Читать книгу Белый олень. Часть 2. Стюардесса - Николай Александрович Юрконенко - Страница 9

Звонок дребезжал в тесном коридорчике несмолкаемой трелью. Сергей едва расслышал его сквозь журчание льющейся из ситечка душа воды. Наскоро промокнувшись полотенцем, кое-как напялил на мокрое тело длинный халат, чертыхаясь, зашлепал босыми ногами по линолеуму к двери.

– Кто там?

–Почтальон! – ответил простуженный женский голос. Помня о криминальной ситуации в городе, Сергей отступил на всякий случай в сторону, сжал кулак правой руки, левой повернул замок, потянул дверь на себя и, прикрываясь ею как щитом, осторожно выглянул. На лестничной площадке стояла немолодая, маленького роста женщина с сердитым лицом.

– Романов Сергей Александрович?

– Он самый, здравствуйте.

– Вам заказное с уведомлением, распишитесь вот здесь, – она ткнула приготовленной заранее авторучкой в то место на бланке, где нужно было расписаться. Сергей торопливо черкнул.

– Это что, я вас прямо из ванны выдернула? – почтальонша смерила его помягчевшим взглядом.

– Да. Вы уж извините, что заставил ждать.

– Ничего, наша работа такая: то из ванны вытаскивать, то с унитаза снимать… До свидания.

– Всего доброго.

Сергей закрыл дверь и прямо в коридоре принялся рассматривать конверт с отпечатанным на пишущей машинке адресом, заинтересованно почесал мокрый затылок. Письмо было из Управления внутренних дел Центрального района. Значит, что-то о Дадукалове! Нашелся, а главное быстро. Искала ведь не какая-то там Зоя-краевед, а МВД!

Сергей уселся в единственное в холостяцкой квартире старенькое кресло, неторопливо распечатал конверт, вытряхнул бланк со штампом областной прокуратуры в левом углу, начал читать текст и тотчас же невольно встал:

«Тов. Романов С. А., на Ваше заявление направляется справка с имеющимися данными на Дадукалова Андрея Александровича, осужденного Коллегией ОГПУ 21-го августа 1934 года к исключительной мере наказания, расстрелу.

Дело в отношении Дадукалова А. А., 1875 года рождения, уроженца села Вейтелевка Воронежской губернии, до ареста работавшего заведующим бактериологической лабораторией при институте экспериментальной ветеринарии в г. Москве, признанного виновным в том, что является участником контрреволюционной шпионской организации, связанной с японскими разведывательными органами, и занимавшегося вредительством в области животноводства, в связи с чем приговоренного к расстрелу, с заменой заключением в ИТЛ строгого режима сроком на десять лет (ст. ст. 58—4, 58—6, 58—7 УК РСФСР)

4-го января 1957 года уголовное дело пересмотрено трибуналом Забайкальского военного округа в порядке надзора. Постановление Коллегии ОГПУ от 21-го августа 1934 года отменено, и дело в отношении Дадукалова А. А. прекращено за отсутствием состава преступления. Гр-н Дадукалов А. А. реабилитирован.

Председатель военного суда ЗабВО

полковник юстиции Савин П. Е.

Прокурор отдела по надзору за исполнением

законов о федеральнойбезопасности,

юрист 1-го класса Фадеев М. И.»

Ошарашенный прочитанным, Сергей заходил по комнате, снова и снова перечитывая страшное содержание документа. В висках часто-часто запульсировало: вот, значит, как сложилась судьба доктора Дадукалова. Для семейства Рассухиных это будет ударом. Как это там сказал Алекс: «Мой дед был выдающимся патриотом России!» Но именно выдающихся-то патриотов и ставили ОГПУшники к стенке первыми! Впрочем, Дадукалову смертный приговор заменили десятью годами каторги, сжалились! А что, если он не умер тогда, когда заболел в лагере и, отбыв свой срок полностью, вышел на свободу? Тогда почему не дал знать об этом в Америку?

Сергей горько усмехнулся про себя: «О чем это ты, парень?! Написать в Штаты в годы сталинского мракобесия означало добавить себе еще десятку к уже отбытому за решеткой. Да и вышел ли Дадукалов из лагерей живым? Сомнительно… Человек в годах, интеллигент, непривычный к тяжелому физическому труду, не смог бы отбыть столь длительный срок. Да-а, дела… Так, а что там еще в конверте?»

«Сергей Александрович! Это пока все, что мне удалось отыскать по А. А. Дадукалову. Думаю, для начала достаточно, по крайней мере, его родственники теперь будут знать, что их дед и прадед уничтожен Режимом. Можете отослать в США копию документа. Я буду продолжать работать по своим каналам: нужно установить, что послужило поводом для ареста, где отбывал наказание Дадукалов, вышел ли живым из тюрьмы, а если нет, то где похоронен? Это и еще многое необходимо узнать, раз уж взялись помогать американцам. Меня эта история тоже весьма заинтересовала, и я буду содействовать Вам, чем только смогу.

До свидания,

Геннадий Жеребцов».

***

Было семь часов мрачного промозглого зимнего утра, когда Сергей очнулся от глубокого забытья, о времени поведал звякнувший было будильник. Не дав ему разразиться нескончаемой трелью, Сергей нажал на кнопку, взглянул на Ларису. Она лежала рядом, свернувшись калачиком, как ребенок, и бродила где-то далеко-далеко в стране сновидений.

Осторожно, чтобы не потревожить ее, Сергей выбрался из постели. Когда он, окатившись холодным душем, вернулся, Лариса все еще спала. Тихонько устроившись рядом, долго смотрел на девушку и улыбался, вспоминая ощущения прошедшей ночи, когда их тела, слившись воедино, неистовствовали в сладких любовных утехах. Очевидно, она почувствовала сквозь сон его пристальный взгляд, веки затрепетали, приоткрылись, глаза встретили улыбку Сергея.

– Вставай, котенок, – он чмокнул ее в нос. – Я пошел готовить завтрак.

– Хорошо, милый, – сипловато проговорила Лариса со слабой ответной улыбкой.

За столом, аппетитно поглощая яичницу, Сергей спросил:

– Ты домой поедешь или останешься?

– Поеду, мама ждет, да и по Лёньке соскучилась. Ты меня отвезешь, Сережа?

–Естественно. Только давай поторапливаться, меня к десяти заместитель генерального вызвал.

Она замерла с поднесенной ко рту чашкой дымящегося кофе:

– О, Боже! Что-нибудь серьезное?

– Понятия не имею, – сосредоточенно наморщил лоб Сергей. – В эскадрилье тоже ничего не знают.

– После аудиенции обязательно позвони, мне то-то тревожно.

– Конечно, родная, – он поднялся из-за стола.

Возвращаясь из города в авиагородок, Сергей предался глубоким размышлениям. Через полчаса предстояло встретиться с человеком, с которым у него было многое связано в прошлом… Володька… Вовчик… Владимир Дементьевич Кожухов… Одно время он был командиром самолета Ан-2, а Сергей – вторым пилотом в его экипаже. В летном деле Кожухов ничем особенным не отличился, про таких говорят: «выдающаяся посредственность». Летать побаивался, осторожничал, сложную профессию постигал трудно и, хотя парк машин в летном отряде был весьма разнообразным, только и смог освоить, что неприхотливый «Антон», про который бывалые пилоты говорят: «Ему не надо мешать, сам летает!» И, очевидно осознавая свое положение, трезво его оценивая, Кожухов сделал для себя единственно правильный вывод: кое-как отлетав необходимые для минимальной пенсии тринадцать лет, незамедлительно списался с летной работы и ударился в административную деятельность. Будучи старше Сергея всего на три года, он, неожиданно для всех, сделал головокружительную карьеру, став заместителем генерального директора акционерного общества «Забайкалавиа» и руководителем летного комплекса. Поговаривали, что столь стремительному служебному росту Кожухов был обязан не только своему заочному высшему экономическому образованию, природной пронырливости и ярко выраженной деловой хватке, но и протеже, составленному в областных и столичных верхах влиятельными родственниками жены.

Заняв высокий пост, Кожухов развернулся во всю свою, неизвестную дотоле, ширь! Уж чьи он денежки «крутил» и сколько, можно было лишь догадываться, а только вскоре открыл целую сеть магазинов, стал содиректором крупного нефтемаркета, акционером нескольких процветающих компаний и слыл теперь «новым русским».

В то время, когда авиапредприятие хирело, а работники по полгода не получали зарплату, он завел несколько автомобилей-иномарок, телохранителей себе и жене, в невиданно короткие сроки воздвиг фешенебельный коттедж за чертой города, в живописном сосновом бору, а старшую дочку отправил учиться в Лондонский Университет.

Бытовало мнение, что должность заместителя генерального директора для Кожухова не что иное, как плацдарм для очередного, решительного броска на Олимп авиационной власти региона и что это только вопрос времени. Сазонов, действующий директор, разваливший работу авиапредприятия, тем не менее, котировался высоко и ждал повышения и перевода в столицу, Володя же Кожухов стоял, что называется, на подхвате.

Затормозив у перекрестка, Сергей посмотрел на красный сигнал светофора, и перед глазами почему-то возникло лицо Виктора Максимовича Артёмова, предшественника Кожухова. Это был вечно краснолицый, тучный и мрачноватый человек. Кроме незаурядных организаторских и летных способностей, Виктор Максимович имел и еще одну: был большим любителем пображничать в широком, по-русски шумном, застолье. Артёмова любили и в то же время побаивались все: и пилоты, и «наземники», и авиационные врачи. У всех на слуху был такой вот случай: как-то на ежегодной медкомиссии у него не «пошла» кровь. То ли глюкоза, то ли холестерин были завышены и анализ нужно было повторить. Трясясь, к громадному Артёмову подошла старушка-лаборантка и сказала:

– Товарищ командир, у вас получился плохой анализ, необходимо пересдать кровь для повторного исследования.

Артёмов как раз прошел осмотр у отоларинголога и одевался, собираясь уходить.

– Наталья Михайловна, – грозно глянул он на совсем оробевшую лаборантку, – я, по-вашему, кто?!

– Вы – начальник летного комплекса Горноозерского Объединенного Авиапредприятия, – деревянными губами пролепетала та.

– Запомните раз и навсегда, уважаемая, и другим передайте: у начальника летного комплекса Горноозерского Объединенного Авиапредприятия (свой титул он произнес ударно и значимо) анализ крови не может быть плохим!

С тем и ушел, громко хряпнув дверьми. Анализ врачи переписали, от греха подальше, на том дело и кончилось. Или вот еще случай: его благоговейно передает пилотня' из поколения в поколение. Приехал как-то раз Артёмов c комиссией инспектировать оперативную точку авиационно-химических работ. Осмотрел бытовые условия экипажа, пару раз слетал на «Антоне» за второго пилота, пощекотал нервы бреющим полетом, «попрыгал» через высоковольтную линию, пересекающую поле по диагонали, повиражил на низких разворотах, зашел на посадку и приземлил самолет на крошечную площадку-пятачок. Утирая с огненно-красного лица обильный пот, косовато глянул на командира экипажа и пробурчал:

– Работенка у вас, «химики», мать ее так… Сплошной стресс, а не полеты! – с этими словами подошел к своей персональной «Волге», достал пару бутылок дефицитной посольской водки, явно припасенной под шашлычок где-нибудь в пути, подозвал командира, второго пилота, авиатехника и моториста. – Нервишки поле'чите вечером… Но только чтобы завтра не то что летать, а даже рулить не смели, ясно?

На что, обалдевший от неожиданного счастья, пропахший аминной солью, экипаж рявкнул единой глоткой:

– Так точно, товарищ командир!

… Да-а-а, хорош был руководитель Виктор Максимович, тут уж ничего не скажешь. Поэтому и дела у авиаторов в ту пору шли весьма неплохо: самолетного и вертолетного топлива было – хоть залейся, авиатехники и запчастей – в полном достатке, летали помногу и от этого заработки имели солидные и стабильные. Но только взяли однажды командира под белы рученьки, да вывели в почетную отставку, присовокупив к этому Почетную грамоту да орден Трудового Красного Знамени. И опять данное событие, так или иначе, увязывали с именем господина Кожухова.

А, впрочем, оно и пора уже было— годы брали свое и старый воздушный волк, Максимыч, был далеко не тот, что прежде. И теперь не с двух, а всего с одной беленькой поллитровочки, самопроизвольно убирались «шасси» у престарелого командира.

Вот тогда-то и возник на горизонте новоявленный преемник, Владимир Дементьевич Кожухов, двухметровый вальяжный красавец с неуловимым, постоянно бегающим взглядом бархатистых светлых, чуточку женственных глаз, с холеными, не по-мужски узкими ладонями, с энергией, которая даже на расстоянии от него ощущается, с начинающей лысеть отчаянной головой, мыслям в которой – нет счету…

Сергея встретил дружелюбно, крепко ти'снул его руку, широким жестом пригласил садиться. Устраиваясь в удобном кожаном кресле, тот присмотрелся к Кожухову. С тех пор, как они перестали близко общаться, он сильно изменился, – весь стал уверенно-раскрепощенный, веселый, благодушный, такими всегда бывают неглупые и самолюбивые эгоисты.

– Ну, как жизнь-то, Сережа? – зашел директор издалека.

– Всяко… – неопределенно пробормотал пилот.

– Понятно. А на семейном фронте?

– Осматриваюсь, определяюсь…

– Ты вот что скажи: у тебя с этой стю'рой так… или серьезно?

– Или серьезно! – подчеркнуто повторил Сергей его слова и, нахмурившись, добавил. – И не стюра она, а стюардесса!

– А что, хороша', хороша'! Видел я вас как-то вместе. Па'ра, ничего не скажешь! Конечно, не твоя генеральша Ольга, но, тем не менее…

– Вы меня, зачем вызвали-то, господин директор? – набычился Сергей.

– Слушай, ты это брось: господин директор! – сделал вид, что рассердился Кожухов. – Будто в одной кабине не сидели… Давай по-прежнему, по именам.

– Ну давай, если хочешь, – кивнул, соглашаясь, пилот. – Так чем я обязан столь высокому приему?

– Ты, Серега, как был заноза, так и остался! – коротко и одобрительно хохотнул начальник. – Хочешь сразу быка за рога? Одобряю, сам терпеть не могу ходить вокруг да около. Тогда слушай внимательно: ты в курсе, что ваш Тряскин заявление об уходе на пенсию подал?