Читать книгу Портреты и встречи - Наталья Мацуева - Страница 4

Непридуманная история

…Сергей Петрович собирался в Париж! Вдруг нашлась его родная сестра Надюша, с которой он расстался в 1945 году в немецком концлагере под Мюнхеном…

Это было несколько лет тому назад. В нашей стране уже произошла перестройка, рухнул «железный занавес» и нам открылись дороги в мир. Случай познакомил меня с Сергеем Петровичем, милым, интеллигентным человеком, неразговорчивым, сдержанным в выражении своих чувств и, как мне показалось, не очень здоровым. Но тогда он был как будто на взлёте, и было удивительно, куда исчезли его грусть, неразговорчивость. У него появилось столько энергии, бодрости, что свои подозрения о его нездоровье мне пришлось подвергнуть сомнению. Сергей Петрович собирался… в Париж! И поведал мне историю, о которой никогда раньше не рассказывал.

НАДЮША

Всё произошло неожиданно. Дело в том, что после долгих безуспешных поисков, не оставлявших надежды в течение многих лет, вдруг нашлась его родная сестра Надюша, с которой он расстался в 1945 году в немецком концлагере под Мюнхеном Узниками этого лагеря были в общей сложности 250 тыс. детей разных возрастов из 24 стран, из них около 70 тыс. были убиты и замучены, в том числе 12 тыс. советских детей. Когда брата и сестру угнали в концлагерь, было им 14 и 13 лет. Сергей Петрович всё хорошо помнил: как их вместе с другими детьми везли в товарном вагоне, как от страха они прижимались друг к другу, как на границе каждому выдали жестяной номер для «постоянного ношения» вместо имени и фамилии, как одели в полосатые костюмы, а утром под конвоем выводили на работу в депо, где приходилось чистить и мыть колёса паровозов, идущих на фронт. Когда двигались составы с орудиями или снарядами, ребят сажали в ряд вдоль железнодорожного полотна как живой щит русские лётчики, видя сидящих детей, не открывали огонь по составам Многие дети гибли от голода и болезней, многие – от «экспериментов» немецких докторов над ними…

Сергей и Надя, к счастью, остались живы, пройдя жернова гитлеровского концлагеря. В апреле 1945 года лагерь был освобождён, а Сергей и Надя потерялись. И все эти годы он и мать искали Надюшу и надеялись, надеялись… Уже и мамы давно нет, и вдруг – письмо из Парижа от сестры с просьбой приехать. Это было невероятно!

Сергей Петрович поделился со мной своей радостью. У меня в столе лежал вышедший тогда мой первый сборник стихов «Весенний снегопад»; я отметила жирной галкой стихотворение «Последний приют» и сказала: «Прочтите, пожалуйста, это вашей сестре и непременно побывайте на кладбище Сен-Женевьев де Буа и там обязательно зайдите в Успенский собор, поставьте свечи за упокой наших соотечественников – эмигрантов первой волны во Франции, покинувших Россию после 1917 года и Гражданской войны.

И ещё: поклонитесь могиле Ивана Алексеевича Бунина – это мой любимый писатель. Такая вот великая просьба к вам…» Сергей Петрович обещал выполнить.

Могила Ивана Бунина и его супруги

Мне, конечно, хотелось узнать о судьбе Надюши: как она попала во Францию, почему долгие годы не давала о себе знать. Но, честно говоря, на новую встречу с Сергеем Петровичем я не надеялась, только думала, как он всё выдержит?! Ведь и горе и радость – это стресс, а для больного сердца это небезразлично. Но прошло некоторое время, и вдруг Сергей Петрович предстал передо мной помолодевший, повеселевший, одетый с «не нашей» строгой элегантностью – в сером костюме, красивой рубашке с галстуком «Надюша приодела», – смущённо улыбаясь, сказал Сергей Петрович.

Мы нашли маленькое тихое кафе, удобное для беседы, и просидели часа три. «Начну с того, – говорил Сергей Петрович, – что я совсем не узнал Надюшу. В моей памяти она навсегда осталась подростком А здесь – гранд-дама… но улыбка, глаза – всё те же. Мы долго плакали, обняв друг друга Тогда, в апреле сорок пятого, когда мы потерялись, от разорвавшегося рядом снаряда Надю контузило. Она потеряла сознание и сама не поняла, как оказалась в госпитале в другой стране – во Франции. Её выходили. Позже она, как и другие, пыталась вернуться домой. Слушала радио, рассказы очевидцев и узнавала, что всех, кто по репатриации возвращался на родину, обвиняли в измене и судили, приговаривая к ссылке на 10 лет. По пересечении границы сажали в зарешёченные “телячьи” вагоны и отправляли в лагерь, в Сибирь; документы отбирали; в редких случаях кому-то чудом удавалось остаться незамеченным для НКВД. Но самое страшное – преследовали и родственников, живших в России, чего все боялись больше всего. Так люди становились невозвращенцами, эмигрантами, вынужденно покинувшими родину. Они начинали испытывать непонятное чувство вины – в чём же она была, их вина? – и страх, который вырывался на свободу ночью, страх за себя, за родных, за будущее. Научились жить осторожно, с оглядкой, не гнушаясь никакой работы. Образовался некий маленький союз друзей по несчастью, объединённых памятью о прошлом и мечтой когда-нибудь вернуться домой. Культ прошлого становился их страстью, но они доживали свой век в Париже, на чужбине, которая так и не стала их родиной. Каждое воскресенье шли на слркбу в православный храм и неистово молились…

Православная часовня (на переднем плане) и церковь Успения Пресвятой Богородицы на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем, в которой отпевали многих наших соотечественников, чьи имена вошли в историю

Но Надюше всё-таки повезло. Она встретила во Франции свою любовь, вышла замуж за француза, приличного работящего человека, благодаря ему у сестры появился свой дом. Сначала они с мужем едва сводили концы с концами, а потом дела пошли в гору. Муж оказался одержимым манией строительства, всё строил и перестраивал… Наконец остановились и открыли маленькое кафе, Надюша придумала название – “Катерина”, в честь мамы. В кафе потянулись русские, здесь встречались, общались… Жили как одна семья».

«У Нади, – продолжал Сергей Петрович, – обнаружился особый дар дружелюбия, душевного общения с людьми, умения располагать их к себе. Возможно, поэтому ей удалось под парижским небом создать подобие родины. А её кулинарное искусство помогло представить русскую кухню как часть национальной культуры. Кафе полюбили и французы, приходили специально отведать щей из квашеной капусты, похлёбки старорусской, окрошки, пирогов и других разносолов, которые готовила Надюша в горшках и чугунках Я удивлялся, ведь из России сестра уехала тринадцатилетним ребёнком, где всему научилась?.. Да… Я часто думал, как безжалостно сначала война, а потом государство ворвались в судьбы людей и перекроили их, а сколько и сломали…»

Но Надя, пройдя этот путь, не сломалась, не потерялась, и Сергей Петрович радовался за неё. Она оказалась большой труженицей: жизнь и работа начинаются у неё рано, в семь часов она уже на ногах. Родились сыновья, Серж и Леон.

Когда Мишель умер, Надя растерялась. Как жить дальше без мужа? Но сыновья взяли большую часть работы на себя: Серж завозил продукты, стоял за барной стойкой, а Леон оказался прирождённым шеф-поваром и всё делал с большой любовью. Племянники понравились Сергею Петровичу своей выдержанностью, приветливостью, трудолюбием Они хорошо говорили по-русски и, как понял Сергей Петрович, читали наших классиков, интересовались своими русскими корнями.

Серж и Леон показали Сергею Петровичу Париж и его достопримечательности: Эйфелеву башню, Лувр, Елисейские поля, а Сергей Петрович, в свою очередь, пообещал показать племянникам Москву и Петербург.

Каждый вечер в кафе собирались друзья Нади и всякий раз, как и в день приезда Сергея Петровича, говорили о России: их интересовало всё, они были в курсе событий и происходящих у нас в стране изменений.

«Выпивали водочки, ели русскую еду… И надо же мне было однажды встать и вместо тоста прочесть ваше стихотворение: “Славянский погост близ Парижа..” Что здесь началось! Вы себе представить не можете, – рассказывал Сергей Петрович, – какую бурю чувств оно вызвало, люди плакали навзрыд, в голос. Я не знал, как их успокоить… Как вам удалось проникнуть в их души? И я понял: эта неизлечимая, неистребимая болезнь, ностальгия, никогда не покидала их, никогда не оставляло их пронзительное чувство любви и тоски по прошлому, по родине, по тому, что было невозвратно потеряно. Стихотворение перечитывали ещё и ещё. А потом решили напечатать его в своей газете, которую выпускала русская диаспора во Франции, и пригласить вас к ним в гости, что я от их имени и делаю», – торжественно провозгласил Сергей Петрович.

Я такого не ожидала и, признаться, была немало удивлена всем этим и, конечно, приглашением.

«Перед отъездом я попросил Надюшу отвести меня на кладбище Сен-Женевьев де Буа, – рассказал в завершение Серей Петрович. – Не посетить его было невозможно. Место, если можно так сказать о кладбище, живописное, не грустное, ухоженное, его очень украсили берёзы, так напоминающие Россию, и обилие цветов. На душе было легко и светло. Я выполнил вашу просьбу: поклонился Бунину и всем, кому пришлось умереть на чужбине, оставаясь при этом детьми России».

Мне так и не довелось воспользоваться приглашением Надюши и её друзей, а вскоре я узнала, что Сергей Петрович умер. Как жаль, думала я, что столько лет они с сестрой были в разлуке. И как всё-таки хорошо, что брат и сестра успели встретиться.