Читать книгу Декорации - Никита Владимирович Чирков - Страница 7

В этот день лучи солнца были будто бы красивее обычного, а воздух безмолвно застыл, и жителям Мегаполиса казалось, будто бы мир вокруг замер в моменте. В определенном смысле так оно и было. Все мысли и чувства тех, кто не лишен такого свойства, как эмпатия и надежды на «светлое будущее», были подвержены, кажется, максимально невыносимому испытанию. Пережить сегодняшнюю дату, что ныне и долгие годы, будет являться днем траура – лишь начало долгого и крайне сложного периода жизни, как для подавляющего большинства граждан, так и для многих благотворительных программ, чья безопасность стала под вопросом, а с ней, и целесообразность самих мероприятий в том виде, в котором они были.

Первым местом её посещения был центр города, чья площадь, некогда выделенная для мемориала жертвам «сбоя», теперь соседствует с информационными столбами. Два квадратных вертикальных блока, два на два метра, и три в высоту, были усеяны именами жертв. Причина смерти не указывается ни у кого, поскольку это не изменит фактов, а при наличии данной информации сложно представить, как она будет трактоваться среди скорбящих и теряющих самообладание родственников и близких.

У нее в голове уже рождается подпись к фото, которое она сделала чуть поодаль, желая захватить, как столпотворение людей, так и информационные столбы: «лица людей, на жизни которых большинству из пришедших было бы плевать, умирай они поодиночке».

Разумеется, было предостаточно журналистов, открыто ведущих новости в прямом эфире, – они старались не вдаваться в подробности и освещать тему более поверхностно. Ильза Этвуд же работала над статьями в самом крупном независимом портале новостей, где чаще разоблачали, нежели восхищались. Место ее работы, смогло сохранить независимость с момента Сбоя каким-то неведомым чудом, ведь тогда было сделано всё, лишь бы люди не поднимали неудобные правительству и ЦРТ темы. Тогда она опрометчиво готова была рискнуть своей карьерой, лишь бы отстоять право свободы мысли и слова, и это, каким-то странным для нее и многих людей образом, сработало, а её голос был услышан. Связь между Сбоем и вскоре принятым законом о контроле свободы слова и личной конфиденциальности проглядывалась невооруженным взглядом, из-за чего быстро вспыхнуло подозрение, что сама трагедия была искусственна и являлась лишь способом контроля над населением. Причем, это было лишь верхушкой айсберга предположений о мотивах произошедшего, ведь Сбой даровал правительству и ЦРТ карт-бланш на многое, в целях сохранить безопасность. Многие всерьез считали чипирование средством сокращения населения, подстроенного под несчастный случай. Тогда эта тема поднялась очень громко и, не обращая внимания на оправдания ЦРТ, Ильза без лишней скромности поднимала шум, становясь чуть ли не лидером мнения. Светлые, прямые волосы чуть выше плеч открывали лоб, большие глаза и мягкие черты лица. При росте почти метр восемьдесят и с худощавым телосложением, она всегда выделялась среди большинства, но сегодня ее мало кто замечал.

"Трагедия всегда объединяет" – так была озаглавлена однажды её статья.

Пусть это и достаточно предсказуемое мнение, учитывая случившееся, но лично она молча указала бы на выставленные баррикады, а также на военных и служителей порядка, которые могут гарантировать безопасность, не в последнюю очередь при помощи блокировки всех радиочастот и наблюдения за воздушным пространством.

Ей сразу хотелось добавить: «…для многих это – отличный способ взять свободу под контроль».

Хорошо осмотревшись вокруг и подметив всё и всех, Ильза почувствовала дежавю. Город почти на военном положении, люди скорбят и плачут, воспевая ушедших, забывая о любых распрях и, оглядываясь вокруг, становится ясно, насколько нынешний траур схож с днём памяти жертв «сбоя» – в основном так оно и есть, кроме одной мелочи – сегодняшний враг находится не в соседнем здании. Да и тогда общество быстро потребовало вывести обвиняемого, а сейчас всё проходит мирно и подобного всплеска эмоций ожидать не стоит. Ведь, вопреки всему, это – Природные земли, всего лишь территория, а большинство обитающих там людей считалось фанатиками и затворниками. Да и совсем недавно был запуск Пилигрима – отличный отвлекающий маневр, как сразу подметила Ильза. Но, если такое случилось там – как долго ждать момента, когда все повторится, но уже здесь?..

Тогда она написала статью, озаглавив ее «Слабый человек создает механизм, что сделает его сильным».

Кажущееся для многих парадоксальным заявлением, изначально было и всегда будет визитной карточкой как ЦРТ, так и всех тех, кто видит возможность улучшить человека лишь с помощью искусственного вмешательства. Это работало лучше некуда потому, что зарождало в умах, как далеких, так и крайне мало осведомлённых, подозрение в собственном несовершенстве. Хотя, она признает – поначалу всё и вправду казалось разумным и даже невинным, ведь практика была давнишней, усердно развивающейся ещё во времена её детства. К примеру: отсутствующие конечности, такие как рука или нога, заменялись искусственным аналогом, возвращая полноценные возможности, или же, впервые давая их тем, кто с рождения был лишен полного «комплекта». Как и стоило ожидать, с годами этого стало мало. Кибернизация превратилась практически в рутину.

И на ее памяти, именно в тот момент направление общества, не заметно для самих себя, поменялось. Всего через несколько лет активного внедрения технологии, те, кто раньше были физически неполноценными, быстро поменяли правила игры и, сами того не замечая, доказали, насколько они стали лучшей версией тех, кого не коснулись дефекты. И, естественно, нашлись те, кто захотели заменить собственные конечности, попросту из-за неудовлетворенности от работы, проделанной эволюцией.

ЦРТ отрицало такие возможности, парируя простой цитатой Бенджамина Хилла: "Мы помогаем, а не улучшаем". К сожалению, или нет, но человеческую смекалку часто недооценивают, как и изобретательность в способах достижения цели, особенно фанатичной. По результату: не имея способности согласовывать объективное и субъективное, естественным образом главенствовать стал суррогат мысли.

В то время открылось много подпольных предприятий, изящно обещавших улучшить то, что дано природой, ведь спрос рождает предложение. Эго, созданное слабым, и желание обрести ненужное улучшение, подталкивало многих к радикальным методам, не позволяя разуму учитывать риски или, как минимум, статистическую погрешность. Люди, ослепленные желанием превосходства, не думали о технической поддержке в будущем, не думали о безопасности операций, лицензии на которые были у многих подпольных компаний подделаны, а самое немыслимое – они не думали, как лишают себя самого ценного, что у них есть – собственной индивидуальности.

Тогдашние новостные ленты пестрили негативными заголовками о множестве трагедий, что несколько испортило впечатление о разработке ЦРТ, которую бессовестно ставили в пример все и каждый, забывая о существовании разницы между оригиналом и подделкой. Но для Ильзы, вопреки творящемуся хаосу, это было время открытий, ведь именно тогда она раз и навсегда выбрала профессию. В каком-то смысле, именно сбой и его последствия закалили ее окончательно.

Небесное светило близилось к зениту, сокращая время до начала официального процесса похорон на мемориальном кладбище практически на окраине города, откуда можно было увидеть огромный комплекс строений ЦРТ. Возведенный независимыми инвесторами десятилетия назад, он включал в себя не только основную высотку, достигавшую в высоту три сотни этажей, но и целый квартал жилых помещений для сотрудников, и многое другое. Инициатива создания подобного места – лишь подтверждение укрепления глобализации и популяризации науки в обществе, для процветания которой нужны памятники примеров подражания. Все научные сотрудники Центра Развитий Технологий похоронены здесь. Величайшие умы представлялись как герои, чьи имена – словно кирпичи для построения нового, лучшего мира. Все это находилось за пределами Мегаполиса, примерно в десяти километрах, дабы не мешать центру цивилизации жить своей жизнью. Ильза же была уверена – всё это лишь напоминание о том, что место, бывшее когда-то оплотом ума и альтруизма, стало марионеткой правительства, а, может, и наоборот, но в одном ее было не переубедить – комплекс – это трон, с которого на них поглядывают те, кто держат мир в своих руках.

Ильза уже минут десять стояла почти вплотную к ограждению кладбища, за которое пока не пускали гражданских. Большая, открытая территория, исчерченная тропинками в шахматном порядке. Подъехал транспорт с высокопоставленными представителями власти и не только. Первым она увидела Бенджамина Хилла, явно прячущего свои эмоции под томным взглядом, не роняя ни капли слез, отрицая проявления душевной боли. За последние несколько лет она много раз пыталась вывести его на интервью, или же хоть на что-то большее, чем пара предложений, вызубренных от пресс-службы ЦРТ, усердно следящей за новостями, и не особо любившей независимые новостные порталы.

Ближайший к ней охранник отправился к Бенджамину, дабы сообщить, что одна журналистка хочет пройти, указывая в ее сторону, она одарила его лишь безмолвным, циничным взглядом, длившимся, кажется, добрых пару минут, перед тем, как ей позволили войти по его разрешению. Стоило ей сделать первые шаги в его сторону, как он поступил также, благодаря чему они встретили в паре метров от входа. Она уже было потянулась за блокнотом и ручкой, наличие которых многим казалось странным, но сама Ильза отлично знала, как легко потерять в цифровом мире данные или, что еще страшнее, как их могут скорректировать так, как будет выгодно кому-то другому. Записанное в бумаге – остается на бумаге, а пропажа будет заметна сразу же. Но сейчас был неподходящий момент. К счастью, она обладала отличной памятью, да и записывающее аудио устройство всегда было в нагрудном кармане куртки.

– Сделай одолжение – не лезь сегодня ни к кому. Отвечу на твои вопросы позже: не сегодня и не сейчас, – тон его был крайне строг и, хоть он и скрывал свои чувства, дрожь в его голосе дала ей понять, насколько личной была для него эта трагедия.

– Допустим, но я задам тебе один вопрос, – она была спокойна, зная, как важно, именно сегодня быть нейтральной, – сейчас, чтобы убедиться в твоем слове. Правда, что Природные люди произвели атаку в отместку за устроенный вами Сбой?

– Ты не получишь от меня никакого ответа.

– Я просто выполняю работу, ты сам знаешь – кто-то должен рассказать людям правду.

– Правда – крайне относительное понятие, а из твоих уст – еще и крайне переоцененная, – голос чуть сорвался, Бенджамин явно сам был недоволен своим состояние и старался не поддерживать зрительный контакт.

– Тогда зачем ты пустил меня сюда? – Спросила она с откровенным сочувствием, слегка играя в поддавки.

– Я хочу верить, – он посмотрел на нее пристально и строго, – что ты сможешь понять и признать, что есть люди, которые вопреки собственным жизням, пошли на риск ради других. Там погибли хорошие люди, прекрасные люди, которые были дороги своим близким… – он замолчал, понимая, как его заносит.

– А еще ты думаешь, что сейчас лучше пойти мне навстречу, ведь так тебе было бы проще контролировать то, что я могу написать, я ведь права? – Ответа не последовало. Он лишь посмотрел на нее, но уже совсем другим взглядом, который как бы говорил: "ты ничего не понимаешь", и ушел, оставив её одну.

Ильза решила более не трогать Бенджамина, как минимум пока, ведь работа работой, конечно, скорбящий человек, который может потерять самообладание, это, конечно же может быть полезным для выяснения информации, но не в случае, когда этот человек в будущем будет нужен на ее стороне. Она медленно шла через кладбище, окружённая людьми, некоторые из которых оглядывались на нее, но не позволяли себе лишнего слова. Все-таки, репутация Ильзы Этвуд была, мягко говоря, не самой чистой, как минимум с точки зрения поднимаемых ею тем и её интерпретаций событий. Ильза понимала все прекрасно, и вопреки отсутствию у нее стеснения или страха, он приструнила на время свою наглость и надменность, что служили ей частенько главным орудием, и вела себя спокойно, лишь наблюдая за трауром.

Больше всего Ильзу привлек внимания могильный камень Мироновой Майи, организатора лагеря Саламис в Природных землях, бывшего руководителя отдела робототехники и человека, чей вклад в благотворительность был воистину велик. Около ее могилы стоял Соломон Напье. Его взгляд даже без дополнительных знаний говорил, практически кричал о том, какой кошмар ему довелось пережить. Склонивший голову, словно забывший про речь и мысли, он молча смотрел на фото Майи. Его руки были опущены вниз, вдоль тела, словно просто висели на плечах. Костюм, в который он облачен, сидел слишком ровно, словно кто-то надел его на Соломона. Она аккуратно подошла, молча встав рядом. Казалось, будто Соломон не замечал никого вокруг, напоминая куклу-марионетку на веревочках.

– Произошедшее ужасно… – медленно начала она, – Майя была, пожалуй, самой честной из всех. Я действительно уважала ее. Довольно часто мне казалось, что чем больше она делает, тем меньше ее замечают. Словно те, кто стоят выше, не хотели ее вмешательства в большую игру. Помню, как мы впервые с ней познакомились, это было как раз тогда, когда она только вышла в свет после трагедии и решила объявить о создании Саламиса. Ей толком не дали слова, обвиняя и требуя возмездия, но она не сдалась, а просто взяла и сделала то, что должна была… То, что было нужно людям. За это я ее уважала, она – человек дела.

С правой ее стороны, неожиданно появился Бенджамин и всем своим видом, глядя прямо в ее большие и красивые глаза, дал понять, насколько сейчас не время для ее внимания. Он кивнул чуть в сторону, ожидая, когда она последует за ним. Левой ладонью она накрыла руку Соломона:

– Я правда считаю, что она заслуживала большего… она не должна была умереть вот так. Даже не взглянув на нее, Соломон лишь кротко кивнул, после чего она отпустила его руку и направилась за Бенджамином.

– Знаешь, я не вижу здесь Итана Майерса, не скажешь где он? – резковато начала она, оглядываясь по сторонам.

– Уж ты-то должна знать, он не дает интервью никому уже несколько лет, – на удивление сдержанно произнес он в ответ, остановившись и встав прямо перед ней.

– «Уж ты-то» знаешь, что я – не никто! Простые интервью – это не для меня. А мой вопрос все остается без ответа.

– Он не приедет, во всяком случае, пока не будет уверен, что останется без внимания журналистов и соглядатаев, – всем своим видом она показывала неудовлетворение полученной информацией, – верь или нет, но ему тяжело.

– А этим людям вокруг, скажи, прям легко!

– Может, хватит! – Одернул он ее строго, почти переходя на крик, но сдерживая себя. – Ты здесь не за этим, смею догадаться, так что сделай одолжение – будь снисходительна, хотя бы сегодня, хотя бы здесь! – Бенджамин резко покинул ее, оставив одну смотреть ему в след.

Когда-то его слово вдохновляло многих, закладывая в юные и не очень умы, мотивирующие прилагательные, что в сухом остатке являлись попросту навязанными ярлыками ради подготовки почвы для выращивания поколений, безрассудно возжелавших купить его товар, когда придет время. Не просто реклама – целые речи, поднимающие вопросы человеческого бытия, приравнивая лучших экземпляров биологического вида к погрешности, которую их программа сможет превратить в подавляющее большинство, используя кибернетические имплантаты.

«Вы сможете лучше видеть. Вы сможете лучше слышать. Вы сможете полностью контролировать ваш ум, позволив обычной программе избавиться от лишнего и быстро усвоить необходимое.»

Она не успела заметить, как наука стала походить на культ, обещавший представить всем улучшенную версию эволюционного процесса, но мало кто всерьез задумывался над побочными эффектами. Сейчас ей было даже приятно видеть, как большинство людей, а точнее, подавляющая часть, заняты тем, чем должны быть заняты – думать о том, как ценны жизнь и время. Ведь если оглядеться, то каждый здесь и на многие кварталы вокруг преисполнен сопереживанием и сочувствием к тем, кого даже не знает. А ведь совсем недавно был совершен еще один большой шаг – отправка людей к марсианской базе, за которым наблюдали все и писал каждый. Но стоило случиться трагедии, так акценты внимания радикально сменили направление, и кто-то наверняка подметит, что это всё же показывает светлую сторону человека, но Ильза, может и не сразу, но точно указала бы на то, что эти события слишком уж близки друг к другу.