Читать книгу Смерть в баре - Найо Марш - Страница 5

I

Уочмен, Кьюбитт и Пэриш сидели в баре для почетных гостей и полдничали. Мисс Дарра в баре так и не появилась. Последний раз Кьюбитт и Пэриш видели ее у моря, где она, посасывая кисточку, не без самодовольства рассматривала свой ужасный этюд.

Похоже, она все еще работала, когда приятели, отправившись после утреннего сеанса на прогулку, столкнулись на холме с Уочменом и Децимой. Поэтому за ланчем Уочмену пришлось рассказать им слепленную на скорую руку фальшивую историю о неожиданной встрече с Децимой, а также о том, как они поругались, заспорив о перспективах развития левого движения Кумби.

Кьюбитт и Пэриш делали вид, что верят каждому его слову. Особенно в этом смысле преуспел Пэриш, с готовностью кивавший всякий раз, когда его кузен заканчивал очередную фразу. Но из-за всего вышеупомянутого обстановка за ланчем сложилась, прямо скажем, довольно напряженная. Это не говоря уже о том, что приятелям почти одновременно пришла в голову одна и та же мысль: их отношения дали трещину. К примеру, Норман Кьюбитт, который особенно остро воспринимал такие вещи, думал о том, что их компания разваливается, и они с Пэришем, обсуждая и осуждая втайне поступки Уочмена, будто отгородились от того невидимым барьером. Все это Кьюбитту очень не нравилось, и он для поддержания разговора даже пытался задавать какие-то вопросы, но всякий раз делал это невпопад, отчего витавшая над столом атмосфера дискомфорта только усиливалась. Уочмен отвечал на редкие вопросы вежливо, но сдержанно, как если бы разговаривал с малознакомыми людьми, и тем самым, казалось, еще больше отдалялся от приятелей. Короче говоря, к тому времени, когда к столу подали кофе и сыр, в комнате окончательно установилось неловкое молчание.

После ланча они даже отказались от вошедших у них в привычку посиделок в курилке. Кьюбитт сослался на то, что ему необходимо вернуться на пристань, чтобы завершить начатый набросок, Пэриш сообщил, что устал и хочет немного поспать, а Уочмен вышел из комнаты, пробормотав нечто маловразумительное относительно недописанного письма.

Таким образом, они не видели друг друга до самого вечера, когда вновь собрались в баре, чтобы выпить по коктейлю перед обедом. К этому времени рыболовные лодки уже вернулись с промысла, и бар был почти полон. Три молодых человека присоединились к местной публике и с удовольствием поддерживали разговор с рыбаками, лишь бы не оказаться вновь в своей компании наедине с невеселыми мыслями. Они знали, что обедать им предстоит вместе в закутке перед камином, и подсознательно оттягивали этот момент. Когда же последний моряк из местных, выпив «на посошок», сказал, что на море начинается шторм, и отправился восвояси, молодые люди, вновь оставшись втроем, будто в унисон вздрогнули от стука захлопывающейся двери и некоторое время сидели в полном молчании. Пэриш попытался, правда, затеять общий разговор, но поддержки не получил, поскольку, как недавно выяснилось, им было нечего сказать друг другу. Так, почти не нарушая тишины, они съели обед, после чего Уочмен вынул из кармана трубку и начал набивать ее.

– Что это? – неожиданно произнес Пэриш. – Только послушайте!

– Наверное, прилив начался, – процедил Уочмен. – И волны перехлестывают через прибрежные скалы Кумби-рока.

– Нет. Не похоже. Вы прислушайтесь.

В это мгновение тишину комнаты нарушил отдаленный тяжелый рокот.

– Может, это гром? – предположил Пэриш.

Некоторое время все молча вслушивались в доносившиеся до них звуки, потом Пэриш добавил:

– Чертов морской климат!

Что интересно, в деревне в это время все стихло, в атмосфере не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, воздух, казалось, неожиданно загустел и потяжелел, будто налившись свинцом, а шторы на окнах разом повисли, словно паруса в штиль. Возможно, именно по этой причине прозвучавшие за окном звуки шагов показались присутствующим особенно громкими. Тишина в комнате продлилась еще минуту, после чего обсуждение погоды возобновилось с новой силой.

Кьюбитт, нервно поведя плечами, произнес:

– Такое ощущение, будто некий великан где-то в Дартмуре начал бить колотушкой по гигантскому металлическому противню.

– Ничего не скажу насчет великанов, обитающих в Дартмуре, но в театре грозу изображают именно так, – заметил Пэриш.

– «В театре!» – с раздражением передразнил его Уочмен. – Только об этом и говоришь! Можно подумать, что на свете ничего кроме театра не существует.

– Боже! Что с тобой происходит? Злишься на меня из-за какой-то ерунды, – удивился Пэриш.

– Извини. Ты тут ни при чем. Просто атмосферное давление резко упало, – пробормотал Уочмен.

– Ненавижу грозы с громом и молнией, – признался Кьюбитт. – В такие минуты у меня появляется чувство, будто с меня содрали кожу и буря терзает мои обнаженные нервы. Мерзкое ощущение, должен вам заметить.

– А мне, наоборот, бури и грозы нравятся, – спокойно сказал Уочмен.

– Вот и поговорили. И последнее слово, как всегда, осталось за тобой, – произнес Пэриш, со значением посмотрев на Кьюбитта.

Уочмен поднялся с места и прошел к окну. В это время дверь распахнулась, и в комнату вплыла миссис Ивс с подносом в руках.

– Шторм, что ли, начинается? – осведомился Пэриш.

– Похоже на то, сэр. Небо потемнело прямо как не знаю что, – сказала миссис Ивс.

Следующий раскат грома показался собравшимся куда громче и длиннее предыдущих. Впрочем, миссис Ивс не обратила на это внимания, быстро убрала со стола и удалилась. Кьюбитт же вздрогнул, выбрался из-за стола и, подойдя к камину, облокотился о каминную полку. В комнате сделалось заметно темнее, нежели минутой раньше. Над крышей дома в сторону моря промчалась большая стая чаек, издававших неприятные резкие крики. Уочмен задернул шторы и присел на подоконник. По стеклу застучали тяжелые редкие капли начинающегося дождя. Скоро дождь усилился, и с улицы стали доноситься влажные всплески, похожие на аплодисменты.

– А вот и небесные хляби разверзлись, – произнес Пэриш, ни к кому особенно не обращаясь.

Снова распахнулась дверь, и в общественный бар, смежный с каминным закутком, вошел старина Абель Помрой.

– Готовьтесь к сильнейшему шторму, ребята, – пробормотал он себе под нос, начиная закрывать окна.

Во дворе полыхнула молния, на мгновение озарив комнату ярким неровным светом. Пэриш вскочил с места с такой поспешностью, что деревянные ножки его стула заскребли по полу.

– Говорят, – произнес он, – что если сосчитать секунды между вспышкой молнии и ударом грома, то можно определить, на каком расстоянии находится эпицентр грозы. – Потом, минуту помолчав, добавил: – Если этому верить, в данный момент нас отделяет от эпицентра не более четверти мили.

– Заткнись, Себ, ладно? Очень тебя прошу, – раздраженно бросил Уочмен.

– Нет, сегодня ты определенно не в себе, кузен, – откликнулся Пэриш и снова посмотрел на Кьюбитта. – Что, черт возьми, с тобой происходит?

Закрыв окна, Абель Помрой прошел в каминный закуток.

– Думаю, скоро здорово похолодает, – сказал он. – Если хотите, я зажгу камин, джентльмены.

– Мы сами запалим его, Абель, если сочтем нужным, – произнес Кьюбитт.

– Как скажете, сэр. – Абель внимательно посмотрел на Пэриша и Кьюбитта, после чего перевел взгляд на Уочмена, опиравшегося о подоконник и уставившегося в наполовину задернутое шторой окно.

– Полагаю, и это окно нужно закрыть, сэр. Глазом не успеете моргнуть, как сюда ворвется буря и потоки дождя хлынут в комнату. От бури шторами не спасешься…

– Хорошо, Абель. Я позабочусь об окне. Обещаю, – заверил Уочмен.

На улице снова полыхнула молния, залив мертвенным светом и двор, и комнату. На долю секунды перед глазами Пэриша и Кьюбитта предстал угольно-черный силуэт Уочмена на фоне деревьев и гостиничных построек. Чуть позже прозвучали два оглушительных громовых раската, а затем в комнате послышался шум дождя, нараставший с каждым мгновением.

– Вот и буря к нам нагрянула, – заметил Абель.

Он включил свет, пересек комнату и направился к двери.

– Похоже, Ледж все-таки останется сегодня у нас на ночь, – бросил старик на ходу.

Уочмен торопливо повернулся к нему.

– А что – мистер Ледж собирался уехать? – спросил он.

– Сказал, что его призывают важные дела в Иллингтоне. Только вряд ли он туда доберется на своей таратайке. Она у него протекает, как ловушка для лобстеров, так что ему лучше переждать непогоду в «Плюмаже» и отправиться в город завтра… Пойду закрою окна на верхнем этаже, а не то все комнаты зальет.

С этими словами Абель вышел в коридор.

Каминный зальчик наполнился громовыми раскатами и шумом дождя. Уочмен закрыл наконец окно и вернулся к столу, за которым обедал. Его волосы влажно блестели.

Кьюбитт положил в каминное чрево несколько кусков плавника, растопку и, поднеся к ней зажигалку, чиркнул колесиком. Растопка неуверенно, будто размышляя, а нужно ли это, занялась и начала медленно разгораться.

Снова распахнулась дверь, и все увидели в дверном проеме округлый силуэт ее милости Вайолет Дарры. Вода стекала с нее ручьями, образовав под ногами лужу, а цветастое платье промокло до такой степени, что облегало ее телеса подобно пленке растопленного масла. Нечего и говорить, что кудряшки у нее на голове распрямились и напоминали кусочки намокшей дранки, а пропитавшаяся дождевой водой широкополая шляпа больше походила на конусообразную шляпку гриба-поганки. В одной руке мисс Дарра сжимала ремень этюдника, а в другой держала кусок акварельной бумаги, с которого падали на пол бурые капли со смытого дождем наброска, изначально выполненного в ярко-красных и кобальтовых тонах. Кьюбитт подумал, что мисс Дарра в этот момент здорово смахивает на злую карикатуру из французского издания «La Vie Parisienne», высмеивавшего представительниц художественной богемы.

– Бедная, бедная мисс Дарра! – вскричал Уочмен.

– Да, бедная. Вы только посмотрите на меня! – горестно произнесла мисс Дарра, поворачиваясь во все стороны, чтобы публика могла хорошенько ее рассмотреть. – Я не только промокла до нитки, но и практически лишилась картины, над которой работала до самого вчера, ничего не замечая вокруг себя. Разумеется, я не заметила и того, что приближается буря, и когда загрохотал гром, а рядом стали полыхать молнии, перепугалась чуть ли не до смерти и помчалась со всех ног к гостинице, забыв и думать о каком-либо укрытии или защите. Так что сейчас мне нужно срочно подняться к себе и переодеться, дабы не травмировать психику собравшегося у камина почтенного общества своим ужасным видом.

Она еще раз оглядела себя, вздохнула, бросила исполненный лукавства взгляд на трех молодых джентльменов и исчезла в лестничном проеме, не закрыв за собой двери.

Уилл Помрой и два его приятеля вошли в «народный» бар с главного входа. Они носили зюйдвестки, куртки из пропитанного олифой брезента и издававшие хлюпающие звуки высокие резиновые сапоги. Уилл первым делом прошел к стойке и налил себе и знакомым парням по стаканчику крепкого. Пэриш тоже подошел к стойке и поприветствовал Уилла и рыбаков.

– Похоже, вам здорово досталось, – с сочувствием проговорил он, оглядывая потрепанные непогодой костюмы вновь пришедших.

– Точно так, мистер Пэриш, – подтвердил Уилл. – Это не буря, а настоящий шедевр природы, если подобное выражение в данном случае уместно. Боюсь, как бы тоннель не залило. А то нам завтра, чтобы выйти из деревни, придется его проныривать. – Потом повернулся к рыбакам и, поставив перед ними стаканчики, добавил: – Грейтесь, ребята! А я пока пойду переоденусь.

Он вышел из помещения через дверь частного бара, оставляя за собой мокрые следы. К себе, однако, он сразу не пошел, а остановился в коридоре около висевшего на стене телефона, и, поскольку дверь осталась открытой, сидевшие у камина слышали его голос, несмотря на шум дождя и раскаты грома.

– Привет, Десси! Кошмарный шторм, не так ли? Так что ты никуда сегодня на машине не езди. Застрянешь в тоннеле, слово даю. Да не шучу я – его почти затопило…

Уочмен, прислушиваясь к разговору, стал тихонько насвистывать какой-то развеселый мотивчик. Между тем в бар вернулся старый Абель и занял свое место за стойкой.

– Я бы сам к тебе пришел, – продолжал Уилл, – но не могу оставить отца без помощи. Из-за этой проклятой бури у нас наверняка соберется целая куча народа…

– Лично я не прочь выпить, – неожиданно сказал Уочмен.

– Хочешь прийти на своих двоих? – переспросил Уилл, прижимая трубку к уху. – Значит, говоришь, молний не боишься? Очень хорошо, если так… А уж как я буду рад – ты себе даже представить не можешь. Не волнуйся, Десси. Если промокнешь, у меня всегда найдется для тебя чистый сухой свитер. И еще: когда будешь уходить, скажи своим, что останешься у нас на ночь. Почему бы и нет? Все будет нормально, вот увидишь. Кроме того, мне нужно сказать тебе одну важную вещь. И не надо бояться воды. Я сам пойду и встречу тебя. Хорошо?

В коридоре послышался щелчок опускаемой на рычаг трубки. Потом Уилл просунул в дверь голову и сообщил:

– Десси хочет зайти к нам, отец, и я пойду ее встречу. Кстати, ты не видел Боба Леджа?

– Он сказал, что собирается сегодня вечером съездить в Иллингтон, сынок.

– Ни черта у него не получится. Он уже уехал?

– По-моему, все еще сидит у себя в комнате.

– Сейчас узнаю, – произнес Уилл. – Между прочим, я сказал Десси, что она может остаться у нас на ночь.

– И правильно сделал, что так сказал. Попроси миссис Ивс приготовить для нее комнату.

– Ну, тогда я исчезаю. – Уилл скрылся в темноте коридора.

– Он, видите ли, будет ее встречать, – добродушно пробурчал старый Абель. – Между тем от «Плюмажа» до фермы «Кэрри Эдж» добрых две мили. Да еще по такой погоде… Вот что любовь с людьми делает, джентльмены. Разве это не чудо?

– Еще какое, – кивнул Уочмен. – Эй, парни, кто-нибудь хочет выпить?

II

К восьми часам вечера общественный бар был забит полностью, а частный приближался к этому состоянию. Децима Мур и Уилл заглянули было в помещение, но минутой позже их увел наверх мистер Ледж, который определенно отказался от мысли ехать в Иллингтон. Потом мисс Дарра, переодевшись и высушив волосы, спустилась в зал и, расположившись около камина, занялась написанием писем.

Затем распахнулись двери, и в бар вошли два старых приятеля Абеля: местный полисмен Дик Оутс и бакалейщик Арт Гилл. Минутой позже к ним присоединился мистер Джордж Нарк – пожилой холостяк-фермер, чьи политические взгляды почти не отличались от взглядов Уилла Помроя, в связи с чем последний к нему весьма благоволил. Надо сказать, в юные годы мистер Нарк запоем читал литературу либерального и научного направления и вот уже в течение тридцати лет продолжал находиться под впечатлением от произведений Уинвуда Рида и Герберта Уэллса, а также нашумевшего в свое время научного издания «Эволюция человека». Правда, почерпнутая им из этих трудов информация по прошествии времени забывалась, упрощалась и схематизировалась, трансформировавшись с годами в некий набор простейших идей, которые авторы вышеупомянутых книг вряд ли бы признали своими, но мистера Нарка это не тревожило.

Между тем дождь продолжал лить, и мистер Нарк, войдя в помещение, громогласно заявил, что тоннель Оттеркомби окончательно затопило, вода перехлестывает через край и напоминает бурный горный поток.

– Какой стыд! – продолжал вещать на повышенных тонах мистер Нарк, стремясь привлечь к себе всеобщее внимание. – Ирригационная система находится в запустении вот уже десятки лет, и никому нет до этого никакого дела. Если так и дальше пойдет, то нас будет заливать как минимум трижды в год, но капиталистическому правительству, разумеется, на это наплевать. По науке, к Оттеркомби, уж если он лежит в низине, давно пора проложить современную автомагистраль с насыпью. Но разве капиталистическое правительство способно следовать советам науки? Нет, джентльмены, не способно. И знаете почему? Да очень просто: капитализм и наука – вещи несовместные.

– Гм, – пробормотал мистер Гилл.

– Только не надо «хмыкать»… Таков ваш хваленый капитализм, – продолжил мистер Нарк. – Тупой, надменный и невежественный. Предпочитает ставить латки в тех местах, где все нужно перестраивать заново. Но что вы хотите от общественной системы, которая платит рабочим гроши и позволяет наслаждаться всеми благами жизни лишь банкирам и аристократам, не пролившим за свою жизнь ни капли трудового пота? Так что до тех пор, пока некоторые будут подгребать все богатства мира под себя…

Тут мистер Нарк неожиданно замолчал и посмотрел на мисс Дарру.

– Извините, сударыня, – произнес он после минутного замешательства. – В пылу, так сказать, своего импровизированного выступления, навеянного безобразным состоянием наших дренажных устройств, я совершенно забыл о вашем присутствии.

– Ничего страшного, мистер Нарк, – успокоила его мисс Дарра, расплываясь в улыбке. – Я не очень состоятельная женщина и, не скрою, подчас с завистью поглядываю на людей, у которых есть деньги.

– Во всем виновато правительство, – заявил мистер Нарк, – лишающее нас даже тех благ, что рекомендованы наукой.

– В этом смысле, – вступил в разговор констебль Оутс, – все правительства одинаковы. Взять, к примеру, хотя бы европейскую канализацию…

– Канализацию? – переспросил мистер Нарк. – Какое она имеет отношение к тому примитивному обществу, в котором мы живем? Если разобраться, мы все еще животные.

– Гм, – сказал мистер Гилл. – Вот как? Мы, оказывается, животные…

– А что вы думаете? – не на шутку разошелся мистер Нарк. – Да будет вам известно, у каждого человека до сих пор имеется рудиментарный хвостик!

– Даже если он имеется, – проговорил констебль Оутс, – чего я лично не признаю…

– Спросите об этом мистера Кьюбитта, который, будучи художником, несомненно, изучал скелет человека на современной стадии эволюции. Забыл, как эта штука называется на латыни, но она тем не менее есть у всех нас. Не так ли, мистер Кьюбитт?

– О да, – торопливо подтвердил Кьюбитт. – Вы совершенно правы, мистер Нарк.

– Так-то вот, – удовлетворенно произнес мистер Нарк. – Все мы, в сущности, обезьяны. Только передние лапы у нас не такие длинные, поскольку мы отучились от привычки висеть на деревьях.

– А что вы можете сказать относительно человеческого языка? – полюбопытствовал констебль.

– Оставим пока эту тему, – сказал Нарк. – Лучше попытаемся осмыслить тот факт, что у человеческого зародыша есть жабры. Прямо как у рыбы.

– Но это не делает нас всех обезьянами, не так ли?

– Ваши слова симптоматичны и кое-что демонстрируют.

– Что именно?

– А то, что вам не хватает общего образования. В нормальном же государстве образовательная система построена таким образом, что там даже полицейский знаком с теорией эволюции и подобных вопросов не задает. В России, к примеру, это называют научным подходом к жизни.

– Не понимаю, как знание того, что у человека есть рудиментарный хвост, а на стадии зародыша имелись жабры, может помочь мне получить сержантские лычки, – заявил мистер Оутс. – Лично мне больше нравятся уголовные дела. Бывают такие интересные, – тут констебль обвел взглядом свою маленькую аудиторию, – что лучше любого криминального романа. Впрочем, их я тоже люблю. Перечитал, можно сказать, целую кучу. А там обычно все складывается так: молодой констебль волею случая обнаруживает труп или оказывается на месте убийства. Его начальство, ясное дело, звонит в Скотленд-Ярд, и не проходит и часа, как констебль оказывается в компании какого-нибудь известного сыщика, который ведет расследование. Сыщик, разумеется, обращается за советами к констеблю и приходит в восторг от его наблюдательности и верных умозаключений. Одно могу сказать: мне очень бы хотелось, чтобы и со мной приключилось нечто подобное, и я раскрыл какое-нибудь преступление в Иллингтоне или Оттеркомби. Кстати, о констеблях. Пора и мне, несмотря на непогоду, сделать обход деревни, посмотреть, как обстоят дела на пристани, а потом собственными глазами взглянуть на эту чертову дыру, именуемую тоннелем Оттеркомби. Может, там не все так плохо, как утверждают некоторые? Короче, парни, я к вам еще вернусь и дам отчет по всей форме.

С этими словами мистер Оутс надел шлем, застегнул макинтош, зажег свой фонарь и ушел в бурю.

– Бедняжка, – проворковала мисс Дарра со своего уютного места перед камином. – Несладко ему придется, ох как несладко.

– В разумно управляемом государстве… – начал было мистер Нарк, но его слова заглушил раскат грома. Одновременно освещение в комнате сделалось тусклым и зыбким, поскольку неожиданно упало напряжение – и волоски в некоторых лампочках стали гореть вполнакала, а в некоторых уподобились крохотному тлеющему угольку.

– Черт бы побрал это электричество, – проворчал старый Абель Помрой. – Стоит только подняться шторму, так или на подстанции какая-то авария случается, или провода где-нибудь рвутся, или распределительный щит начинает барахлить. Как бы нам не пришлось сидеть всю ночь при свечах… – Тут он повернул голову к лестнице и крикнул: – Уилл! Эй, Уилл! Ты меня слышишь?

В ответ с верхнего этажа донесся бодрый голос Уилла, после чего лестничная клетка словно по волшебству осветилась, а еще через минуту или две в бар спустились Децима Мур и Уилл с зажженными керосиновыми лампами в руках.

– Догадался уже, о чем ты хлопочешь, – с ухмылкой сказал Уилл, прикручивая фитилек своей лампы, так как электрическое освещение вдруг обрело былую яркость. – Одну лампу на всякий случай поставим в частном баре, а другую – в общественном. Между прочим, Боб Ледж раскладывает сейчас по всему дому тряпки, поскольку кое-где начал протекать потолок. В частности, в комнате самого Леджа. Но когда мы к нему вошли, он сидел, устремив взгляд в пространство перед собой и, казалось, ничего этого не замечал. Пришлось его растолкать и отправить за тряпками и ведрами. А еще мы взяли с него слово, что он обязательно спустится в бар.

Уилл посмотрел на Уочмена и со значением в голосе добавил:

– Мы сказали, что нам его будет очень не хватать, правда, Десс?

– Совершенно верно, – ответила девушка.

Уочмен перевел взгляд на Дециму, но та отвернулась от него и заговорила о чем-то с Уиллом.

– Разумеется, появление мистера Леджа будет только приветствоваться, – заявил Уочмен. – Я все еще тешу себя надеждой, что мне удастся побить его в игре «Вокруг циферблата».

Через две-три минуты в бар, спустившись по лестнице со второго этажа, вошел мистер Боб Ледж собственной персоной, держа в руке еще одну керосиновую лампу.

III

На следующий день после шторма все посетители «Плюмажа» прилагали максимум усилий к тому, чтобы восстановить последовательность событий предыдущего вечера с того момента, когда в частный бар спустился мистер Ледж с лампой в руках. Но что интересно, их истории в силу тех или иных причин отличались одна от другой. Очень может быть, что главной причиной подобного разнобоя в показаниях явилась бутылка «Курвуазье‘87», которую старый Абель Помрой принес из погреба. Это произошло, когда мистер Гилл уже отправился домой, а мистер Оутс вернулся в «Плюмаж» после инспекционного похода по деревне, который сам констебль именовал «обходом».

Дискуссию в баре затеял слегка подогретый алкоголем Уочмен. Ему, похоже, удалось наконец преодолеть владевшее им мизантропическое настроение, и он сделался столь же доброжелательным и разговорчивым, каким мрачным и молчаливым был до этого. Короче говоря, он стал рассказывать случаи из адвокатской и судебной практики, а так как делал это очень хорошо, то через минуту или две посетители частного и общественного баров сосредоточили на нем все свое внимание. Более того, публика в «народном» баре в буквальном смысле сгрудилась у стойки лишь для того, чтобы лучше его слышать и видеть. И было из-за чего, поскольку он повествовал о наиболее известных уголовных процессах последнего времени, о странных преступниках и свидетелях и, наконец, о собственных особенно нашумевших делах, которые, как считалось, принесли ему звание королевского адвоката. Что интересно, имен своих подзащитных он не называл, лишь описывал их внешность и черты характера, показавшиеся ему особенно любопытными.

Себастьян обыкновенно говорил, что в лице его кузена театр лишился великого актера. Прав он был или нет, неизвестно, но Уочмен действительно обладал глубоким, хорошо поставленным голосом и отличной мимикой, и с его подачи герои рассказов превращались в реальных живых людей, а не становились плоскими картонными персонажами из комиксов. Под конец Люк рассказал, как один раз после вынесения вердикта, гласившего, что дом его подзащитного должен уйти с молотка, он на собственные средства выкупил хранившиеся в погребе три дюжины бутылок старого бренди, чтобы хоть немного «подсластить пилюлю» клиенту.

– Кстати, к вопросу о бренди «Курвуазье», – сказал Уочмен, как бы подводя итог. – Восемьдесят седьмой – самый удачный год для этого сорта.

– У моего кузена Брайони, – заметила сидевшая в отдалении у камина мисс Дарра, – был лучший винный погреб в графстве Клер. Разумеется, до того как на беднягу обрушились неприятности.

Уочмен в смущении на нее посмотрел.

– Что с вами, мистер Уочмен? – спокойным голосом осведомилась мисс Дарра. – Неужели вы меня не заметили?

– Тысячу извинений, леди, но боюсь, что не заметил.

– О каком бренди вы говорили, сэр? – спросил старый Абель.

Уочмен механически повторил: «Курвуазье восемьдесят седьмого», – после чего Абель сообщил, что у него самого в погребе стоят две или три бутылочки «Курвуазье» урожая этого года.

– Приобрел на распродаже выморочного имущества, когда стряпчий Пейн из Дидлстока приказал долго жить, – объяснил Абель. – Их оказалось в погребе с полдюжины, и мы с тамошним сквайром поделили добычу. Уже год, наверное, к ним не притрагивался…

К этому времени Уочмен выпил уже три «Требл Экстра», но казался совершенно трезвым, хотя, похоже, был совсем не прочь опьянеть. Неожиданно Пэриш впал в боевой раж и предложил Абелю держать пари на гинею относительно того, что бренди у него в погребе никак не может быть «Курвуазье’87».

Абель, решив доказать, что это именно «Курвуазье’87», взял свечу и отправился в погреб.

За время его отсутствия в помещении произошли некоторые перемены. Уилл Помрой перешел из общественного бара в частный, хотя и не проявлял большого интереса к рассказам Уочмена. Что касается мистера Леджа, то последний перебрался поближе к камину и, усевшись на стул с высокой спинкой, стал читать книгу о действиях Красной Армии в Северном Китае. Уочмен же подсел к Кьюбитту и затеял с ним спор относительно высшей меры наказания. В скором времени к дискуссии на эту тему присоединились Децима, Пэриш и мистер Нарк. Что интересно, Кьюбитт, Децима и Пэриш образовали одну сторону в споре, а Уочмен и мистер Нарк – другую.

– Это научная необходимость, – заявил мистер Нарк. – Страну необходимо основательно вычистить. Избавимся же от балласта и ненужного человеческого материала, говорю я. Кстати, Сталин тоже так думает.

– И Гитлер, если уж на то пошло, – усмехнувшись, сказал Кьюбитт. – Вы ведь имеете в виду массовые казни, не так ли?

– Даже массовые казни могут быть справедливыми и несправедливыми, – заявил мистер Нарк. – Справедливые – это когда казнит революционное правительство. Потому что остаться в живых должны только те, кто годен для революционного дела.

– Боже! О чем только он говорит! – воскликнул Кьюбитт. – Определенно это не по теме.

– Вот именно. Разговор, кажется, шел о применении высшей меры наказания в нашей стране, – напомнила Децима.

Во время спора девушка неоднократно апеллировала к Уочмену, но не напрямую, а как бы опосредованно. Он же сразу подхватывал разговор и вел его так, будто в баре никого, кроме него и Децимы, не было.

– Совершенно верно, – согласился с ней Уочмен. – Или вас, мой ученый друг, здесь что-то смущает?

– Лично я, – сказала Децима, вновь поворачиваясь к Кьюбитту, – считаю смертную казнь демонстрацией слабости.

– А я – ужасом и варварством, – бросил Кьюбитт.

– Действительно, – проворковала мисс Дарра со своего уютного места перед камином. – Вы правильно сказали, что это варварство. И до тех пор, пока мы будем отвечать на убийство убийством, душегубство будет продолжаться до скончания веков!

– Ваша правда, мисс Дарра, – произнес Кьюбитт, подавляя смешок. – Смертная казнь суть уступка дикарю, живущему в каждом из нас.

– Ерунда, – быстро проговорил Уочмен. – Это обыкновенная экономическая целесообразность.

– Ага! – воскликнул мистер Нарк с лицом человека, хватающегося за соломинку. – Наконец-то вы высказали свое мнение.

Распахнулась дверь, и в бар вошел Абель с бутылкой в руке.

– А вот и я, джентльмены, – возгласил он. – Это тот самый бренди, о котором говорил мистер Уочмен, и в этом не может быть никаких сомнений. Извольте сами взглянуть.

Уочмен осмотрел бутылку.

– А ведь вы правы, Абель.

– Просто великолепно, если так, – вскричал Абель. – Давайте продолжим священнодействие и откроем ее. У вас есть бокалы для бренди? Нет? Ну и наплевать. Небольшие стаканы подойдут как нельзя лучше… Бутылка, кажется, слишком холодная, но мы согреем ее содержимое теплом наших рук и сердец.

Абель откупорил бутылку.

– Я оплачу ее распитие, – объявил Уочмен. – И не надо мне возражать, Себ. Полагаю, Абель и Уилл должны к нам присоединиться.

– Благодарю за столь любезное предложение, сэр, – сказал Абель.

– Боюсь, – вставила Децима, – я не слишком люблю бренди. Не стоит тратить его на меня.

– Что в таком случае будете пить вы?

– Прошу извинить за то, что не смогу поддержать компанию, но я, пожалуй, воздержусь пока от выпивки.

– Бедняжка, – пробормотал Уочмен.

– Десси выпьет со мной безалкогольного имбирного эля, – неожиданно сообщил Уилл Помрой.

– Со мной, – произнес Уочмен. – Итак, восемь порций бренди, Абель, и две бутылочки имбирного эля.

– При таком количестве воздержавшихся я рискую напиться, Люк, – заявил Кьюбитт.

– Пожалуй, я тоже откажусь от бренди, мистер Уочмен, – проговорила мисс Дарра. – Уж извините. Побуду какое-то время ханжой.

– Но что-нибудь другое вы выпьете?

– Присоединюсь к марафону по распитию безалкогольных напитков, – с улыбкой ответила мисс Дарра.

– В таком случае шесть порций бренди, Абель, – сказал Уочмен. – Первые три налейте сразу, а следующие три – чуть позже.

Абель начал разливать бренди. Все присутствующие внимательно следили за этим процессом.

Дождь продолжал лить как из ведра, но раскаты грома стали удаляться.

Уочмен взял первую порцию бренди, подошел к Леджу и поставил стаканчик на стол рядом с его локтем.

– Надеюсь, вы присоединитесь к нам, мистер Ледж?

Ледж посмотрел на стаканчик с бренди, после чего перевел взгляд на Уочмена.

– Большое спасибо за заботу, – откликнулся он. – Но дело в том, что мне необходимо еще кое-что сделать и…

– Давайте забудем о работе хотя бы сегодня, – произнес Уочмен. – И, черт возьми, напьемся! Ведь вам нравится хороший бренди, не так ли, мистер Ледж?

– Это мой любимый сорт. – Ледж сжал стаканчик своими мозолистыми ладонями, поднес к лицу и понюхал. – Чудесный букет.

– Я знал, что вы оцените этот сорт по достоинству.

– Ваше здоровье, – сказал Ледж и пригубил бренди.

Все прочие, за исключением мистера Нарка, тоже сделали по маленькому глоточку и одобрительно крякнули. В этот момент мистер Нарк поднял свой стаканчик.

– Желаю вам доброго здоровья, долгой жизни и счастья, сэр, – возгласил он и опустошил стаканчик одним глотком. Потом с шумом втянул в легкие воздух и выпучил глаза, словно увидел нечто удивительное.

– Этот бренди нельзя пить залпом, Джордж, – заметил Абель.

Мистер Нарк помахал рукой и снова с шумом втянул в легкие воздух.

– До чего же крепкий, – хрипло прошептал он секундой позже. – Если не возражаете, мистер Уочмен, я запью его водой.

Но до воды мистер Нарк так и не добрался, поскольку сразу же расплылся в улыбке и начал хихикать. Вслед за ним начали хихикать Кьюбитт, Пэриш и Уочмен. Когда первые шесть порций «Курвуазье’87» отправились по назначению и были усвоены организмом, в баре сразу сделалось шумно, разговоры стали вестись на повышенных тонах, но смысла в них поубавилось. Уочмен предложил перед следующей выпивкой сыграть в игру «Вокруг циферблата».

Пэриш напомнил ему о трюках, которые практикует Ледж при игре в дартс.

– Если ты согласишься изображать из себя мишень, – сказал Пэриш, – то и я соглашусь. И если он в меня попадет, то пусть тебе будет стыдно.

Между тем мистер Ледж пробормотал нечто вроде того, что он вовсе не против игры в дартс.

Тогда Уочмен снял с каминной полки горшок со стрелками.

– Послушайте, – он повернулся к собравшимся. – Я играю в дартс ничуть не хуже всех вас. И даже, возможно, не хуже мистера Леджа. Если он побьет меня в игре «Вокруг циферблата», то я обещаю, что приложу руку к мишени и позволю ему обвести ее контур стрелками. Договорились, мистер Ледж?

– Ну, если вы не боитесь, – с усмешкой произнес Ледж, – то я тем более. Только я хотел бы получить новый набор стрелок.

– Боюсь ли я? – воскликнул Уочмен. – Да после этого бренди я готов хоть с самим чертом сразиться.

– Бесстрашный Люк! – вскричал Пэриш.

Абель сунул руку под полку с посудой, достал маленькую коробочку и швырнул ее на стойку бара.

– Совсем новые стрелки, ребятки, – объявил он. – И самые лучшие. Привезли из Лондона незадолго до начала бури. Даже распечатать еще не успел. Пока вы будете играть старыми в «Циферблат», я расправлю на них перышки, а уж обновит их лично Боб Ледж – лучший мастер игры в дартс, какого я только знаю.

С этими словами он сорвал нитку с коробочки и распечатал ее.

– Начнем, мистер Ледж? – предложил Уочмен. – Надеюсь, вы помните о нашем уговоре?

– Еще бы, – ответил Ледж. – Уговор есть уговор.