Читать книгу Любовь… с двух сторон - Ник Сполдинг - Страница 3

Господи, у нее изо рта несет так, будто кто-то распахнул врата преисподней…

Эта мысль мелькнула первой, когда мы с Изабель встретились в четверг вечером у паба «Дж. Д. Уэзерспун». Вторая была о том, что я прикончу Джеки, как только попаду в нашу контору, то есть в понедельник.

– Тебе надо познакомиться с моей подругой Изабель, – заявила пару недель назад эта лицемерка, это исчадие альтруизма, пока мы тоскливо топтались у кофемашины. – Кла-а-ассный экземпляр. Вы будете отличной парой!

И я попался, кретин.

Хотя знаю Джеки как облупленную. Знаю, что она всеми восторгается, всему радуется, ее оптимизм ничем не проймешь. Мне бы сразу сообразить, что хваленая Изабель не может быть безупречной, как греза. Джеки и Гитлера считала бы классным парнем, если бы фюрер поменьше юдофобствовал и страстно обличал бы любовные шашни знаменитостей.

Я устало подавил брезгливость. Ведь уже два года мыкался один. В столь плачевном состоянии духа сложно сохранять трезвость ума.

Два года…

Невероятно. Так долго я еще не простаивал. А холостяцкие перекусы? «Порция на одного» из супермаркета «Асда». Я слопал их сотни, если не тысячи.

Если честно, после Карлы на любовные эскапады меня долго не тянуло. Дьявольские повадки бывшей пассии на несколько месяцев отбили всякую охоту. Став одиноким капитаном, я радовался, что из дома выветрился едкий запах серы.

Увы, любая благодать постепенно приедается. Мужчина чахнет без уютной близости достойной женщины.

Достойной я считаю ту, у которой отзывчивое сердце и беспроблемная кожа. А уютной близостью – это когда достойная отзывчиво штурмует мой главный пик, причем нагишом. Болезненный разрыв с Карлой здорово охладил эмоции и прочистил мозги. Но как убедить его, родимого, что полезно иногда и расслабиться? Этот трудоголик постоянно наготове.

Джеки, мерзавка, могла бы по-свойски предупредить, что норка у Изабель размером с медвежью берлогу, ведь мне предстояло иметь дело с неопознанным объектом и действовать, можно сказать, наобум.

Однако не будем забегать вперед. Итак, вопреки порывам апокалиптического смрада, я решил не привередничать, просто сел так, чтобы на меня не дышали, примерно в футе от источника миазмов. Но тут Изабель чмокнула меня в щеку (изуверский обычай!), и я снова оказался у самых врат ада. К счастью, успел задержать дыхание и живенько отпрянул.

Изабель смотрелась неплохо, хотя дымчато-бурые, мышиного окраса волосы были слишком туго собраны в хвост, натягивая кожу на лбу и на скулах. Просто какая-то косметическая экзекуция. Я чуть не прослезился от жалости. Вот сиськи у нее были действительно классные, едва не вываливались из брони тесноватого поролонового лифчика. Черная блузка вся топорщилась от мелких складочек, бордовая юбка еле прикрывала почти квадратную задницу. Выбор вечерних развлечений был небогат: либо поторчать с ней часик в баре, либо тащиться домой, где меня ожидали очередной тубус чипсов «Принглс» со вкусом барбекю и секс под вывеской «полюби себя сам».

С унылым вздохом я распахнул перед Изабель дверь паба.

– Пасибо бэльшое. Да ты жентлмен, – сказала Изабель. Видимо, запах, бушующий в ротовой полости, каким-то образом мешал нормальной артикуляции.

– Не стоит благодарности, – выдавил я с кривой улыбкой.

Плетясь следом, я невольно пялился на квадратную задницу. Эта похожая на ящик жопень воспринималась как символ моих постоянных неудач в интимных делах.

– Что будешь пить? – спросил я, когда мы оказались в довольно измызганном зале. Спросил, втайне надеясь, что она закажет пинту «Листерина» (освежитель для рта большей убойной силы мне не знаком).

– Двойную порцию водки с «Ред Буллом» накатишь, милый?

Эх, ей бы «Листеринчику».

Через пять минут Джейми Ньюман и его новая подружка уже сидели в одном из мерзопакостных закутков, сооруженных вдоль задней стенки паба. Стол оказался почти чистым, зато на нем имелась вырезанная ножиком надпись: «Пит дрочит – великан торчит». Резьба была филигранной, над ней корпели не меньше часа.

Может, кто-то и считает, что выходные начинаются вечером в четверг, а не в пятницу, но эти мечтатели явно предпочли данному пабу другой. А тут скучища, мертвее Элвиса из панк-шедевра «Элвис мертв». Из клиентов – только я со своей смердоносной телкой. И еще ветхий дедуля за барной стойкой, в зеленой куртяшке, с полпинтой горького пива. Ну и двое толстяков невнятного возраста, азартно скармливающих игровому автомату свое пособие по безработице и вопреки жестокой прозе жизни надеющихся поймать за хвост удачу.

– Джеки говорит, ты у них спец по журналистике, – пробормотала Изабель, жадно отпивая из стакана и после каждого глотка простодушно рыгая.

– Гм… ну да. Вроде того.

Вообще-то я консультант-пиарщик, кропаю рекламные тексты. Сейчас сотрудничаю с местной газетой, придумываю им новый имидж. Объяснить все эти тонкости Изабель можно было бы только при наличии наглядных схем и непрошибаемого терпения библейского Иова. Поэтому я предпочел не уточнять.

– И как тебе эта тягомотина? По кайфу?

– Мм… да. В общем и целом. Я люблю писать. А эта работа предоставляет такую возможность, повезло.

– Ну ты даешь! – Изабель фыркнула. – Терпеть не могу писанину.

Это был удар под дых.

Я резко сменил тему:

– Джеки сказала, что ты парикмахер.

– Ну да. Салон у меня.

Да ну. Жалкая кабинка под вывеской «И покрасим, и уложим».

– «Салон-люкс»! Так я его назвала.

Ч-черт!

– А что? Клиентов в последнее время навалом. Бизнес прибыльный. В следующем месяце хочу недельку побалдеть у моря. На острове Менорка.

Добила. Меноркой меня добила!

– А-а… отличный выбор, – промямлил я, торопливо отхлебнув тепловатого «Стелла Артуа».

– Ты-то сам отдохнуть намыливаешься? А, Джеки? И где?

– Джейми, – поправил я. – Подумываю… м-м… намылиться… У меня друзья в Канаде – если будет возможность, смотаюсь к ним.

– Канада мне как-то не пришла в голову, – сказала Изабель с крайним недоумением – там ведь говорят по-французски. – Она помолчала, склонив голову набок. – Значит, она рядом с Францией?

Какая башковитая! Прямо под боком! О-о… Я готов был побить Джеки. Так меня подставить!..

Вообще-то я сам себя подставил, нечего было в первый же вечер провоцировать Изабель.

Да, друзья мои, нелегкий выдался вечерок. Чтобы окончательно не скиснуть, пришлось и дальше накачиваться совсем уж теплым пивом. А ведь известно, что стоит здорово надраться – и любая гнусная ситуация становится грандиозно гнусной.

Когда Изабель стала что-то нести про своего брата, отсидевшего полгода за кражу со взломом («копы, твари, подловили парнишку»), я приканчивал пятую пинту, и задница моей болтуньи уже представлялась мне более скругленной.

На седьмой пинте я поглаживал ляжку, а самому мне под прикрытием стола разминали причинное место. Должен сказать, это больше походило на вымешивание теста. Изабель легко взяли бы в штат пекарни при такой-то мощи и сноровке.

Тем не менее стояк возник практически сразу. После двухгодичного воздержания даже варварское тисканье может здорово завести.

– Сунь руку под юбку, – прошептала она мне на ухо.

И ведь сунул, наклюкавшийся болван, точно в середку, с лихостью мясника, вспарывающего брюхо рождественской индюшки.

Я поддел мизинцем резинку на чулочном поясе, эта эластичная сволочь больно ударила меня в ответ, рука дернулась, и большой палец нечаянно соскользнул в промежность. Изабель даже не шелохнулась. Плотоядно ощерившись, она потянулась ко мне с поцелуем, одной рукой намертво вцепившись в мошонку, другой в предплечье, чтобы удержать мою руку (и палец, палец!) на прежнем месте.

Нос достойно выдержал атаку: сногсшибательное амбре было надежно перекрыто перегаром от семи двойных порций водки, смешанных с «Ред Буллом». Только рано я обрадовался: вскоре язык Изабель проник в самое мое горло – видимо, она втайне мечтала полизать мне почки. Я понял, что чувствовал Джон Хёрт из ужастика «Чужой», когда в него внедрялся эмбрион инопланетянина.

Тридцать секунд показались двумя часами, а когда мне позволили глотнуть воздуха, опять накатила тошнота. Но… я и на этот раз справился. Хотя никогда еще мне не было так хреново. Глянул вниз: торчун был категорически не согласен с привередливостью своего хозяина и жаждал продолжения.

Снова притиснув лицо к моей физиономии, Изабель расстегнула ширинку; чувствовалось, что эту небрежную легкость она оттачивает давно и регулярно. Резвые пальцы с длинными ноготками нащупали объект. Как мне это? Примерно те же ощущения, вероятно, испытывают коровы, когда их доят.

Ее маневр позволил мне вытащить руку из-под юбки, убрать подальше от исходящего влагой любовного жерла.

Увернувшись от очередного вытягивающего душу и выворачивающего нутро поцелуя, я схватил свою седьмую пинту и допил ее, проклятую, залпом, пытаясь сдержать слезы стыда и злобы.

– Хочу тебя всего, – томно прорычала Изабель.

Да неужели? А то я не понял, зачем ты устроила это прилюдное дрочилово и так задрала юбку, что все стринги наружу.

– Да, – пробормотал я, чувствуя, что готов выплеснуться прямо ей на руку. О нет! Ведь девушка собиралась заманить меня в чертог плотских радостей, который она называла своим гнездышком.

После короткой, но травмоопасной поездки на такси я с удивлением обнаружил, что чертог представляет собой довольно уютную квартиру с тремя спальнями в одном из районов террасной застройки, в котором очень вольготно работается наркодилерам.

– Квартира мамашкина, – сообщила Изабель. – Я живу у нее, пока валандаюсь с разводом.

Не-е-ет, с Джеки надо срочно разобраться. Убить ее мало.

Слава богу, хоть мамашки дома не было. Если она такая же, как дочурка, с двоими мне не сладить, доведут до ранней могилы. Только мы вошли, Изабель брякнулась на колени и снова расстегнула мне брюки, чтобы выпустить наружу трудоголика, который теперь напоминал дубину пещерного человека.

Любого мужчину следующий эпизод наверняка позабавит. Женщины могут включить фантазию. А ты, читатель, включи пылесос и попробуй засунуть ему в хобот свою палицу. Если удастся найти поблизости яка, яростно пытающегося вычесать из шкуры огромный колтун, то и «звуковой ряд» будет воспроизведен достоверно…

Я не скулил и не просил сбавить интенсивность процедуры. Ну если и просил, то мысленно. Все-таки первый минет за два года. Первый с тех пор, как Карла внезапно сбежала от меня, рассудив, что босс обеспечит ей более здоровых отпрысков и более внушительный счет в банке. Убийственный был сюрприз, но, оглядываясь потом назад, я обнаружил, что тревожные симптомы возникли давно.

Особенно в интимных делах. Поначалу мы сливались в экстазе дважды в день, а спустя четыре года только раз в месяц, ближе к концу месяца, вроде как откладывая этот рутинный ритуал. Увы, экстаз стал довольно хилым, часто невпопад.

А вот Карле никогда не удавалось запихать в рот всю мошонку. Изабель – талантливая. Внезапно она поднялась на ноги. Умильный, будто у цирковой тюленихи, взгляд внезапно сделался сосредоточенно-хищным. Я пожалел о том, что не сообщил своим близким, куда отправляюсь нынче вечером.

– А теперь мы топ-топ в спальню, мой великанчик, – распорядилась она, – и там ты меня ам-ам.

Я сообразил, что речь идет о куннилингусе, не о каннибализме же. Впрочем, с Изабель ни в чем нельзя было быть уверенным.

Схватившись за мой брючный ремень, Изабель поволокла меня по ступенькам вверх, «великанчик» задорно подпрыгивал на ходу. На двери спальни висела розовая табличка, на которой было написано «Изабель». Такие таблички-шаблоны продают в детских магазинах, над их скругленными рамками обычно порхают феи с туповатыми ангельскими улыбками. Сердце вдруг екнуло: сейчас я окунусь в сокровенную суть воинствующей сексуальности, истоки коей таятся в детских годах покидающей лоно брака парикмахерши.

В комнате Изабель резво скинула юбку, чтобы я полюбовался (какая милость!) квадратной задницей. Потом и блузку, обнажив очень аппетитную грудь.

Все внимание на сиськи, Джейми. Они помогут тебе не осрамиться.

Улегшись на кровать, Изабель раскинула ноги и отодвинула тоненькую поперечину стрингов. После чего отдала приказ:

– Действуй!

Круто… даже мой настырный бодрячок приуныл. Но отступать было некуда. Я подчинился, я очень старался.

К счастью, только речь у Изабель была далека от чистоты, а с гигиеной моя командирша дружила. Иначе все семь пинт пива изверглись бы наружу обильным фонтаном.

Схватив меня за уши, Изабель прижала мою голову к своему мыску. Так крепко, что я живо представил картину завершения родов младенца с ягодичным предлежанием. С жалким усердием страдающего артритом престарелого пса я вылизывал Изабель, тревожась о поникшем торчуне, которому вскоре предстояло вступить в бой вместо языка.

Картина прискорбная: пьяный обалдуй, стоя на карачках рядом с кроватью, пытался довести Изабель до оргазма, одновременно теребя свой член, чтобы тот хоть немного взбодрился, – иначе как он пробьется в недра распаленной парикмахерши? Изабель успела плотно обхватить ногами мою шею и откинуть голову в предвкушении шквального наслаждения.

– Давай! – гаркнула она свирепо, как сержант на плацу.

– Сию минуту! – Я вскочил, продолжая усердно надраивать свой инструмент. Ура! Он привстал, теперь можно было штурмовать неведомое пространство.

Штурмовать Черный туннель под Темзой жалкой сосиской? Это фарс…

Не знаю, каков в сражении почти уже бывший супруг Изабель, но среди его предков имелись жеребцы, это несомненно.

Вопреки моим скромным параметрам и довольно вялой эрекции, Изабель разомлела, дыхание стало знойным и уже настолько зловонным, что я предпочел бы оказаться в тот момент распятым на кресте.

– Так… м-м… еще… дрючь ее, горяченькую… ты-ы… козлище долбаный!

Извольте, мэм! Только, пожалуйста, не учите ученого!

– Какой он у нас большой!

Тебе показалось, милая, но все равно благодарю за вотум доверия.

– Пронзи меня, ублюдок! Добей нафиг!

Загнать кол в сердце и окропить тебя потом святой водичкой? Да запросто!

– Целься в лицо, когда подкатит! И чтобы в рот! Хочу тебя мня-мня… мм.

Поэтому, наверное, у нее так воняет изо рта…

Скорее бы кончить… и свалить отсюда. Вырваться из чертога с тоннелем. Вот что станет истинным блаженством. Бежать! Прочь из этого ада в безгрешное уединение скромного холостяцкого жилища с одной спальней. Я прожил на свете тридцать один год, но никогда еще не чувствовал себя столь беспомощным.

…Изабель извивалась и подпрыгивала, точно камбала, выброшенная на берег. И вдруг замерла. Просверлила меня взглядом.

– Я уже все. Вынь шланг и полей меня.

Я где-то читал, что вселенная представляет собой единство противоположностей: добро противостоит злу, свет – тьме, любовь – ненависти, ну и далее по списку. И если есть в этом мире оазисы, где правит любовь, нежность и страсть, то… в общем, спальня этой женщины в тот вечер, в тот четверг, тем январем была абсолютной противоположностью благословенному оазису.

Изабель широко распахнула рот. Возникло ощущение, что меня заставляют излиться в мусорный бачок.

С унылым рыком завершения стал послушно поливать. Промахнувшись, попал в глаза. Окропил лицо и груди остатками семени, чувствуя, как вместе с влагой быстро иссякает мое уважение к себе.

Засунув своего пострела обратно в штаны, я посмотрел на Изабель. Кураж иссяк вместе с исторгнутыми сперматозоидами. Робко прошелестел:

– Я, пожалуй, пойду, а?

Блаженная улыбка удовлетворенности сменилась гримасой гневного отвращения.

– Какой лапусик! Я устроила нам забойный досуг, а ты отымел – и сразу хочешь смыться?

Я промямлил, что мне наш досуг показался не вполне удачным, но сил на дальнейшие оправдания не было. И я лишь понурил голову, вроде как соглашаясь.

Изабель соскочила с кровати.

– Вон отсюда! – Она выбросила указательный палец в сторону двери.

Движение получилось таким резким, что с ее ладони (я и туда пальнул!) сорвался сгусток спермы и, пролетев через комнату, врезался в аляповатый портрет Иисуса, висящий над туалетным столиком.

Знал бы, что вечерок завершится метанием моего семени, которое будет потом стекать с пречистой щеки Спасителя нашего, клянусь – сидел бы дома с компьютерной игрой Gran Turismo, гонял бы на виртуальной машине.

Изабель, помешанная на сексе и стремительная, как болид «Формулы 1» (причем с неисправными тормозами), оказалась до чертиков набожной.

Издав страдальческий вопль, она подбежала к портрету и стала свирепо тереть Божественную щеку своей блузкой. Портрет был написан маслом, оскверненная моим семенем и похожая на поджаристый гамбургер щека размазалась. Изабель утробно рыдала.

– Прости! – надрывно возопил я, как будто преднамеренно испоганил Лик Всевышнего.

– Вали, я сказала. Кати-и-ись! – заорала Изабель, и на этот раз я подчинился с удовольствием.

– Ладно… тогда пока! – вяло махнув рукой, я быстренько ретировался.

Перепрыгивая через две ступени, за три секунды сбежал вниз, и тут в парадное вошла мать Изабель. Что я мог ей сказать? «Добрый вечер, мадам, я только что отдрючил вашу дочку и надругался над Сыном Божьим»? Поэтому я и ей просто помахал рукой и растерянно улыбнулся.

Резво перебирая ножонками, я выскочил на подъездную дорожку, надеясь, что мамуля Изабель не разглядела моей ополоумевшей физиономии и вряд ли сумеет внятно описать дежурному полицейскому особые приметы проникшего в ее дом садиста.

На следующий день я получил от Изабель письмо. Читал, не веря собственным глазам:

«Душевно мы вчера вечером отарвались. Ты прикольный. Как тебе штобы ищё? Давай перисечемся где-нибудь в укромном мистечке. Чмоки-чмоки-чмоки».

И что, скажите, можно было на это ответить?