Читать книгу Портреты и встречи - Наталья Мацуева - Страница 9

Поделиться воспоминаниями о Евгении Николаевиче Глазкове[1] мне позволяет степень наших особых отношений, дружбы, длившейся годы. Мы были соседями, наши квартиры располагались на одной лестничной клетке. Сначала мы познакомились с женой Жени – Галиной Петровной: мне нужно было выбрать пианино для дочери, чтобы оно хорошо звучало; Галина Петровна, директор музыкальной школы, как никто разбиралась в инструментах Ну, а потом и началась наша дружба.

Соглашусь со словами Сент-Экзюпери: «Единственная настоящая роскошь – это роскошь человеческого общения». Женя был человек радушный, доброжелательный. Он обладал ценным даром дружеского общения – был открыт людям, отзывчив. В наше время, когда люди изменились, стали закрытыми и чёрствость преобладает в умах и сердцах, особенно тепло вспоминается о Жене как о необычайно светлом человеке.

Евгений Николаевич Глазков (1946 –1998) – поэт, журналист, искусствовед.

Семья Глазковых была дружной. Они жили вчетвером мама Жени – Тамара Павловна, Женя с Галиной Петровной и их сын Максим Бросалась в глаза любовь Жени к семье. Тамара Павловна, милая, скромная, всегда как-то по-особенному, кротко улыбающаяся, безумно любила сына и внука. В своё время она была актрисой с амплуа травести, потом заведовала библиотекой, а когда мы познакомились, была уже на пенсии. Женя всегда беспокоился о её здоровье. Исключительно нежно относился Евгений Николаевич и к маме Галины Петровны – Клавдии Васильевне, которая приезжала навестить их из Куйбышева. Её приезд всегда был событием в семье Глазковых. Клавдия Васильевна, без преувеличения, боготворила Женю.

Евгений Николаевич и Галина Петровна были парой, которую связывали большая любовь и большая дружба, основанная на общности интересов, взглядов, пристрастий. Женя называл жену ласково – Галчонок, и никак по-другому. Сына Женя обожал и относился к нему с уважением, как ко взрослому человеку, никогда не повышал на него голос, да и Максим, насколько я помню, не давал повода для этого.

Женя не гнушался работы по дому и не делил её на мужскую и женскую. Он любил иногда что-то приготовить, и у него всегда получался деликатес Женя выискивал какой- нибудь старинный рецепт и, воплотив его в жизнь, приглашал нас отведать свой кулинарный шедевр. Потом мы подолгу сидели на кухне, говорили… 90-е годы. Перестройка Надвигались перемены. Общество разделилось, мы многого не понимали… Женя горячо говорил о грядущих реформах, о демократии, о том, что жизнь будет строиться по законам… Иногда мы переходили в комнату, где было фортепиано. Женя любил, когда Галина Петровна играла и пела романсы, особенно Вертинского. Женя читал стихи, мне тоже хотелось прочесть ему свои стихи – для меня было очень важно его мнение. Он всегда был готов что-то подсказать, посоветовать, вселить уверенность; его замечания были ценны для меня.

Женя питал слабость к книгам Любил ходить по книжным развалам, букинистическим магазинам. У него была манера читать с карандашом в руке. Вообще, он обладал хорошей памятью и поистине энциклопедическими знаниями. Наряду с врождённой интеллигентностью. В скромной квартире Глазковых была хорошая библиотека книги по искусству, философии, религии, томики стихов На первый взгляд казалось, что в комнате Жени царил невообразимый хаос. Стол был завален книгами, журналами, газетами, но Женя прекрасно ориентировался в этом кажущемся хаосе, у него была своя система сбора литературы и её систематизации. Компьютеры в ту пору ещё не вошли в повседневный быт, зато Женя виртуозно печатал на пишущей машинке.

Все знали о пристрастии Жени к живописи. Стены квартиры были увешаны картинами, картины стояли, прислонённые к стене – те, которые надо было остеклить, вставить в раму, – в основном это были подарки художников. Меня восхищало его уважительное отношение к художникам Со многими из них он дружил, посвящал им стихи, но главным, за что они ценили Женю, были его работа по составлению каталогов и его умение дать объективную оценку художественному произведению. Именно оценка Жени имела значение для автора.

В Жене было обаяние, которое встречается у людей искренних и сердечных. Он мог общаться с рабочим, учёным, строителем, с ребёнком и взрослым – ведь он был хорошим журналистом. В шутку я называла Женю человеком богемы; он любил форсить, и, кстати, на нём выглядело элегантно всё, что бы он ни надел Он любил красивые пиджаки, шарфы под шею. Выставки, театры, концерты – это была его стихия. И где бы Женя ни бывал, он везде покупал пластинки. Помню, как мы слушали Шаляпина у него дома, при этом Женя ещё и интересно рассказывал о судьбе артиста.

Ещё одна Женина черта мне очень импонировала – его любовь к собакам. У Глазковых всегда жили собаки, да не одна. Сначала Фрэй, чёрный красавец спаниель, потом появился персиковый афганец Перс А в нашей семье любимцем был далматинец Джерик. К собакам Женя относился, как к людям заботился, переживал, когда они болели, расчёсывал им шерсть, кормил, дрессировал… Он был с ними ласково-строг, и они любили его преданно. По вечерам мы выгуливали наших собак, уходили в лес, или в парк, или на Волхонку, и у нас было много времени для разговоров на разные темы. Женя был интересным собеседником Однажды он сказал: «Вот будет у нас в городе новая газета, предложу назвать её “Волхонка”». (И такая газета впоследствии появилась.) Женя был заядлый грибник, страстно любил лес… Он очень любил Богородский край, был его патриотом.

Женя много говорил о людях, которым выпала страшная доля сидеть или быть расстрелянными в ГУЛАГе. И одним из первых в нашем городе поднял эту тему на страницах газеты. Он никому не навязывал своего мнения, был терпим и снисходителен к людям И скромен. Мало кто знал, что Женя был сыном, а не однофамильцем известного русского поэта Николая Глазкова.

Может сложиться мнение, что я характеризую Евгения Глазкова как человека, лишённого недостатков. Но, я думаю, к таким людям, как Женя, нельзя подходить с обычными мерками…

Он озарял нас своим светом и внезапно, безвременно погас. Но этот свет, я уверена, остался в жизни людей, с которыми он дружил и работал. Этот свет остался в его поэзии, публицистике. И он не угаснет.

* * *

* * *