Читать книгу Декорации - Никита Владимирович Чирков - Страница 11

Ильза Этвуд приехала в санаторий, который уже не один десяток лет занимался детьми с ограниченными возможностями, получающий финансирование от Центра Развития Технологиями. Но прибыла она сюда, чтобы увидеть только одного человека. Для нее подобные места являлись примером добродетели со стороны ЦРТ и многих людей, проводивших всю свою жизнь на должностях воспитателей, преподавателей и просто помогая. Но именно нависшее надо всем влияние ЦРТ, которое дает финансирование и, следовательно, в некотором роде, навязывает свою идеологию, не позволяло Ильзе видеть это место «чистым».

Елизавета встретила ее в своем кабинете, но не за личным столом, а в более комфортных условиях – на одном из двух кресел, стоявших друг напротив друга и разделенных чайным столиком. Елизавета была уже в преклонном возрасте. И это, как ни странно, шло ей – описать ее как мудрую и опытную женщину, чей ум и знания высоко развиты, не составляло труда. На вид она была очень приятным человеком, из тех, кто гостеприимно принимает любого, кто придет к ней.

– Я бы хотела поговорить с вами, задать вопросы касаемо событий в Природных землях…

– Меня там не было. – Прервала Елизавета журналистку.

– Я знаю. Но вы хорошо знакомы с Майей Мироновой.

– Ее гибель – крайне трагичное событие, мне, как и многим другим, будет ее не хватать, – размеренная и даже теплая речь была преисполнена уверенности.

– Почему же вы не пришли на похороны?

– Возможно, я приду тогда, когда никого там никого не будет. Сентиментальность – не моя сильная сторона. После смерти человек остается жить в нашей памяти. Ни один памятник, ни один символ или могила не заменят наших воспоминаний и чувств о покинувшем нас человеке.

– Позволите процитировать?

– Вы хотите написать статью про недавнюю трагедию, но мне не понятно при чем тут я и моя работа.

– Я хочу разобраться во всем. Составить полную картину произошедшего и, что не маловажно, понять весь масштаб событий – только так можно оценить степень последствий. Мы обе знаем, что эта атака тесно связана с другой трагедией пятилетней давности.

– Интересный подход, раньше от вас такой дотошности не наблюдалось. Я читала не все, многое. Слышать от вас, Ильза, о том, как вы стремитесь собрать полную картину – это нонсенс, простите меня. Отсюда вопрос: откуда мне знать, что мои слова будут правильно интерпретированы, особенно, учитывая вашу репутацию человека, выискивающего везде двойное дно.

– Мы с вами мало знакомы, но не кажется ли мне, что эта речь – попытка добраться до моей совести? Если это так, то не стоит, – Ильзе не впервой подобное, в такие моменты она обычно проявляла недюжинную артистичность вкупе с некоторым нарциссизмом.

– Юная Этвуд, если бы я хотела пробудить вашу совесть, пробиваясь через ваш горячий нрав, являющийся лишь защитным механизмом, то, пусть и деликатно, но я все же подняла бы тему ваших родителей, чья участь в той же мере трагична, в какой оправдывает ваше видение попытки везде отыскать корысть и тьму.

Елизавета внимательно наблюдала за Ильзой, пытающейся найти хлесткий ответ, чтобы выиграть эту партию.

– За неимением фактов и, уж тем более, мнения, я могу уйти прямо сейчас, легко оставив написание текста статьи моему богатому воображению, которое будет отталкиваться именно от упомянутых вами событий, связанных с моими родителями. Я давно не ребенок, Елизавета, не стоит думать, хоть вам и очень хочется, словно я не знаю своих проблем. Мы можем довольно долго обсуждать сейчас, откуда растут корни, но я уверена, у вас много работы, а я – небольшой любитель эмоциональных откровений. Вы еще можете повлиять на то, что и как я буду писать. Не упустите шанс, иначе, мне ничего не останется, как заполнить пробелы собственными домыслами.

Возникла пауза, во время которой каждая из сторон решала для себя – насколько она готова быть откровенной.

– Поправьте, если я не права – вы были на похоронах? – Ильза кивнула, – тогда, я смею предположить, общение с Бенджамином у вас не сложилось, ведь иначе он одарил бы вас таким количество информации, после которого тратить сейчас время на меня – это тратить время впустую ради каких-то крох, которые известны мне.

– Он был немногословен, с этим не поспорить.

– Для него это был день траура, какую реакцию вы ожидали, задавая свои поросы?

– А когда мне их еще задавать? Каждый день можно сделать днем траура, если подсчитать, сколько людей умирает во всем мире за каких-то двадцать четыре часа.

– Можно подождать день другой, дать людям прийти в себя, куда спешить?

– Люди не приходят в себя просто так, им нужна помощь со стороны, уж вы-то не будете этого отрицать, на этом основана ваша работа. И совершенно неважно, как себя чувствует тот или иной человек, важно лишь то, какие ответы он получит на свои вопросы, касаемые причин его скорби.

– Для этого есть официальные заявления.

– Да бросьте, мы обе знаем, как и для чего они сочиняются. Удовлетворяй людей отговорка, – я бы осталась без работы. Люди хотят знать уже сейчас, чего или кого им боятся, как долго, а главное – почему. Радикалов из Природных земель, противостоящих научному прогрессу, или же кого-то, кто обладает властью.

– Ответьте мне на один вопрос, честно, и тогда спрашивайте все что хотите, я скажу по мере своих знаний, – Ильза не повела и виду. – Вы занимаетесь этим, ради непреодолимого желания помогать обществу или все это – лишь попытка доказать всем и каждому, что ваше видение мира является единственно верным, с помощью всех ужасных трагедий и тех, кто за ними стоит?

Ильза промолчала, обдумывая путь наименьшего сопротивления, чтобы облегчить себе жизнь и не тратить время, пусть и на увлекательную, но все же затяжную беседу. Стоило ей открыть рот, как не успела она и слова произнести, Елизавета тут же перебила ее.

– Не продолжайте, – Ильза была несколько удивлена, но сразу осознала, что эта партия ею проиграна, – на самом деле, ответ мне уже известен. Задавайте ваши вопросы, но помните – я мало участвую в жизни ЦРТ и еще меньше – в жизни Саламиса. Я уже не в том возрасте, чтобы разменивать свое время на беготню за правдой и ложью

– Кто причастен к атаке? – Немного резко и нетерпеливо спросила она.

– Я не знаю.

– Почему она произошла?

– Потому что кто-то захотел это сделать. Возможно, из-за мести, возможно, здесь имела место быть политика – этого мне неизвестно, и, если честно, я не хочу даже приближаться к порогу этого дома. И вам не советую.

– Это моя работа.

– Мы обе знаем, это – не просто работа.

Ильза откинулась в кресле, оглядываясь по сторонам, после перевела взгляд на Елизавету, которая спокойна наблюдала за ее реакцией, не чувствуя никакого дискомфорта, находясь сейчас как рыба в воде, казалось даже, что ей нравилось играть с журналисткой.

– Сначала мне казалось, что вы попросту не хотите говорить со мной. Но лишняя минута размышлений, и я делаю вывод, что это не так, верно? Не так сложно выгнать меня, имея охрану. Так что, смею предположить, по-своему опыту, скромному или нет, но все же, вам что-то нужно от меня.

– Мне нравятся ваши статьи вопреки тому, какие мысли вы транслируете через них. Вы юны, у вас есть потенциал и возможности, но вы расточительно относитесь к своим талантам. Возможно, во мне говорит работа, которая повлияла на то, как я смотрю на людей. Я вижу в них потерянных, заблудших и одиноких детей, которые крайне редко, да и мало кому, могут признаться о желании не делать того, что делают и не думать так, как они думают.

– Мне не нужна помощь в вопросах жизни.

– Она нужна была тем, кому были поставлены имплантаты. Тем, кто не мог видеть, давали возможность исправить это. Пусть радикально, но это лучше, чем ничего. Людям, обладавшим врожденными или приобретенными проблемами с деятельностью долей мозга, дали шанс жить полноценной жизнью. Его программа сканирования и выявления дефектов позволяла понять, почему у кого-то болезнь Паркинсона, а кто-то теряет память. Почему, к примеру, некоторые люди обладают математическим даром, а другие нет? Программа была создана для попыток понять, что творится в нашем мозгу и почему, а, главное, как этим можно управлять. Цель была проста – помочь людям жить полной жизнью и избавиться от дефектов. У Итана почти получилось, но что-то пошло не так.

– Я слышала подобное оправдание слишком много-много раз, причем от самых разных людей, уже надоедает.

– И все же считаете, что это все было сделано специально, ради выгоды, ради чьей-то прихоти или злого умысла. Не забывайте, я читала ваши статьи, Этвуд. Мнение крайне красноречиво, хоть и имеет под собой корни, но на самом деле, переполнено злостью и жаждой крови. Разве так должна работать…

– Только не говорите, что хотите как-то помочь мне и научить видеть… добро? Прозвучало ужасно банально, аж захотелось помыться.

– Что та трагедия, что эта: они обе лишь последствия добрых намерений. Итан Майерс жил непреодолимым желанием сделать людей лучше и поплатился за это куда большим, чем карьерой. Я прошу вас не трогать Итана, потому что его не просто так не видно все эти годы, а также я прошу не спешить с выводами касательно недавней трагедии. Мотивы определяют отношение к результату, а не наоборот. Процитируйте лучше это.

– Если бы я могла поговорить с Майерсом, то направилась бы сначала к нему. От ЦРТ пользы нет, Бенджамин меня готов живьем сожрать – а иначе я не смогу узнать его версию… мнение, да называйте как хотите, но этот человек был причастен тогда, уверена, что причастен и сейчас. Погибли люди, которые исправляли последствия его работы, которая имела лишь одну цель – показать всем насколько мы несовершенны. На мой взгляд, изгнание для него – несправедливая мера наказания. Он должен был получить сраный тюремный срок. Но раз уж так вышло, пусть имеет смелость появиться и посмотреть в глаза тех, кто пострадал из-за его программы, его обещаний и его неприлично пафосных лозунгов. Годы прошли, но люди-то помнят. Может, пора выбраться из норы и взять ответственность, вы не считаете?

– Я могу сказать лишь одно – он не будет с тобой разговаривать, как и, в принципе, ни с кем. Повторюсь, он потерял все и себя в том числе. Страшно представить, как больно может быть человеку, посвятившему себя одной цели, а, в результате, потерявшего все, а, главное – самого себя. Советую прекратить искать одного единственного виновного, которого вы так хотите поставить на эшафот перед всем народом, теша тем самым своё самолюбие и доказывая свое мастерство. Ведь вы могли бы общаться с пострадавшими, к примеру, но нет, вам нужен тот самый – недоступный для всех, ведь ничто не красит свое отражение в зеркале, чем чувство своей уникальности.

– Почему мне кажется, что у вас на все есть мнение и оправдание?

– Я простой человек, дорогая, за долгие годы работы и жизни я перестала мыслить глобально и искать теории заговоров. Я помогаю тем, кому могу, имея лишь то, что у меня есть. Сколько не обвиняй Итана, ЦРТ или еще полсотни людей, они остаются теми, кто пытался что-то сделать во благо других, жертвуя своими жизнями. Точно также, как мать стремится прокормить дочь, живя вдвоем на окраине города в небольшой комнате, работая на двух работах, не зная выходных, не щадя здоровье, и все это – ради дочери, которую не хочет видеть отец, и которая проводит свои дни в одиночестве, с единственными друзьями – книгами.

Ильза молча смотрела на Елизавету, прекрасно чувствуя ее доминирование, не позволявшее журналистке добиться своего, она в очередной раз получила укор за то, каким обладает видением ситуации. Но, когда та перешла на личное, все же используя ее мать и то, на какие жертвы та пошла ради дочери, Ильза не смогла сказать ничего более весомого, кроме прощания. Двигаясь к своему транспорту, она чувствовала себя маленькой девочкой, отчитав которую заставили задуматься о содеянном. Ильза это ненавидела, ведь ничто иное как слабость, это не провоцировало, заставляя окунутся в свое прошлое, в то время, когда она боялась всего мира, особенно, в частности, свою мать.