Читать книгу Cекрет Коко - Ниам Грин - Страница 6

И вот я вхожу в холл отеля «Сентрал»: сумочка от «Шанель» надежно спрятана в моем потертом кожаном рюкзаке, а я теряю дар речи при виде того, каким прекрасным стало это место с тех пор, как в прошлом году за него взялась Кэт. Возможно, с виду этот отель не так презентабелен, местами нуждается в покраске, но выглядит он по-прежнему очень стильно. О гостинице моей подруги уже появилось немало хвалебных отзывов на популярнейшем сайте для путешественников TripAdvisor. Туристы называли ее очаровательным местом с неповторимой атмосферой, которая воцарилась там исключительно благодаря Кэт.

Моя подруга всегда совершенно ясно представляла, как должна выглядеть эта гостиница и что для этого нужно делать. Проблема заключалась в том, что ее видение вступало в противоречие с традициями, заложенными ее отцом. Его представления были актуальными разве что в позабытые всеми 1970-е годы. Она же хотела придать гостинице гламурный шик, сделать из нее что-то вроде отеля-бутика, и с тех пор, как отец отошел от дел, все усилия прилагала для того, чтобы создать для семейного дела новый имидж. Старомодное фойе превратилось в уютное и гостеприимное лобби. На окнах висят роскошные тяжелые портьеры, их жемчужный цвет прекрасно сочетается с лакированным паркетом и стенами нежно-лилового цвета. Золотистые бархатные диваны, на которых разложены бордовые подушечки, создают теплую и уютную атмосферу. А когда в огромном высоком камине разводят огонь и красивые торшеры начинают излучать мягкий свет, ощущение просто потрясающее – не чета ужасным красно-коричневым узорчатым коврами и дешевым обоям розового цвета, которые были здесь прежде.

Я помогла Кэт обставить всю гостиницу, а она в ответ повесила возле рецепции небольшую благодарность в рамочке, в которой выражала свою признательность и рекомендовала нашу лавку своим посетителям. С ее достаточно скромным бюджетом подобное преображение было бы практически невозможным, но я постепенно подбираю для нее все необходимое на аукционах. Эти самые торшеры достались мне почти за бесценок, равно как и массивное зеркало в позолоченной раме, занявшее целую стену. За последнее я заплатила сущие копейки, потому что оно никому не было нужно – мало у кого найдется место для такой громадины. Кэт хочет добыть еще одно такое же – но подобные вещи встречаются не так часто. И все же я не унываю и продолжаю поиски. Кэт говорит, что иногда я превращаюсь в настоящую ищейку, когда дело доходит до предметов старины, – и в этом она права. Для меня «Сентрал» стала вторым родным домом, как лавка Суона, и теперь я повсюду разыскиваю вещи, которые смогли бы украсить эту гостиницу и раскрыть все ее возможности.

Я направляюсь в бар, в который Кэт также вдохнула новую жизнь – теперь его интерьер украшают шикарные кожаные банкетки, освещение здесь мягкое, приглушенное. Он по-прежнему остается излюбленным местом встреч жителей Дронмора, хоть большинство его завсегдатаев и поджимают недовольно губы при виде всех этих новшеств. Вот уже много лет эта барная стойка спасает местных от хмельных последствий свадеб, похорон и крестин, лечит душевные раны рассорившихся влюбленных, скрепляет джентльменские соглашения и наблюдает за редкими кулачными боями. Если бы только эти стены могли говорить, им было бы о чем рассказать!

– Привет, Коко!

Что-то я замечталась – передо мной незаметно появился Лиам Дойль, управляющий бара-ресторана. Как и всегда, он одет в черный костюм поверх слишком уж обтягивающей рубашки, его дородное лицо заливает нездоровый румянец – он выглядит точь-в-точь как школьник, которого поймали на чем-то недостойном.

– Привет, Лиам, – вздрогнув, здороваюсь я в ответ. Любит же он подкрадываться незаметно! Не знаю почему, но от него у меня мурашки по коже.

– Ищешь ее высочество? – ухмыляется он.

– Ну да, ищу, – отвечаю я.

– Она там, – он кивает в сторону дальнего угла, где Кэт как раз беседует с незнакомой молодой парочкой. – Свадьба. Хотят пожениться здесь, а не в церкви. В жизни большей глупости не слышал.

– Многие сейчас так делают, Лиам, – протестую я. – Я бы сказала – подавляющее большинство.

Он и вправду большой ханжа и лицемер. Неудивительно, что Кэт терпеть его не может.

– Не понимаю, зачем вообще нужна вся эта суета. Ни к чему хорошему такая церемония не приведет.

Краешком глаза я замечаю, что Кэт уже прощается с будущими молодоженами и машет мне рукой, приглашая присоединиться. Лиам исчезает из моего поля зрения в ту же секунду, так же незаметно, как и появился минутой ранее.

– Привет, – здоровается Кэт, когда я подхожу ближе. – Хочешь чего-нибудь выпить? Слава Богу, я на сегодня уже закончила.

– Да, было бы неплохо, – соглашаюсь я, усаживаясь напротив нее.

Кэт подзывает молодого бармена, и вскоре нам уже приносят белое сухое «Пино Гриджио».

– Господи, мне это было просто необходимо, – довольно мурлычет она.

– Тяжелый день? – спрашиваю я.

– Не то чтобы очень, все как всегда. Опять разборки с персоналом, тут и рассказывать нечего.

– Лиаму не нравится, что ты собираешься устраивать здесь гражданские церемонии, – тут же ябедничаю я и оглядываюсь через плечо, опасаясь, что он может меня услышать.

Моя подруга закатывает глаза:

– Ему придется с этим смириться. Только так мы сможем развиваться дальше, и не важно, что он там себе думает.

– А ты крепкий орешек! – восхищаюсь я.

– Приходится, в этом бизнесе нельзя иначе. Кроме того, я мать троих детей, меня ничем не запугаешь.

– Кстати, о птичках: рассказывай. Нас ведь прервали тогда, в лавке.

– Ха! С чего бы мне начать… – вздыхает она.

– Неприятности в раю?

– Близнецы в ажиотаже из-за грядущей вечеринки в их честь, которая, к слову, еще совсем не готова. А Марк и вовсе превратился в мой ночной кошмар.

– Что случилось?

– Ничего конкретного, но он как будто ненавидит меня, – расстроенно признается она.

– Он не ненавидит тебя, – пытаюсь я поддержать подругу.

– Я уже в этом не уверена, Коко. Он совсем меня не слушает. Каждый раз, когда я пытаюсь вызвать его на разговор, он выводит меня из себя. Его будто подменили – даже Дэвид так говорит.

– Он ведет себя как все подростки, – успокаиваю ее я.

– Я так беспокоюсь за него. Ну, то есть он же не останется таким на всю жизнь? Не будет вот так ругаться с нами днями и ночами? Не уверена, что смогу с этим справиться. – Кэт качает головой и делает еще один глоток вина.

– Это просто такой период в жизни, скоро все закончится, – говорю я, искренне надеясь, что в моем голосе не прозвучало ни капли снисходительности. – Ты всегда была великолепной мамой. Наверное, так положено – поспорить немного с родителями, прежде чем остепениться.

– Даже не знаю… Все в последние дни из рук валится.

– Может, его просто нужно оставить в покое ненадолго, – предлагаю я.

– Я и так не слишком-то его беспокою! – раздраженно фыркает она, я умолкаю и выразительно смотрю на нее. – Прости, он не выходит у меня из головы, Коко.

– Послушай, он просто взрослеет, ему многое приходится переосмысливать. Плюс гормоны бушуют. А это всегда доставляет массу неудобств.

– Что ж… Думаю, лучше мне найти пару книжек по этому вопросу и хорошенько их изучить, – решительно заключает она.

– Думаешь, это поможет? – спрашиваю я.

– Точно не повредит. Не могу сидеть сложа руки. Мы ведь такими не были в его возрасте, да? – говорит она.

– Я уже и не помню – это было так давно, – грустно смеюсь я в ответ.

– Да уж! Только представь – мы окончили школу пятнадцать лет назад. С ума сойти. Надо бы устроить в этом году встречу выпускников – ведь мы даже на десятую годовщину выпуска не собирались.

– Я сразу пас, – отказываюсь я. – В любом случае, разве тебе нечем больше заняться?

– Да ладно тебе, было бы любопытно увидеть всех наших! За исключением разве что Моники Моллой. Я рассказывала, что она хотела добавить меня в друзья на «Фейсбуке»?

– Ты серьезно? – удивленно выдыхаю я.

– Кроме шуток! Как она только посмела, неужели думала, что мы сможем быть друзьями после всего, что она обо мне наговорила.

Моника – наша бывшая одноклассница, ей страшно нравилось давать беременной Марком Кэт всякие гадкие прозвища. Дело было не только в этом – просто ей тоже нравился Дэвид. Она – номер один в нашем черном списке людей, которым мы желали мучительной смерти. В этом списке компанию ей составляют монахиня, которая заставила нас пробежать десять кругов вокруг баскетбольной площадки за то, что мы не разбирались в ирландской грамматике, и акушерка, которая решила, будто Кэт вовсе не нужно обезболивающее во время родов. Подумать только, какая разношерстная компания в нем собралась.

– Эта корова Моника теперь живет в Нью-Йорке, – рассказывает Кэт, делая еще глоток вина.

– А ты откуда знаешь? – удивляюсь я. Мы годами не слышали никаких новостей о Монике – с тех самых пор, как окончили школу и разлетелись кто куда.

– В «Гугле» пробила, – невозмутимо отвечает она, самодовольно усмехаясь. – Попробуй и ты как-нибудь на досуге. Удивительно, что можно узнать о людях. Я о половине нашего класса там много чего интересного вычитала.

– Быть того не может!

– Правда-правда. Кое-кто добился успеха. Лора Мэнган стала большим человеком – директором по корпоративному управлению в каком-то нью-йоркском банке, а Сопля О’Брайен – теперь важная шишка в Лондоне.

– Господи, поверить не могу, Луиза О’Брайен! Я совсем о ней забыла! А почему мы вообще ее так прозвали? – лихорадочно пытаюсь вспомнить я.

– Из-за Джона Джо Макгуайра по прозвищу Сопля, разумеется.

– Ах да, Джон Джо. Как я могла о нем забыть, – смеюсь я.

Джон Джо Сопля – вот уж в чьем носу это богатство никогда не переводилось. Он был здоровенным детиной, но Луизу это ничуть не смущало – в пятом и шестом классах они были не разлей вода. Совсем недавно он унаследовал от отца ферму, целых три сотни акров. Любопытно, не жалеет ли теперь Луиза о том, что бросила его и уехала учиться в дублинский колледж?

– Только подумай… Они все путешествуют по миру, а мы с тобой сидим здесь, в старом добром Дронморе… – Кэт вся как-то поникла, внезапно осознав эту страшную правду.

– Но ты ведь об этом не жалеешь? – спрашиваю я.

Она молча смотрит на меня, и от меня не укрывается тоска в ее взгляде.

– Не думаю, – в конце концов говорит она, но ее ответ звучит как-то неубедительно. – А ты никогда не мечтала о том, чтобы твоя жизнь сложилась иначе?

– Да нет, – пожимаю плечами я.

– Коко Суон, – качает головой моя подруга. – Я никогда еще не встречала человека, который был бы так же привязан к своему прошлому, как ты.

Я заливаюсь румянцем – в ее голосе явно чувствуется осуждение.

– Да ладно тебе. Нет ничего особенного в том, чтобы любить свой родной город.

Кэт улыбается:

– Ты всегда была такой милой чудачкой.

– До тебя, настоящей чудачки, мне еще далеко, – парирую я, и она заливается веселым смехом. Я рада, что мне удалось ее развеселить – на ее плечи возложили слишком большую ответственность, с которой она справляется с большим трудом.

– Ладно, хватит уже о моих детях, бедах и прочей ерунде – что у тебя стряслось? О чем хотела рассказать?

– Да, у меня и вправду есть парочка новостей… – Я едва сдерживалась все это время, чтобы не упомянуть о найденной сумочке, потому что ей было нужно выговориться по поводу проблем с Марком, но я просто сгораю от желания поделиться с ней новостью.

– Я знала! – Ее глаза загораются от восхищения. – Вы с Томом решили снова сойтись? А я говорила Дэвиду. Говорила, что ты еще передумаешь! Он уверял, что я ошибаюсь, а я чувствовала…

– Ты шутишь, Кэт? – Когда она понимает, насколько далека была от истины, повисает неловкая тишина.

– Так вы не сходитесь? – с поникшим видом переспрашивает она, уголки ее рта разочарованно ползут вниз, как у мультяшного персонажа.

– Ну конечно же нет! Как только тебе такое в голову пришло? – по-прежнему возмущенно спрашиваю я.

– Ты же сказала, что у тебя новости… Думаю, вполне резонно было предположить… – она не знает, куда глаза спрятать, чтобы не встречаться со мной взглядом.

– Твое предположение оказалось неверным.

– Прости. Мне просто казалось, что ты еще можешь передумать, вот и все.

– С чего бы вдруг? – резко осведомляюсь я.

– Такое бывает, – пожимает плечами она. – В смысле, многие расстаются, а потом сходятся обратно.

– Но только не мы, – решительно отвечаю я.

– Скажи… Неужели ты не скучаешь по нему, Коко? – спрашивает она, теперь уже смотря мне прямо в глаза. Она пытается углядеть на моем лице хоть какие-то признаки того, что я лгу ей о своих истинных чувствах. Кэт искренне убеждена, что может раскрыть любой обман за десять секунд – говорит, что все дело в языке тела.

– Есть немного, – честно признаюсь я. – Но между нами все было кончено уже очень давно, еще до его отъезда, и ты это прекрасно знаешь.

Кэт всегда ужасно нравился Том, но она любила его на расстоянии. Мы никогда не проводили время вместе, вчетвером, хотя они с Дэвидом частенько пропускали по пинте за дружеской беседой.

– Но ведь он отличный парень. И с ума по тебе сходил, – уговаривает она. – Да чего скрывать, он просто находка!

– Да, отличный парень, ты права. Но он всегда шел своей дорогой. Я тебе уже об этом сотню раз рассказывала.

– А что, если ваше расставание было ошибкой?

– Не было.

– А как же… дети?

Я чувствую, как у меня волосы встают дыбом. Как же я устала от тех, кто считает, что теперь я обречена на одиночество на веки вечные.

– А что с ними?

– Из Тома вышел бы прекрасный отец, – сокрушается она. – Он бы с детьми носился, как курица с яйцом. Иногда я даже думаю, что…

– Кэт, – прерываю я ее беспочвенные фантазии, – я никогда не говорила, что хочу детей. Ты слышала, чтобы я хоть кому-нибудь такое говорила?

Она задумчиво вертит в пальцах бокал и вдруг выпаливает:

– Иногда мне кажется, что… – Тут моя подруга резко умолкает.

– Кажется что? – с нажимом спрашиваю я.

– Ничего. Это не мое дело. Не хочу совать нос, куда не надо.

– Бога ради, скажи уже. Мое терпение вот-вот лопнет.

– Хорошо. Не обижайся, но иногда я думаю, что ты попросту побоялась выйти из своей комфортной зоны.

– Не в этом дело.

– Разве? Подумай хорошенько, Коко. Том – прекрасный человек, он тебя готов был на руках носить. Знаю, переезжать на другой континент – действительно страшновато, но можно ведь было отнестись к этому как к величайшему приключению в своей жизни. Нельзя же прятаться в вашей лавке вечно.

– Я не прячусь в лавке.

– Уверена? – Она сверлит меня взглядом, который мне почему-то нелегко выдержать.

– Я не хочу больше об этом говорить, – пресекаю я все дальнейшие поползновения, чувствуя, как мои щеки заливает краска. Кэт, возможно, и лучшая моя подруга, но иногда она перегибает палку.

– Как скажешь, – вздыхает она. – Если тебе действительно этого хочется. Я просто не хочу, чтобы тебе пришлось потом об этом жалеть.

Моя подруга берет бутылку и наполняет наши бокалы вином.

– Давай-ка начнем сначала, – улыбается она. – О каких новостях ты хотела мне рассказать?

Я лезу в рюкзак, чтобы достать сумочку, хотя и не могу никак избавиться от чувства, что радость от моей величайшей находки несколько омрачена всеми этими разговорами о Томе. Когда я вытаскиваю элегантную 2.55 из чехла, Кэт реагирует незамедлительно.

– Ого! – восклицает она, ее глаза широко раскрываются, как у персонажа из какой-нибудь пантомимы. – Боже, она настоящая?

– Мы с Рут уверены, что настоящая, – подтверждаю я, повергая ее в шок. – Купила ее несколько дней назад на аукционе. Она лежала в коробках со всяким хламом. Мы почти уверены, что это коллекционная «Шанель» из первых моделей.

– Господи! До чего же круто! Я бы за такую убила! – смеется она и берет меня за руку. – Серьезно. В буквальном смысле слова, так что держи ухо востро, когда будешь домой возвращаться. Тебя могут при совершенно загадочных обстоятельствах ударить, скажем, битой по голове, очнешься – а сумочки и нет.

– Знаешь, я еще не решила, стоит ли оставить ее себе, – говорю я.

– Что? Почему? – удивляется она.

– Я чувствую себя виноватой, – вздыхаю я. – Точнее, это Рут заставляет меня так думать.

– Виноватой? – переспрашивает Кэт. – С ума сошла? Почему это ты виновата?

Хотелось бы мне забыть о чувстве вины, но никак не получается. Хоть я и нашла эту настоящую сумочку от «Шанель» совершенно случайно и, возможно, о ней мечтают все девушки мира – я не исключение, – но я не могу просто оставить ее себе и радоваться этому счастливому стечению обстоятельств. А что, если кто-то ищет ее, не жалея сил и оплакивая потерю?

– Должно быть, она попала в мои коробки по ошибке, – продолжаю я, не выпуская сумочку из рук. До чего же она красивая…

– Может, и так. И что с того? – недоумевает она.

– Не знаю, смогу ли жить с мыслью о том, что кто-то потерял такую вещь.

– Господи, Коко, ты же деловая женщина. Нельзя так переживать за незнакомых тебе людей – в этом нет никакого смысла. Да и как знать, откуда взялась эта сумка? Это вообще не твои проблемы!

– А Рут считает иначе.

– Глупости. Ты не несешь никакой ответственности за то, как кто-то обращается со своими вещами.

– А вдруг ее кто-нибудь ищет?

– Если бы искали, то догадались бы обратиться к аукционисту, а уж через него добрались бы и до тебя, точно тебе говорю.

Может, она и права – в конце концов, после аукциона прошло уже несколько дней, и Хьюго всегда ведет записи о продаже каждого лота.

– Возможно, – неуверенно отвечаю я.

– Говорю тебе, оставляй ее себе, – настаивает она, забирая у меня сумочку, чтобы получше рассмотреть. – Выглядит роскошно, тебе давно уже нужна такая вещица. Мы всегда думали, что тебе просто необходима сумочка от «Шанель» – чтобы имени соответствовать, помнишь? А знаешь, что я думаю? Мне кажется, это судьба, Коко. А против судьбы не попрешь, даже не спорь.

Я сразу вспоминаю о том, что сразу мне пришло в голову, как только я повесила сумочку на плечо – что ее мне послало само провидение. Но оставить ее себе – тоже неправильно.

– Может, это и судьба. А может – чье-то катастрофическое невезение, – признаю я.

– Нет, не бери в голову. Это судьба. На сумочке написано твое имя – она создана для тебя. Говорю тебе, расслабься и получай удовольствие.

– Не сомневаюсь, ты бы так и сделала, – смеюсь я.

– Боже, когда-нибудь и я порадую себя этой крошкой. Как думаешь, сколько ей лет? – спрашивает она, рассматривая сумочку на расстоянии вытянутой руки.

– Первые модели появились в феврале 1955 года – потому их и назвали 2.55. Мы думаем, что наша вполне может оказаться одной из них, быть может, даже одним из пробных экземпляров. Уже успели почитать кое-что в старых книгах о Шанель, что остались от мамы.

– С ума сойти!

– Не то слово. А видишь этот потайной карманчик внутри? Шанель сделала его для того, чтобы хранить в нем свои любовные письма – во всяком случае, так говорят.

– Боже, как романтично, да? В наше-то время любовных писем уже не пишут. Да что там писем – я уже даже романтичной смс-ки от Дэвида сто лет не видела! Молчу о том, чтобы он попытался в сообщении как-нибудь соблазнить меня.

– Кэт! – хихикаю я. – А вы не слишком взрослые для таких сообщений?

Пока мы болтаем, я показываю подруге подкладку сумочки и вдруг замечаю, что молния на потайном кармашке для писем немного приоткрылась. И вот я пытаюсь закрыть ее и чувствую, что под тонкой тканью что-то есть. Я подношу сумочку поближе к глазам.

– Что там? – спрашивает Кэт.

– В нем что-то есть. Я раньше как-то не замечала…

Я запускаю руку в кармашек и нахожу там сложенный лист бумаги. Осторожно достаю его оттуда. Он тонкий, почти прозрачный, заметно, что его складывали так бесчисленное множество раз. Неудивительно, что я не сразу его заметила – он невесомый, как перышко.

– Это письмо? – шепчет Кэт. – Глазам своим не верю. И что же в нем написано?

Я медленно и бережно разворачиваю найденный лист бумаги.

– Читай же его скорее, ради бога! – торопит меня подруга.

– Не уверена, что стоит это делать. Вдруг там что-то личное.

– Не глупи! – кричит Кэт. – Ты должна прочесть его, если ты этого не сделаешь, то это сделаю я! Давай сюда.

– Нет, – протестую я и прижимаю письмо к груди. – Я его нашла, значит, мне и читать.

– Так давай, чего ждешь? Знака свыше? Должно быть, это самое настоящее любовное письмо! – Она буквально подпрыгивает от нетерпения, и я начинаю опасаться, что подруга просто вырвет тонкую бумагу у меня из рук.

– Хорошо, хорошо, погоди секунду… – Я делаю глубокий вдох и начинаю разбирать размашистый, уверенный почерк.

Ноябрь 1956 года

Солнышко мое,

смотрю на тебя и ясно вижу, что ты станешь единственной моей любовью. Заглянув в твои прекрасные голубые глаза, такие нежные и такие ясные, я понимаю, что сердце мое навеки отдано тебе. Мы будто бы давным-давно знакомы, как две души, что были вместе совсем в другой жизни. Как же хорошо нам было бы вместе, любовь моя, но тем сильнее горечь разлуки. Я пишу тебе, а мое сердце разбито – ведь сегодня нам придется расстаться. Пришло время прощаться.

Пожалуйста, не забывай, что всей душой я жажду быть с тобой, держать тебя в своих объятиях и не отпускать, но это невозможно. Я всегда буду помнить тебя, ты – мое сердце. Как могу я забыть свое сердце?

Я молюсь о том, чтобы в один прекрасный день мы снова нашли друг друга, и о том, чтобы снова взять тебя за руку.

С любовью…

– Господи, боже мой! – восхищается Кэт. – Несчастные влюбленные. Как трагично!

– И подписи нет. – Я переворачиваю письмо, но и там не обнаруживается никаких опознавательных знаков.

– Кому бы ни принадлежала эта сумка, должно быть, ее хозяйка стала для автора письма источником истинного вдохновения, – продолжает моя подруга. – В его словах столько страсти… Как печально.

– Интересно, почему им пришлось расстаться. – Я снова переворачиваю лист бумаги, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Но нет, ничего нет. Сколько же это письмо пролежало в сумке? Теперь нам этого не узнать. Нам не за что зацепиться, мы понятия не имеем, кто же написал его – у нас есть только эти короткие строки, исполненные боли.

– Посмотри, какая старая, пожелтевшая от времени бумага, – говорит Кэт. – Оно хранилось тут годами, может быть, даже с того самого дня, когда было написано. Наверное, она всюду носила его с собой. Интересно, читал ли его кто-нибудь, кроме нее и нас с тобой?

– И что же мне делать? – ошеломленно спрашиваю я. – Оно такое… личное.

Кэт задумчиво смотрит куда-то вдаль:

– Как думаешь, они когда-нибудь встретились снова? Вернулся ли он за ней?

Я тоже даю волю воображению: это письмо такое искреннее и трогательное, что мне кажется, будто мы не имеем права вторгаться в личную жизнь этих людей. Это все равно что прочесть чей-нибудь дневник – ты знаешь, что не должен этого делать, но попросту не можешь удержаться.

– Боже, какими же романтичными были раньше люди, – продолжает Кэт. – Как в кино. А в наше время самый романтичный поступок, которого можно ждать от мужчины, – это чтобы он тебе пульт от телевизора подал.

Я не могу сдержать смех – ведь она права. Есть что-то старомодное в подобном проявлении чувств – должно быть, романтика и вправду умерла, во всяком случае, со мной ничего такого в жизни не случалось.

– О чем думаешь? – многозначительно смотрит на меня Кэт.

– В смысле? – Я сразу понимаю, к чему она клонит.

– Ты никогда не умела скрывать свои эмоции, Коко Суон. У тебя вечно все на лице написано! Теперь ты чувствуешь себя еще более виноватой?

Я смотрю на нее, потом снова на сумочку, которую держу в руках.

– Наверное, – соглашаюсь я.

– Послушай, тот факт, что ты нашла это письмо, еще не означает, что ты не можешь оставить себе сумочку. Это вообще не имеет никакого значения!

Я киваю, но на душе у меня скребут кошки. А что, если в том, что я нашла сумочку – а вместе с ней и письмо, – есть какой-то сакральный смысл? Что, если я даже представить себе не могу, куда приведет меня эта находка?