Читать книгу Никто не избегнет блаженства. Часть первая - Нелли Горицвет - Страница 23

****

– Да, мама, я в курсе того, что есть Стихии, – ответила я наконец. Но мне непонятно одно: каким макаром отцу удалось завладеть одним из субтильных тел, и почему тогда другие покойники не могут?

– Это не покойники, нет, ни в коем случае не называй их так, и это не души мертвецов – не путай! – терпеливо сказала мама. – Это энергия воспоминаний об умерших родственниках, а в нашем, частном случае – воспоминаний о твоем отце. Его так называемый эгрегор образовался благодаря нам с тобой, а не благодаря личности покойного отца. Что же касается ответа на вторую часть вопроса: отнюдь, сканы душ других умерших тоже могут становиться видимыми. Но, увы, в наши дни это случается все реже и реже. Видишь ли, эгрегоры изначально обладают свойством воплощаться в человеческом облике. Но этот дар зависит от почитания умершего потомками, от культуры уважения предков. Лишь единицы из эгрегоров самостоятельно находят способы образовывать тела, черпая силы из воспоминаний о себе – причем, добрых и недобрых. Чаще всего им кто-то помогает…

– Но кто, в таком случае, впервые помог эгрегору отца принять зримый образ, если не ты? – выдохнула я, широко раскрыв глаза.

– Ох, ну ты и сама в состоянии догадаться, Коко! – чуть насмешливо сказала мама, нетерпеливо при этом вздохнув, – при жизни Арсений мог напрямую общаться с одной весьма экстравагантной представительницей Огненной Стихии. Думаешь, она не оказывает ему содействия в стремлении обрести плоть и видимость после смерти? – И мама многозначительно оглядела нас обоих, – разве Этьен тебе не все про нее разжевал – что она за личность?

– Выходит, Лилиана разыскала отца после его трагической гибели и обучила воплощениям? Но каким образом он, принадлежащий – насколько я понимаю – к стихии Воздуха, ухитряется втискиваться в ее огненную оболочку? Разве ему не нужна родная, воздушная форма? – попыталась я рассуждать логически. – А, следовательно, ее присутствие не играет особой роли…

– Стоп-стоп-стоп! Не торопись. Начнем с того, что кое-чему Лилиана обучила его еще до смерти. Ну а во-вторых, в светящееся тело человек может войти в любое – независимо от Стихии. Хотя, конечно, в близкое тебе по природе ты лучше врастаешь, а чужеродное причиняет твоему эгрегору некоторые неудобства. Само по себе это неудивительно, ведь чуждые тебе Стихии плохо тебя слушаются и порою отказываются помогать. То есть при контакте с ними у тебя возникает ощущение, сродни тому, что ты чувствуешь, надевая тесную обувь и растирая ноги в кровь. Помогает усмирить буйство Стихий лишь обращение к животворящему кресту…

– То есть необходимо принять христианскую веру?

– Я говорю сейчас не о вере, не об этической стороне вопроса и тем более не о политике, – отмахнулась мама, – а о тайных знаниях древних мудрых. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, в чем истинная разница между пентаграммой и крестом? В пентакле человек как бы провозглашает себя пятой Стихией, одним из лучей звезды, понимаешь? На равных с природными силами, забывая о том, что ему подобное могущество не подвластно. Равновесие Стихий смещается в сторону человека, и это приводит к разрушению гармонии, которое начинается с уничтожения законов природы и заканчивается гибелью самого человека.

А в животворящем кресте – имеется в виду равнолучевой кельтский крест, а не церковный – человек помещен в эпицентр перекрестья сил, которые усмиряют в нем мятежные страсти. Вода располагается супротив Воздуха, Земля напротив Огня, а человек, находящийся посередине, черпает Силы из равновесия противоборствующих Стихий. Лишь сильный духом способен пить этот источник и заряжаться от него, оставаясь самим собой, слабый же утратит свою индивидуальность и превратится в тупое рабочее животное, лишенное не столько пороков, сколько творческого начала. У сильной личности хватит мудрости держать Стихии под контролем, не растворяясь в них, и однажды она сможет узреть извечный вихрь Сил – крест, закручивающийся по спирали. И не страшны ей станут тогда перемены погоды, магнитные бури, причуды лунного календаря, затмения, порчи, сглазы и прочие, и прочие препятствия…

– Но причем тут порчи, сглазы и колдовство? – изумилась я и украдкой взглянула на Этьена, развалившегося на диване в непринужденной позе рядом с кучей снимков – тот молча внимал рассказу, нахмурив брови и не поднимая глаз. – Ты же знаешь, что я не верю во всякие байки насчет разбитого зеркала, и даже религии противопоставляю науку. А суевериям – и подавно.

– В таком случае, читай больше современной научной литературы и анализируй прочитанное, – отрезала мама. – Не обязательно бить зеркала или чертить пентаграмму на полу – она и так уже есть в голове у чародея. Когда колдун творит ворожбу, то он, вне зависимости от своего вероисповедания, совершает одно и то же действо: выводит собственную личность из центра креста и превращает в пятую Стихию – то есть в оружие. Например, он помещает себя супротив Воды, желая наслать на деревню волчанку и мор. Тогда Воздух оказывается ничем не уравновешен и начинает крушить все, что встает у него на пути. Но безумец уже не контролирует набранную силу, и она способна, в конце концов, обрушиться на самого колдуна в виде того же поветрия или Смерча. Это все равно, что не справиться со шлангом, извергающим водопад. Так черная магия поражает нас самих.

Сказанное произвело на меня сильное впечатление.

– Жаль, что в Евангелии не написано о свойствах кельтского креста, тогда бы я знала, – прошептала я, восхищенно глядя на маму. Теперь она казалась мне словно сошедшей с древних каменных изваяний: открытый высокий лоб, утонченные изгибы бровей, огромные зеленые глаза, изящные крылья магнетически прямого носа. Ни дать ни взять – Богиня.

– И Библию можно уметь читать между строк, – наставительно заметила мама, – Иисус, к примеру, был зачат от Святого Духа всех четырех Стихий сразу, или, говоря теологическим языком, от эманации четырех Начал. Илья Пророк – только лишь от Стихии Воды. Чудотворцы умели подчинять себе вихрь Стихий, ничего об оном, не ведая – такова была сила христианской веры. А обычному современному человеку приходится подстраиваться под биоритмы природы, слушая Луну, Солнце и звезды. Иными словами, под гороскоп. Ему так легче. Хотя, в результате, все это только усложняет жизнь, поскольку отнимает у человека волю и разум.

– Но каким образом? – удивилась я.

– Ну, например, когда мы говорим о несовместимости характеров по гороскопу, то, как правило, имеем в виду наши отрицательные качества: лень, вспыльчивость, непостоянство, неряшливость. А если мы искореним в себе недостатки и начнем жить по заповедям Христовым, то даже самые зловещие предсказания окажутся против нас бессильными. Могут ли два человека поссориться, пусть они даже и несовместимы по гороскопу – если, скажем, один дружелюбный, а другой щедрый? То-то. Так что тем, кто руководствуется принципами человеколюбия, никакой гороскоп не страшен. Но, увы, все мы живые люди со своими слабостями…

– Между прочим, Лилиана настроена категорически против самопровозглашенного Бога – падшего Ангела – иначе, Узурпатора, поскольку тот угнетает Шаровые Молнии! Вам это известно? – подал, наконец, голос Этьен, отрываясь от диванной подушки и распрямляя спину.

– Так ведь она-то меня всем этим теологическим премудростям и научила, – улыбнулась мама. – Впрочем, понятие «Бог» тоже в данном случае сугубо научное. Лилиана выступает против определенных Сил, в христианстве именуемых демонами. Силы эти по могуществу равны Херувимам и Серафимам, Престолам и Властям, и они пытаются подчинить себе Первостихии – Начала.

А если смотреть в более раннем, языческом аспекте, то Лилиана далеко не против Перуна, Зевса, Тора или Индры. Она лишь против доминирующей воли любого Божества. К счастью, однако, всякий языческий Бог подобен человеку: в нем есть и хорошее, и плохое. Плохое – в смысле, не демоническое, а деструктивное. Иными словами, пагубное для здоровья телесного и духовного. Понятие демонического же, возникшее в постязыческую эпоху, означает, прежде всего, властное начало, притесняющее свободолюбивый разум, лишающее индивидуум свободы выбора. И если языческого Бога еще можно задобрить подношениями и тем самым смягчить его суровую натуру, то в христианстве для Дьявола культ его – это самоцель, то есть ему в первую очередь важна сама идея доминирования, авторитаризм личности. Вот где кроется безудержная сатрапия, проистекающая из дьявольской гордыни! Примером такой власти может служить Люцифер, эксплуатирующий мыслящую, но еще не родившуюся в небе, не созревшую и не оформившуюся в виде шара молнию.

Природа линейных молний – исключительно огненная, а природа Шаровых Молний – полуогненная-полуземная, ведь изначально большинство Шаровых Молний возникает при солнечном дне, и чаще всего в эпицентре будущих землетрясений. Это своего рода момент перехода массы в энергию. И момент рождения разума у Стихии. Но затем они растут и умнеют, набирая силу и вес из электричества, сотворенного человеком. А также, впитывая перуновы стрелы. Генезис данного процесса очень непрост и требует отдельного разговора…

Но мы, кажется, отвлеклись от темы, – мама улыбнулась, окинув нас быстрым взглядом, – сейчас ведь речь идет об Арсении – не так ли, Этьен? И о том, какую форму он примет. Все субтильные тела идентичны своей сути, – продолжала она, собирая фотографии, сортируя их по стопкам и вправляя назад в альбом, – внешне они выглядят в той или иной мере прозрачными. Сиречь ты запросто можешь увидеть панораму заднего фона сквозь эгрегор человека, помещенного в какое-либо субтильное тело. Правда, то, что представляет собой эта картина, зависит от Стихии, потворствующей эгрегору – во всяком случае, так мне Арсений объяснил механизм восприятия эгрегоров. Причем, объяснил совсем недавно, словно предчувствуя надвигающиеся события особой важности, для которых пригодятся эти знания.

Итак, по порядку. Если твой умерший – человек Воды, то он способен воплотиться в видимого эгрегора самостоятельно, не прибегая к помощи Архангелов, лишь находясь в непосредственной близости источника воды. Любого источника – неважно там, чистый океан или мутная лужа. Образ его будет серебрист и переливчат, словно сотканный из жидкости, а краски и детали окружающего мира станут просвечиваться сквозь него, точно сквозь аквариум – дрожа и преломляясь…

– Этими свойствами обладают и Архангелы, – невольно вставил Этьен, – и я тоже могу… впрочем, извините. Продолжайте, пожалуйста.

– У существа Воздуха во чреве вы узрите бушующее живое Торнадо, – продолжила мама, ободряюще улыбнувшись Этьену, – и если сквозь его «призрак» вы поглядите на дерево, то удивитесь: ветки начнут сами собой раскачиваться, листья – облетать. Конечно, это особого рода иллюзия, вы увидите лишь возможный вариант предстоящих событий. Но стоит эгрегору отойти в сторону от дерева – снова перед вами затишье, солнышко светит, листья шелестят.

Субтильное тело Огненной Стихии слегка окрашено золотистым свечением. Снаружи оно искрится крапинками, а если посмотреть сквозь него, то все предметы окажутся излучающими тепловизорное пламя: кругом затрепещут огоньки мерцающей, расцвеченной радугой ауры.

Тело Земли способно зрительно расщепить любой предмет до уровня клеточно-молекулярной структуры. То есть земной эгрегор – это одновременно и микроскоп, и рентген. И здесь вы можете использовать его по полной программе – если, конечно, договоритесь с ним. Например, ты, Конкордия, могла бы изучать сквозь эгрегор Земли больных животных – справа от объекта будет выводиться гистограмма. А ты, Этьен, через него же смог бы узреть великую силу любви Земли к Солнцу, взирая на распадающуюся урановую руду, посылающую свои излучения в космос. И так далее, и тому подобное.

Что касается твоего отца, Коко, то его «воздушное» тело будет достаточно плотным, потому как Лилиана подпитает его еще и приличной порцией энергии Огня.

– Ни фига себе! – вырвалось у меня. – Но ведь это довольно болезненная процедура, насколько я понимаю. А папу Лилиана, часом, не испепелит?

– Ничего страшного, – деланно равнодушным и слегка ироничным тоном произнесла мама, – у твоего бесшабашного папочки при жизни был длиннющий период общения с этой любвеобильной и весьма темпераментной особой – одного десятка таких добрых контактов хватило бы за глаза, чтобы приспособиться и притереться телами абсолютно во всех смыслах.

– Мама! – рассердилась я, тревожно взглянув на Этьена. – Как тебе не стыдно!

– Пустяки, – улыбнулся мужчина и развел руками, – что поделать. Она и сейчас такая же темпераментная, все развлекается…

Как я уже упоминала, отправляясь сюда и размышляя в полете о предстоящем разговоре, я никоим образом не могла предположить, что маме известны все мельчайшие подробности и детали отношений моего отца с Шаровой Молнией. В принципе, если уж быть совсем точной, то я вообще до этого дня не подозревала о том, что мама от меня что-то скрывает. Почему она раньше мне никогда не рассказывала об Иване, Этьене, тайных знаниях? Потихоньку бы вводила в курс дела – я бы привыкла. Я бы все поняла!.. Однако события развивались с такой скоростью, что удивляться, обижаться или анализировать мне было некогда.

Так как же все-таки мама относится к Лилиане: ревнует ли она отца к ней? Ненавидит ли ее, умело скрывая при этом свои чувства? Что означает это последнее, вскользь брошенное, довольно циничное и саркастичное мамино замечание? Ведь Лилиана, если вдуматься, невольно стала причиной гибели целого самолета от того, что в ее лоне молниеносно столкнулись два зародыша, два заряда, а потом, вследствие аккреции, один малыш нейтрализовал и поглотил другого. Одновременно сдетонировал и взорвался мой отец, которого не предупредил обещанный телефонный звонок – иначе бы он не сел в самолет, а ушел бы в безопасное для окружающих место. И как мама относится к моей дружбе с Этьеном?..

– Мы с Лилианой сотни раз все это обсуждали, – словно читая мои мысли, произнесла мама, – мы с ней, если можно так выразиться, сроднились в общем горе, и она уже много лет помогает мне в работе, используя свои Силы. А я, в свою очередь, убеждаю ее не винить себя в случившемся: роды Шаровой Молнии ведь так непредсказуемы! Только представьте: вначале роженица с неимоверной скоростью мечется по мирам, без конца пересекая настоящее, прошлое и будущее. Ей становится все теснее и теснее в пространстве. Потом она, наконец, выстреливает своим плодом, куда ни попадя, интуитивно обратив свой взор в место, которое у нее вызывает особо романтические воспоминания. По завершении родов энергия Молнии иссякает, и она разряжается, как отработанная аккумуляторная батарея, угасая на долгое время. И так распорядилась судьба, что Лилиана угодила твоим братом-близнецом, Этьен, именно в «Конкорд» – в область неизбежной детонации Арсения. После чего ты исчез, и мы полагали, что ты тоже взорвался вместе с самолетом – по сути ведь, мог произойти двойной взрыв – словом, мы сочли, что ты погиб. И не сразу сообразили, что это не так.

Губы у моего товарища задрожали, но он заговорил твердым и звонким голосом, донесшимся словно откуда-то из глубины, из центра Вселенной:

– Я тоже несколько месяцев… или лет… считал себя мертвым. Метался туда-сюда, путешествовал меж звезд. Длительное время жил то в прошлом, то в будущем, на различных планетах, которые считал своими родными домами. Не имея ни малейшего понятия, из какой я эпохи! Мне было очень одиноко, и у меня совершенно не было друзей: большинство людей в ужасе разбегались от меня, принимая за привидение, когда я возникал прямо в воздухе на короткую жизнь в несколько минут дождя… Трудно сказать, сколько мне лет. Я измеряю возраст лишь накопленным опытом. Правда, лишь однажды, в детстве – а надо сказать, что до десяти лет я вообще ни разу не развоплощался благодаря огненному молоку матери – помнится, я умудрился подружиться с одним пилотом. Даже попросил его нарисовать мне барашка. То был удивительный человек. Он очень серьезно воспринял мою просьбу и разговаривал со мною на равных, а не как с ребенком – другие взрослые вряд ли бы на такое пошли. Но он очень быстро улетел по своему спецзаданию, а позже я узнал, что его самолет разбился. Герой утонул в океане, исчез бесследно, и вот я опять остался один…

– Да! Именно благодаря тому знаменитому летчику, изучив его рассказ и сопоставив все факты, мы впервые тебя и опознали, – вставила мама, – и поняли, что ты жив. Лилиана сообразила, что тебя забросило не так уж далеко – всего лишь в 1942 год, о чем поведала мне и Ивану. Мы втроем занялись поисками, напали на след…

… – а потом я встретил Глорию, – продолжал Этьен, словно не замечая маминой реплики. Я с трудом сдержалась, чтобы не вздохнуть, и лишь крепче стиснула руки: не стоит посвящать маму в это дикое безумие любовных грез Этьена, – и тогда у меня появился смысл жизни!

– Глория? А кто это? – наморщила лоб мама.

– Это девушка Этьена, – быстро ответила я, – блондинка с веснушками.

– Что ж, Этьен. Я от души надеюсь, что она для тебя подходящая пара, и у вас все сложится хорошо.

Я поспешила вновь заняться рассматриванием альбомов со снимками, громко шелестя страницами, чтобы как-нибудь отвлечь внимание матери от лирических фантазий Этьена. Похоже, в их электрической семейке страсти протекают особенно бурно и весьма оригинально. Впрочем, чувства Этьена достаточно юны и чисты – не то, что пикантные извращения импульсивной дамочки Лилианы…

Однако маме о страданиях молодого сына Шаровой Молнии лучше не знать. Хватит с того, что она разумно и с пониманием отнеслась к прошлому моего отца и нашла в себе мужество подружиться с матерью Этьена. Редчайшая рассудительность с ее стороны.

А между тем, мама, как ни в чем не бывало, продолжала отвечать на самые каверзные вопросы Этьена.

Оказывается, еще при жизни моего отца обе они – Миролада и Лилиана – просили Ивана переселиться к нам, в гостевую спаленку, расположенную рядом с моей детской: мол, мы могли бы жить все вместе, вчетвером, в одном большом доме. В планы родителей входило, чтобы Шаровая Молния периодически навещала нас, а на ночь останавливалась у Ивана в его комнатке – если он того пожелает. Но робкий и застенчивый отец Этьена, как объяснила мать, не смог вынести дружбы с обычной семейной четой на фоне своей неопределенности в отношениях с Лилианой, не мог простить моим родителям ироничного отношения к той возвышенной страсти, которой он жил и которую боготворил. Иван слишком любил Лилиану, несмотря на ее похотливую натуру. И он предпочел уйти в тень.

– Ах да, совсем забыла, – воскликнула мама, и, выхватив из моих рук альбом, сделала то, о чем я едва успела подумать, – вот это тебе на память, держи! – и она протянула моему другу несколько старых товарищеских снимков, похожих на тот, что был у меня. Молодой человек с благодарностью их принял.

Молодой человек… Теперь я понимаю, что это лишь внешняя оболочка. А вообще, есть ли способ определить точный возраст Этьена? Принц Грозы кажется едва ли не пареньком из-за худобы и нежной улыбки озорных глаз, но в то же время его лицо совершенно не имело признаков возраста. Двадцать девять ему или пятьдесят? Это только женщины по-настоящему владеют искусством быть вечно молодыми – особенно теперь, когда разработана оздоровляющая сыворотка для увеличения продолжительности жизни. Все, кому удалось наскрести денег на процедуры омоложения организма – восстановили тургор кожи… Интересно, как я буду выглядеть, когда рожу? Да и рожу ли? Вряд ли. Эрик-то детей не хочет…

– Ну а теперь, дорогие мои, сходите, погуляйте. Да: не забудьте взять фонарик на обратную дорожку, а то скоро темнеть начнет, – прервала мои размышления мама. И возвращайтесь приблизительно часам к девяти. Тогда мы и свяжемся с отцом. А сейчас, с вашего позволения, – и она встала, поворачиваясь к двери, – пойду работать. У меня в питомнике лисята, оставшиеся без матери, не кормлены. Уже три лисицы умерли, не вынеся жары нынешнего лета. Когда же оно кончится, бесконечно вечное Глобальное Потепление? – с этими словами мама покинула библиотеку. Сквозь окно мы успели заметить, как она быстрым шагом направилась по тропинке к метеостанции, возвышавшейся над клетками с животными, с яркой дамской сумкой в одной руке и старым корабельным фонарем – в другой.

Мы не спеша двинулись вдоль холла. В помещении было прохладно, и не хотелось его покидать. Я вообще любила это обиталище мамы, старинную усадьбу Медуницыных, ее предков. Славный дом с исконно русским укладом. Таких почти не водится с тех пор, как из-за климатических перемен приличная часть населения Земного шара, оставшаяся в живых, переселилась в Россию, превратив ее центральную полосу в космополитический проходной двор, а Сибирь и тундру – в Новую Европу. Даже здесь на, юге, посреди неровного горного рельефа, умудрились понастроить на каждой крыше пентхаузы и кафэшки, ангары и гидропонические парки. Цивилизация – это, конечно, хорошо, да вот только не уединишься теперь в своем частном владении за высоким забором: сверху ты, как на ладони. Загораешь, а тебя снимают! Поэтому-то я так и люблю свою засиженную голубями «недостройку», одну из немногих в нашем интернациональном северном городке, еще не облюбованную ни людьми из высшего общества, ни дикарями-руфферами, предпочитающими в нынешнее жаркое лето ютиться на крышах.

Неплохо получилось. Кому мне это посвятить? Эрику, что ли? Перебьется! Подпишу лучше «Для Этьена». В конце концов, у него тоже голубые глаза. Вот только показывать не буду, а то еще неправильно поймет, возомнит о себе невесть что…