Читать книгу Беглец - Наталья Львовна Ключарёва - Страница 6

Лёля, 43 года, кассирша в «Пятёрочке».

Ну что, Мяка, оголодал, оглоед? Сейчас, сейчас. Что "мяу"? Ничё не мяу. Ты думаешь, Лёлька – дурная тетка, все деньги просадила, будет теперь Мяку голодом морить? Ан нет. Лёлька дурная, конечно, это без бэ, но как зарплату получила, первым делом Мяке сухого корма купила огромный мешок. Смотри, туда два таких борова, как ты, поместятся. Прикинь, Мяка, сожрешь все это и станешь в два раза толще. Буду на тебе на работу ездить, как на осле. А, Мяка?

Да на, жри, жри, прорва… Эх, Мякушка-Мяка, опять ведь я все продула. До последнего рубля. Зато тебе кормов купила, хоть тресни. Сама с голоду помру, а Мяка тут с мешком жратвы останется. А когда все слопает – к соседям жить пойдет. Да, Мяка? К тётке Маринке или к бабе Пане? Да хоть даже к отставному менту из десятой. Все лучше, чем с сумасшедшей игроманкой жить, да? Эх, ты, продажная шкура…

Да я б сама от себя ушла, если б могла. Хоть к менту, хоть к черту лысому. А фига с два. Чё опять мяу? Водички хочешь? Это можно. Водичка у нас пока бесплатная. Пей, пей, скотинка…

Хреново мне, Мяка. Мальчишка ещё этот вчерашний, душу разбередил. Да ты его не видел поди. Дрых тут, поперек прихожей, как падишах. Урод уродом – это я не про тебя, Мякушка, ты-то у меня красавчик, про парня того, приблудыша. Урод, говорю, а до чего руки нежные. А ласковый какой. Я себя прям семнадцатилетней принцессой почувствовала. А не сумасшедшей тёткой сорок плюс… Тебе этого не понять, Мяка, ты кастрат. Ну вот посмотри на себя! Ему про чувства, а он под хвостом вылизывает, бесстыдник… Ох, Мяка-Шмяка…

Костлявый такой, и дылда, и задохлик – а до сих пор нутро горит. Сто лет у меня, Мяка, никаких мужиков не было. А тут вдруг на тебе, сидит прямо под дверью, подарочек. Утешительный приз. За то, что опять в дымину продулась. Не везёт мне в картах, повезет в любви. Верно говорят-то…

Ох, Мяка, как закрою глаза – всё эти картинки адские мелькают. И потом одна за другой останавливаются. Дзыньк – доллар, дзыньк – опять доллар, дзыньк – и сердце уже не бьется – а там третий доллар! И эта сраная машинка начинает трястись и выплевывать деньги. Все мои зарплаты, все мои заложенные украшения, и шубу… И я пихаю эти десятки в карманы, в сумку, в мусорные пакеты....

Говорят, Мяка, там можно даже миллион выиграть. Ты прикинь. Миллион червонцами! Это сколько ж чемоданов набить нужно! Эх, я бы по всем кредитам расплатилась, долги за квартиру отдала… Сапоги бы теплые купила… А то вторую зиму в кроссовках мёрзну, как бомж…

Прикинь, Мяк, эти игровые автоматы уже давно везде запрещены, оказывается. А у нас стоит…

А какой сладкий был мальчик, до сих пор током продирает. Он мне чуть денег не дал. Только мужик, который с ним был, ему запретил. Он сразу просек, что я играю, черт его знает, как. И зачем только я их всех пустила? Расстроенная была, вот и пустила. Этот-то мой, скелетик, ресницами похлопал – я и разомлела. И бабу эту противную пустила, и мужика. А она ещё, прикинь, скандалить стала, что я им вместе постелила. А я откуда знаю. У меня тут не мотель. Да и простыней-то столько нет.

Пришлось мне самой на пол лечь, прикинь, в собственном доме… Но недолго я там пролежала, Мяка. Мальчик сразу к себе позвал, под бочок. То есть он сначала поменяться предложил. Типа он на пол, а я на диван. А я с горя-то такая наглая стала. Зачем, говорю, тебе на пол, диван широкий, мы тут и вдвоем уместимся. Ни фига он не широкий, конечно. Зато как он меня обнял, парнишка-то, чтоб я не сверзилась, меня прямо сразу в жар бросило. Пробки вышибло, Мяка, одним моментом. Говорю ж, сто лет мужика не было.

Ох, и сладкое это дело, я и забыла уже. Только и знаю на кнопку эту жать, как крыса подопытная. А соберешься уйти, он как чует, пару монет выблевывает – значит, можно продолжать. Отыграться…

Под утро он мне про писателя рассказывал, как его, который старушку-то топором? Да, Достоевский. Какой ты у меня, Мяка, умный. Так вот, этот Достоевский тоже проигрывался в пух и прах, потом у жены цыгарки выклянчивал. Прикинь, Мяка. Где мы, а где писатель Достоевский. А туда же…

И ты знаешь, до чего я голову-то потеряла, Мяк. Я ведь даже не спросила, как его зовут. Не Достоевского, конечно. На кой мне Достоевский. Мальчонку моего. Руки у него такие горячие, как огнем по телу водит…

А мне ведь даже покормить их нечем было с утра. Даже заварки не нашла. Совсем обнищали мы с тобой, Мяка. Кипяточку попил и похромал. Ногу себе порезал он, что ли. Ох, Мяк, он вообще весь такой изрезанный. Руки – прям по самые плечи в шрамах, живого места нет. Вот чего им неймется, спрашивается?

А мне чего? На старости лет в рабство попала. Хоть бы кто разбил этот чертову машинку с ее картинками. Как закрою глаза – так и вижу, Мяка, так и слышу этот ее "дзыньк"…

Всё-таки хорошо, что я корму тебе купила. Не совсем, значит, я пропащая.  Вот Бог и сжалился, послал мне в утешение горячего пацана на одну ночку… Ох, Мяка-Шмяка… А ведь если бы я тогда аборт от Шамиля не сделала, у меня бы сыночку уже столько же, как ему было.

А если б дочь родилась? Сидела бы тут, прыщи штукатурила… Нет, все я правильно сделала. Не стала ещё одну мымру на свет рожать. И корму купила. И на пол в одной комнате с ним легла.

Найти бы ещё хоть одну десяточку. Вдруг именно с ней – бац! – и повезёт? Только кто же мне даст. Уже на весь город слава. Может, под диваном поискать? Может, у него из штанов выпало? Брысь, брысь! Развалился тут! Ни пройти, ни проехать.

7.

Город Михайлов, улица Кирова. БЕГЛЕЦ, ПАРЕНЬ, ЖЕНЩИНА, ПРОХОЖИЙ.

БЕГЛЕЦ. Эй, кореш, где у вас тут игровой автомат?

ПРОХОЖИЙ. Да вон у Пятерочки, на площади Ленина, отсюда видать…

БЕГЛЕЦ. Вон тот серый гроб с телевизором? Ага, вижу. Дизайн как в Лас Вегасе.

ПРОХОЖИЙ. Вы что играть собрались? Не вздумайте! Даже близко не подходите! Я эту Пятерочку вообще теперь за километр обхожу. Там люди пропадают, реально. Одна продавщица у нас, Олька Букина…

БЕГЛЕЦ. Всё под контролем, спасибо, брат. Ты, кстати, в курсе, что подобные штуки вообще вне закона. А у вас на центральной площади стоит. Это значит что? Правильно. Что менты в доле. И называется это как? Правильно, коррупция. То есть, конечно, совершенно не правильно. Но сейчас мы все быстренько исправим.

ЖЕНЩИНА. Надеюсь, ты не попрёшься в полицию, объяснять им, что они нарушают закон.

БЕГЛЕЦ. Я же сказал "быстренько". И имел в виду ровно то, что сказал. А говорить с ментами про закон… Это, конечно, дело полезное. Но очень уж долгое. Как там? «Работа кропотливая и скучная, как вышивание».

ЖЕНЩИНА. Так что же ты…

БЕГЛЕЦ (ПАРНЮ). Дружище, мне опять нужен твой железный башмак. Давай другую ногу для разнообразия. Только смотри не встань на стекло.

ЖЕНЩИНА. Эй, ты ведь не собираешься…

БЕГЛЕЦ. Не собираюсь. Я делаю.

Несколькими ударами БЕГЛЕЦ разбивает экран игрового автомата. В ту же секунду, как по заказу, из-за угла медленно выворачивает полицейская машина.

БЕГЛЕЦ. Чёрт!

БЕГЛЕЦ швыряет ботинок ПАРНЮ и бросается бежать. ПАРЕНЬ припускает следом, зажав ботинок под мышкой. ЖЕНЩИНА, секунду поколебавшись, устремляется за ними.

Полиция сигналит и прибавляет скорости.

Неожиданно открывается дверь одного из стоящих на площади такси.

– Запрыгивай! – кричит водила, трогаясь.

Мужчина оборачивается на бегу, хватает бегущую следом женщину и буквально закидывает в салон. Потом запрыгивает сам. Парень вваливается внутрь уже на ходу. И на ходу долго пытается поймать и захлопнуть дверь. Наконец из машины появляется мужская рука и рывком закрывает болтающуюся дверь.

Полиция врубает сирену. Но поперек дороги неторопливо тянется оранжевый мусоровоз. Он пытается въехать в ближайший двор. Пятится, ворочается, рычит, неповоротливый, как динозавр, случайно застрявший в слишком узких улицах. Полиция истошно сигналит. Но что толку.