Читать книгу Сумеречный Фронтир - Никита Баранов - Страница 1

Ему вспомнилась ветхая землянка, в которой ютилась его небольшая семья. Отец и мать были беженцами из Гренуа, но сам он родился уже вполне законным гражданином Ахариамского королевства. Вспомнил, как отец, вкалывая с утра до ночи круглый год почти без продыха, скопил приличное состояние и превратил землянку в уютный загородный домик с собственным, хоть и небольшим, земельным участком. Мама засадила всю землю фисташковыми деревьями, и ухаживала за ними, как за родным сыном, а, временами, даже ещё пристальнее. Вспомнил, как рос, помогая родителям в их делах, как учился в храмовой школе, как после этого по собственному желанию отправился служить в армию. Вспомнил свой первый бой, который провёл, спрятавшись в грязном овраге, обмочив от страха штаны. Вспомнил и второй бой, в котором с огромным трудом впервые отнял человеческую жизнь. Вспомнил, как в третьем бою зарубил в порыве исступления двенадцать противников и был за это представлен к награде. Вспомнил, как спустя три года вернулся домой ветераном войны, и уже не в звании рядового, а с сержантскими погонами на плечах парадного мундира. Вспомнил, как не мог найти себе места в мирной жизни и как чуть ли не со слезами на глазах умолял командование снова отправить его на фронт. Вспомнил и проклял себя за это уже в который раз за сегодняшний день.

Где-то неподалёку завыл волк, вероятно, уже почувствовавший запах крови, и предвкушающий скорый падальный пир. Вой этот отрезвил и отогнал воспоминания, обратив мысленный взор на мир материальный.

Из-за отсутствия левого глаза пехотинцу приходилось то и дело крутить головой, чтобы не пропустить внезапную атаку и успеть вовремя поднять щит. Ему оставалось лишь надеяться на то, что окружавшие его со всех сторон противники не заметили этого физического изъяна, который скрывался за тонкой прорезью для глаз покрытого вмятинами и глубокими рваными бороздами шлема. Стоило отвлечься лишь на миг, потерять бдительность, опустить взор или чуть ослабить хватку посиневшей от лютого мороза руки, всё ещё крепко сдерживающей рукоять трофейного палаша – и о благоприятном для пехотинца исходе боя можно было забыть. К слову, о победе он даже не мечтал. Трясущиеся то ли от холода, то ли от страха поджилки как будто подначивали его бежать. Бежать без оглядки, невзирая на тупую боль, что пульсировала в правой лодыжке, в которую угодила стрела одного из северян. Железная пластина, слой толстой кожи и меховая внутренняя обивка высокой обуви несколько смягчили удар, но острие наконечника всё-таки вспороло мышцу и, вероятно, вену, потому что в сапоге теперь неприятно хлюпало что-то вязкое и тёплое.

Мало того, что смотреть приходилось лишь одним глазом, который ему выбили в предыдущем бою несколько дней назад, к тому же через тонкую прорезь шлема, так ещё и сама природа оказалась с противниками заодно. Перед самым началом боя не на шутку разыгралась снежная буря, к которой северяне были привычны, и обзор стал практически минимальным: если вытянуть руку вперёд, то кончик лезвия меча уже терялся в непроглядной белой пурге. Ориентироваться приходилось в основном на хруст снега под ногами противников и интуицию, которая до этого момента пехотинца подводила крайне редко.

Откуда-то справа послышался странный шум. Пехотинец не стал размышлять о том, было ли это похоже на завывание ветра или на звуки приближающегося северянина, и просто повернулся всем корпусом, поднимая каплевидный щит так, чтобы верхнее его ребро находилось вровень с носом, но не закрывало обзор единственному уцелевшему глазу. Несколько мучительных мгновений ничего не происходило, но затем из плотной белой стены бури вдруг прилетело нечто, с глухим хлопком врезавшись в щит. Затем ещё один странный снаряд угодил ему в левое бедро, но боли от удара не оказалось. Третий попал в короткий алый гребешок на шлеме, так же не нанеся ни малейшего урона.

Пехотинец зарычал от злости, когда догадался, что происходит. Северяне знали его позицию и просто насмехались над ним, забрасывая снежками. Понимая то, что тот никуда не убежит, они бесстрашно окружали раненого воина, затевая страшную, смертельно опасную для королевского гвардейца игру.

Пурга слегка ослабла, зона видимости расширилась на метр или полтора. Где-то за белой пеленой появились смутные силуэты, снующие туда-сюда со скоростью лани, словно их движения нисколько не сковывались сугробами по щиколотку и шкваловым ледяным ветром. Вдобавок, северяне смеялись, и каждый раз, когда очередной снежок попадал в цель, раздавался особенно неприятный, низкий, почти утробный хохот. Хохот победителя.

– Побливе подойдите, пфы бефеные, – тихо процедил пехотинец, и отметил, что с пятью выбитыми зубами разговаривать чрезвычайно неудобно.

Какая-то неведомая сила заставила его снова вскинуть щит и упасть на одно колено. Как раз вовремя: в тот же миг в обитое сталью дерево угодил не снежок, а самая настоящая стрела. Пехотинец выглянул из-за щита, чтобы понять, откуда произошёл выстрел, и тотчас обречённо вздохнул, поняв, что установить дислокацию противника всё ещё не представляется возможным из-за ужасных погодных условий. Если бы не изорванный алый плащ и такого же цвета накидка поверх лат, на которой золотой нитью был вышит герб Ахариамского королевства в виде восседающего на троне льва, его тоже было бы обнаружить крайне проблематично. Но вся эта геральдика сейчас служила скорее мишенью, нежели предметом гордости. Недаром северяне носили лишь светлые и сливающиеся со снегом одежды, а лица мазали белой глиной или голубиным помётом. Заметить такого бойца в сугробе было совершенно невозможно, пока тот не нападёт первым.

Вторая стрела снова попала в щит, но на сей раз не под прямым углом, а, скорее, по касательной, с силой развернув пехотинца в сторону. Как раз туда, где уже стоял неведомо откуда появившийся северянин с грозной шипастой палицей наготове. Удар его ноги пришёлся в подбородок, и пехотинец, вскрикнув от боли, рухнул на спину, почти полностью погрузившись в сугроб. Противник подошёл ближе и навис прямо над ним, недобро ухмыляясь и скалясь чёрными-пречёрными резцами.

Пехотинец, переборов себя, закрылся щитом как раз в тот момент, когда палица опускалась ему на голову. Удар колоссальной силы расколол щит надвое, и рука пехотинца, обмякши, упала. Предплечье было вывернуто под неестественным углом и жутко болело. Перелом был налицо.

Северянин это заметил и снова громогласно рассмеялся. Кинув на свою жертву злорадный взгляд, наступил на переломанную руку подошвой ботинка. Пехотинцу потребовалось космическое количество мужества и силы воли, чтобы не взреветь от агонии, а лишь сжать оставшиеся ещё во рту зубы так, что за ушами затрещало.

Противник повернулся в сторону и что-то крикнул ожидающим вдалеке товарищам на незнакомом языке. Вероятно, возвещал о том, что королевский гвардеец более не представляет опасности и лежит на снегу, не способный продолжать бой. Но пехотинец был способен. Ясно понимая, что выйти живым из этой передряги у него уже не получится, он твёрдо решил забрать с собой перед гибелью столько врагов, сколько сможет, чтобы в загробном царстве сам Лоррей – бог войны и покровитель всех мужчин – одобрительно похлопал его по спине, приглашая присоединиться к бесконечному пиру в своих чертогах. Где уже, несомненно, его ждут те друзья, что пали от рук северян до него.

Пехотинец, воспользовавшись тем, что противник отвлёкся, поднял правую руку, всё ещё сжимающую рукоять палаша, и с силой вогнал своё оружие в северянина вертикально вверх, метя в область паха. И лезвие без особых проблем вошло в тело по самую рукоять, рассекая большую часть внутренних органов, начиная с мочевого пузыря и кишечника, а заканчивая лёгкими и сердцем. Северянин не издал ни звука, лишь на раскрывшихся от боли и удивления губах застыл немой крик удивления. Он начал падать прямо на свою недавнюю жертву, и пехотинец одной волею богов сумел вовремя перекатиться в сторону, успев заодно вытащить из тела врага свой меч.

Будто по заказу вдруг снова поднялась пурга, причём ещё сильнее, чем прежде. Королевский гвардеец собрал в кулак остатки воли и принял вертикально положение, помогая себе подняться палашом, словно костылём. Левая рука не реагировала на мысленные команды и висела мёртвым грузом. Благо, что болеть перестала, и пехотинец ума не мог приложить, по прихоти какой небесной силы пропала вся боль.

Вьюга завывала так сильно, что теперь не слышался даже хруст снега под ногами. И было неизвестно, откуда произойдёт очередная атака. Теперь оставалось надеяться только на удачу.

Пехотинец, вонзив палаш в сугроб, освободившейся рукой сорвал с себя накидку и плащ. Было тяжело, голова ходила кругом, но он справился и устоял на ногах. Избавившись от ярких элементов одежды, снова опустился на одно колено, стянул с поверженного северянина белую волчью шкуру и накинул её себе на плечи, плотно затянув все шнурки и тесёмки. Возможно, думал пехотинец, такая маскировка могла помочь ему выиграть лишние несколько секунд, когда ему придётся неожиданно столкнуться с очередным противником.

Заунывный шум пурги не смог заглушить волчий вой, который на этот раз слышался куда отчётливее, чем раньше. Завывания хищника бодрили и даже несколько воодушевляли.

Снова вооружился мечом и, не раздумывая, отправился вперёд, выбрав случайное направление. Думать над этим явно было бессмысленно: враги могли таиться где угодно. Пехотинец отметил, что находится будто бы в белоснежном коконе, который двигался вместе с ним туда же, куда идёт он сам.

И удача вдруг повернулась к нему лицом. Прямо перед ним оказалась спина одного из северян, который сидел на корточках, держа в руках лук с вложенной в него стрелой и слегка натянутой тетивой. Противник не услышал приближающегося к нему королевского гвардейца. Не заметил нависшей над ним тени от клинка. Не успел выкрикнуть ни слова, когда лезвие вонзилось ему в шею и буквально утонуло в ней, опустившись до самого желудка.

С трудом заковылял дальше, снова выбрав случайное направление. Дважды столкнулся с обледеневшими кустарниками и низкими молодыми елями, которые сперва принимал за очередных врагов. Блуждал ещё пару минут, пока не столкнулся со следующим северянином практически лоб ко лбу. Противник был готов к этой встрече: сразу же рубанул от плеча, но промахнулся: пехотинец чудом успел пригнуться и ушёл вбок поразительно грамотным вольтом. Поразительным, потому что он сам от себя не ожидал провернуть такой манёвр, находясь в предсмертном состоянии и изнывая от боли в раненой ноге. Уйдя в сторону, сразу же резанул врага по бедру, в очередной раз мысленно усмехнувшись над тем, как северяне пренебрегают тяжёлой защитой вроде стальных набедренников и ограничиваются в большинстве своём клёпаными доспехами из вываренной кожи. Раненый с рёвом ударил туда, где только что был пехотинец, но снова промахнулся – тот уже был за спиной северянина и наносил очередной удар, на этот раз колющий. Лезвие без особых проблем вошло в тело чуть пониже лопаток, перебив позвоночник и оборвав ещё одну жизнь.

Через несколько десятков шагов произошла встреча сразу с двумя противниками. Те, завидев пехотинца, сразу же стали его окружать, каждый отвлекая внимание на себя. А пехотинец, который по задумке его соперников должен был пятиться и отступать, вместо этого ринулся вперёд на одного из северян, но в самый последний момент пробитая стрелой нога отказала двигаться и подвела своего носителя. Королевский гвардеец рухнул в снег лицом, успев, однако, во время падения как следует рубануть палашом одному из противников по животу. Как оказалось – очень даже успешно, потому что тот, крича от боли, свалился рядом, и сжался в позе эмбриона, испытывая невероятные мучения и стремительно истекая кровью.

Второй северянин ударом сапога выбил меч из рук пехотинца и перевернул его лицом вверх. Неприятно улыбнулся, хищно облизал синюшные то ли холода, то ли от боевого окраса губы, и откинул свою булаву в сторону. Затем присел рядом с выбившимся из сил пехотинцем, стянул с него шлем, достал из-за голенища сапога длинный кинжал и слегка надавил лезвием на горло гвардейца.

– Вот твои смерт и приходить, – на ломаном Ахариамском произнёс северянин, а затем перешёл на свой родной язык. – Ноу мунто дейа Вейхум, дритсекка.

У пехотинца не осталось ни капли сил чтобы сопротивляться. В его голове снова пронеслись картинки из прошлого. Дом, семья, фисташковые деревья в саду. Не осталось сил даже для сожалений или раскаяний. В голове крутилось лишь желание поскорее покончить со всем этим.

И вдруг произошло нечто, что произойти никак не могло. Раздался приглушённый оклик. Северянин, не убирая кинжал от горла пехотинца, повернулся на звук и в тот же миг получил по челюсти мощнейший удар чем-то похожим на тяжёлый боевой молот. Послышался звук ломающихся костей, который звучал для лежащего на снегу и уже готового к смерти пехотинца как райская музыка.

Рядом стоял очень крупный и явно матёрый воин. Укрытый латами молотобоец протянул раненому пехотинцу руку. Помог подняться, удержал того на ногах и произнёс что-то, что утонуло в шуме пурги. Затем повысил голос, стараясь перекричать непогоду:

– Ты как, боец, живой? Из Ковенбургской гвардии?

Тот не смог ответить. Лишь коротко кивнул, стараясь удержать себя в сознании.

– Где остальные? – вновь крикнул молотобоец. – Мы прямиком из Лувенора, ударный отряд сержанта Кроули. Прибыли вам на помощь по приказу его величества.

Пехотинец расплылся в улыбке. Наконец-то пришла помощь. Через мгновение улыбка стёрлась с его губ, расплывшись в гримасе боли. По щекам потекли слёзы. Помощь пришла, но слишком поздно.

– Офтальные, – сквозь выбитые зубы прошипел он. – Погибли. Вфе погибли. Я – пофледний.

– Сочувствую, братец. Так, ты тут умирать-то не вздумай. Всё закончилось. Сейчас отведём тебя к нашему доктору – он тебя вмиг подлатает.

Пехотинец шмыгнул носом и, подняв голову, осмотрелся. Только сейчас он увидел, что за спиной спасшего его молотобойца стоят ещё четверо воинов в точно такой же форме. Один из них подошёл ближе и протянул раненому короткое метательное копьё, сказав:

– Держи, будет тебе вместо костыля. Доберёмся до Ковенбурга – придумаем что-нибудь получше.

Вьюга постепенно утихала. Совсем скоро уже можно было увидеть поле боя, усеянное припорошенными снегом трупами. А неподалёку на тракте стояла по меркам местных военных подразделений целая армия – на беглый взгляд около полусотни пеших человек и несколько гружёных телег, запряжённых парой десятков лошадей.

Тот, что передал пехотинцу копьё, заметил направление его взгляда и пояснил:

– Всё хорошо. Это наши. Мы поможем удержать Ковенбург.

– Ковенбувг, – усмехнулся раненый, после чего раскашлялся, согнувшись в три погибели. На снег упали алые кровавые брызги. – Клянуф богами, вы прифли слифком повдно. Мы все обвефены.

– Обве-что? – переспросил один из прибывших на помощь бойцов.

– Обвефены. Обве…

– Он хочет сказать, что мы все обречены, – хмуро заметил молотобоец. – Я верно понял?

Пехотинец кивнул.

Где-то уже совсем недалеко завыл всё ещё терпеливо дожидающийся трапезы волк.