Читать книгу Распятая. Любовный роман - Николай Бредихин - Страница 3

«Господи, что я делаю?».

Даже очутившись здесь, в этом шикарно обставленном офисе с куколкой-секретаршей, с умным видом (оживший персонаж из столь популярных анекдотов про блондинок) шелестевшей маленькими изящными пальчиками по клавиатуре компьютера, я не могла избавиться от двух изводивших меня ощущений: того, что я зря потратила свои деньги (сто евро, чокнуться можно!), и надежды на чудо, что через полчаса (за те же сто евро, совсем даром!) я выйду отсюда здоровой и счастливой. Навсегда.

Наконец дверь отворилась, и из неё выпорхнула ультрамодно одетая дамочка лет где-то между сорока и пятьюдесятью, вся всклокоченная, возбуждённая и вместе с тем как бы воздушная, одухотворённая.

«Как после бани! – машинально пришло мне на ум сравнение. – Интересно, что там с ней делали? На кушетке ублажали?»

Дамочка тут же подбежала к «куколке» и принялась обсуждать с ней дату следующего визита, перемежая беседу какими-то восхищёнными ахами-вздохами и чисто женскими пустопорожними репликами относительно кавалеров, причёсок, одежды, отпуская комплименты и напрашиваясь на комплимент.

Однако у меня совершенно не было времени их послушать, так как загорелась лампочка над дверью кабинета, приглашая меня войти.

Леонард Львович (а именно так его звали) сидел в кресле, уперев локти в стол, сбросив на грудь очки, поддерживающиеся изящной серебряной цепочкой, и держа ладони на лбу. Вроде как выражая всем своим видом глубокую задумчивость, а на самом деле элементарно спал.

Однако сон у него (если то был действительно сон и я не ошиблась) был очень чутким: он моментально среагировал на стук закрывающейся двери и буквально лучился теперь благодушием и приветливостью. Я ожидала увидеть какого-нибудь старичка, чуть ли не с пенсне на носу, еле удерживающегося от того, чтобы не назвать меня «милочкой», а может, и не удерживающегося. Но передо мной сидел голубоглазый блондинчик, долговязый, смешливый, лет тридцати-тридцати двух от роду.

И это светило! Профессор! Величина международного масштаба? Боже, ну и попала я в переплёт!

– Здравствуйте! Присаживайтесь, что же вы? – прервал мои размышления «светоч». – Ну, я весь внимание. Вы так упорно ко мне пробивались, рассказывайте, с чем пришли?

Я тотчас раскрыла папку, разложила перед ним газетные вырезки и принялась бубнить заученную за долгие месяцы речь. Я давно уже делала это машинально, но сейчас отдельные моменты то тут, то там вновь принимались цеплять меня и мне всё чаще и чаще приходилось выдерживать паузы и успокаиваться, прежде чем перейти к следующему эпизоду своих невесёлых воспоминаний. Однако что меня возмутило: «светило» даже не потрудился притвориться, изобразить на лице сострадание, как это до него все (повторяю, все, даже неумёхи!) делали.

– Так, и в чём проблема? – спокойно спросил он, когда я закончила свой рассказ.

Господи, «в чём проблема»?.. Он что, идиот? Действительно, в чём проблема? Сколько раз мне это говорили! Я ведь осталась жива! Но разве я жива? Если бы я была жива, разве я сидела бы здесь сейчас, «воодушевляясь» ухмылкой этого «профессора кислых щей»?

– Молчите? Что ж, время идёт, – вздохнул «великий целитель». – Я в том смысле так выразился, что вы вполне могли бы решить все свои проблемы сами. Зачем вам психотерапевт? Сбивать вас с толку? Подумайте, вам удалось вырваться, остаться в живых, побывав в лапах изощрённых насильников, зарвавшихся нуворишей. Подобных случаев можно привести один на несколько тысяч. А сейчас вы просите пожалеть вас, погладить по головке, «вывести из мрака». Нелогично и… несмешно.

Мою грудь распирало от слов возмущения, но я смогла выдавить из себя только:

– Нет, не могу. С каждым днём мне становится всё хуже и хуже, я всё больше углубляюсь в пережитое, всё дальше ухожу в сторону от окружающего мира, растворяюсь в депрессии. Я умираю, и умираю в мучениях, нечеловеческих страданиях. Я падаю, падаю, падаю и не могу остановиться. «Они» добивают меня.

«Псих» (психотерапевтом мне трудно было его назвать, так я его в тот момент возненавидела!) между тем протёр специальной (с антистатиком) тряпочкой очки, нацепил их на нос и принялся бесцеремонно меня разглядывать.

– Не вижу, не вижу падения. Вижу макияж, умело, с чувством меры наложенный, осмысленное выражение лица. А вас наверняка убедили в том, что по вам психиатричка плачет, советовали полежать где-нибудь, подлечиться как следует, и желательно у частника, непременно у частника. Могу догадаться, что вы обошли всех доступных вам по денежкам самоучек и шарлатанов, для которых вы были не более чем подопытным кроликом, точнее крольчихой. Гипноз, иглоукалывание, таблеточки разные. Очень, кстати, опасные. Удивляюсь, как у вас до сих пор крыша на месте.

Тут я не выдержала, сорвалась, ударила что было силы кулаком по столу.

– Не видите! Ничего вы не видите! И что за советы вы мне даёте? «Помоги себе сама»? Что вы мне нового сказали? Зачем я вообще к вам пришла?

Горе-профессор несколько секунд смотрел на меня, раскрасневшуюся, разгневанную, в восхищении, затем достал из стола и протянул мне какие-то загогулины.

– Прекрасно! Держите! Это бумеранги. Ненастоящие, так, игрушечки, но может быть больно, если не увернётесь вовремя, и даже очень больно.

Не знаю, что со мной произошло, но я в самом деле схватила эти чёртовы деревяшки и стала что было силы бросаться ими.

– Сильнее! Ещё сильнее! – подбадривал меня «псих» (действительно, псих!), отбежавший в другой конец комнаты и делавший всё возможное, чтобы и полюбоваться результатами моих усилий, и не подставить голову под обстрел. А вот я так и не смогла полностью уберечь себя: несколько ударов всё же пропустила.

– Скажите, вы со всеми так? – упала я наконец в кресло, совершенно обессиленная.

– Нет, с каждым по-разному.

– И чем же я заслужила подобное с собой обращение?

– Хороший вопрос! Как я понимаю, вы задали его самой себе?

Мой мучитель неторопливо собрал все разбросанные по кабинету «игрушечки», давая мне время полностью прийти в себя.

– Так, хорошо, это была первая рекомендация. Не самая, на мой взгляд, удачная. Так сказать, первый блин. Что вы ещё мне посоветуете?

– Вернуться к жизни. Влюбиться или хотя бы завести любовника.

Я была готова задушить его.

– Любовника! Да вы хоть представляете, что у меня «там»?

– Догадываюсь, – спокойно ответил он. – Весьма уютное «гнёздышко».

Я не поверила своим ушам.

– Что?!!

– Ну, как у всех женщин. Или вы считаете себя в этом отношении уникальной?

– Послушайте, вы в своём уме? Вы действительно психотерапевт или сантехник какой-нибудь, случайно забрели сюда? Да я вас по судам затаскаю! У вас отберут лицензию! Вы фашист!!! Изверг! Сами маньяк! Таким, как вы, нет места на Земле! Я вас в порошок сотру, уничтожу!

Он похлопал несколько раз в ладоши, как бы пытаясь вернуть меня на грешную землю. Но я никак не могла успокоиться.

– «Гнёздышко»! Господи, видели бы вы это «гнёздышко»!

Однако этого чёртова психа трудно было вывести из себя. Он опять нацепил на нос свои дурацкие очки и с готовностью приподнялся в кресле.

– Что ж, время есть. Давайте посмотрим.

Я не знаю, что я могла сделать в тот момент. Например, поднять над головой двухтумбовый письменный стол и швырнуть им в окно. Вцепиться, как кошка, в горло этому подонку и в мгновение ока задушить его. Выскочить из кабинета, просто пробив собой дверь, и разнести вдребезги одним движением руки компьютер в приёмной. Но ничего подобного не произошло: я просто расхохоталась. Могу сказать одно: я никогда в жизни так не смеялась. Потому что никогда ещё не бывала в состоянии полной, безудержной истерики. Я сползла с кресла, швырялась, чем только могла, отбила себе все руки, не помню даже обо что, а в итоге размякла, растеклась по полу, словно медуза, так что «психу» чуть ли не по частям пришлось отдирать меня от него.

– Хорошо, – бодро объявил он, когда ему наконец удалось уложить то, что от меня осталось, в кресло. Затем порылся в шкафах, как я поняла, намеренно растягивая время. В конце концов достал напольные весы. – Сколько, вы говорили, в вас залили свинца сегодня ночью?

– Много, очень много, – зло ответила я.

Леонард придвинул весы прямо к моим ногам.

– Взвешивайтесь! Что же вы? Взвешивайтесь! Интересно посмотреть, прибавили вы в весе или нет?

Я злобно пнула весы ногой, откинув их в сторону. Я уже поняла, что он хотел доказать мне.

– Да, но это было во сне. А что со мной наяву происходило, вы слышали или мимо ушей пропускали?

Леонард спокойно пожал плечами.

– Да, слышал, конечно, но всё это далеко позади. Что вам мешает сейчас восстановиться, вернуться к нормальной жизни? Ощущение скверны? Ведь из того, что вы мне только что рассказывали, ничто не говорит о том, что вас физически или духовно изуродовали. Травма носила и носит до сих пор исключительно моральный характер.

Мы некоторое время молчали. По сути, он был прав и крыть мне было нечем.

– Ладно, – продолжил он, – если хотите, вот ещё одно ЦУ (ценное указание): вы должны избавиться (временно, разумеется) от всех провоцирующих деталей в одежде: джинсиков «в облипочку», мини-юбок… Походку слегка приструнить, стараться не выделяться в толпе…

– Господи, – вздохнула я. – И где вы только набрались таких глубокомысленных знаний? Из журналов глянцевых, Интернета?

– Вы не поняли меня, – ничуть не смутился «профессор». – Речь в данном случае идёт не о том, чтобы не привлечь к себе нежелательного внимания какого-нибудь другого, очередного монстра, а о том, чтобы блокировать в вашем сознании страх, что подобное может с вами вновь произойти. Об этом тоже было в газетах?

Я снова угрюмо промолчала в ответ.

– Хорошо, если вам нравится сугубо научный подход, может попробовать принцип трёх «С»?

– Принцип трёх «С»? Понятия не имею, что это такое? – оживилась я.

Он усмехнулся.

– Вот видите, как что-то непонятное, так сразу интерес: ушки на макушке. А на самом деле, опять же, проще некуда: слёзы, сон, смех. Выплакаться, выспаться, рассмеяться. Лучший выход из любой депрессии, любого стресса. Да-да, я уже вижу, как вы скептически улыбаетесь. Но скажите, как у вас с этим? Плачете? Да, есть немного. Но прошли ли вы здесь весь путь до конца? От слёз бессилия, злости, запоздалого сожаления, которые лишь терзают вам душу, растравляют вашу боль, до слёз, которые растворяют воспоминания и душу врачуют? Сон. По вашему же признанию, разве можно назвать «это» сном? Скорее какой-то неистощимый в своей изощрённости кошмар между бодрствованиями. И не ошибусь, если скажу: пусть истерика, припадок, нервный срыв – назовите это как угодно, но сегодня вы в первый раз за долгое время по-настоящему рассмеялись. Всё, поздравляю вас, ваше время вышло.

Я вновь ощутила в себе зарождающийся приступ ярости. Нет, мистер мошенник, мсье маньяк, господин главный псих всея Руси и её окрестностей, я не допущу, чтобы ты сидел здесь и дальше измывался над ни в чём не повинными людьми, выставляя себя царём и богом, надменным всезнайкой. Я тебя просто расплющу. В одном ты, безусловно, прав: я такую школу прошла, через такой ад, что никому не позволю впредь над собой измываться.

– Верните мне мои деньги, – тихо, но твёрдо сказала я.

«Профессор» изобразил на лице полное тупое недоумение.

– Не понимаю. Объясните, почему я должен вернуть то, что заработал, причём в поте лица? Осмелюсь заметить, пациентка вы не из лёгких.

– Я не пациентка.

– Зачем же тогда вы пришли сюда?

– Я пришла к психотерапевту, который на деле оказался клоуном. В цирк билет стоит гораздо дешевле. Верните разницу. Пару-троечку евро, так и быть, оставьте себе, мы хорошо повеселились.

Он покачал головой, как бы в состоянии глубокой озабоченности. Затем приподнял брови, наморщил лоб.

– Вы не совсем правы. Знаете, сколько вообще профессиональных клоунов на нашем крутящемся без передышки земном шарике? Думаю, и тысячи не наберётся. Представьте, что столь уникального человека вы наняли себя одну развлекать. Согласился ли бы он это сделать всего только за сто евро?

– Хорошо, – попыталась я взять себя в руки. – Вы возвращаете мне деньги и обходитесь без всех неприятных последствий. Дурите и дальше голову всяческим идиотам. Или, как я уже поняла, главным образом идиоткам.

– Подходит, – кивнул он без раздумья. – Вы можете забрать свои деньги в любой момент в течение месяца, но при двух условиях: начиная с завтрашнего дня (знаете, бухгалтерия-бюрократия, нужно оформить возврат), а ещё одно – я никогда больше не приму вас, путь назад будет для вас заказан. Навсегда. По рукам?

Я подумала и согласилась: зачем без лишней надобности лезть на рожон? Один день погоды не сделает. И мы ударили с ним по рукам.