За окном мелькали леса, поля, деревни, маленькие города. В салоне тихо играло радио, а Женя вспоминала большой усадебный дом, разрушенный фонтан, кружевной ларец из кости, пирожки с яблоками в кафе и поцелуй под старой лиственницей.

Он ведь должен был случиться? Этот парень не отступит – упрямый. Она тоже упрямая, но позволила. Зачем? Ответить себе на заданный вопрос Женя не смогла, но с удивлением поняла, что Дан ее больше не раздражает. Почему-то… Обычный парень, просто тачка крутая, и мама небедная. Это видно сразу – по одежде, поведению, речи. Интересно, что она подумала о Жене? Восторга не испытала, это точно. Но во всяком случае все было вежливо. Наверное, тоже английское воспитание. А целоваться было классно, это если уж совсем честно. Значит, Дан ей все-таки нравится? С теми, кто не нравится, целоваться не хочется. Была у Жени пара подобных случаев. Больше нежелательных поцелуев она не допускала.

Как доехали до «Текстильщиков», почти не заметила. Очнулась, лишь когда машина остановилась и все начали прощаться.

– Спасибо за интересное путешествие, – сказала на прощанье Женя и открыла дверь, чтобы выйти из машины.

– Я провожу, – тут же открыл свою дверь Дан. – Олег Дмитриевич, это было очень круто. Спасибо. Захотелось даже поучаствовать в восстановительных работах.

– Это хорошо, лишние руки никогда не помешают, – ответил профессор.