Читать книгу Распятая. Любовный роман - Николай Бредихин - Страница 6

Что я могу сказать о себе? Мне двадцать четыре года, я совсем недавно окончила институт, устроилась на хорошую работу, познакомилась там с прекрасным парнем, в котором души не чаяла, вот-вот должна была выйти замуж. Дальше…

Дальше эта нежданная встреча. Как сейчас помню, меня окликнули, вроде бы для того, чтобы о чём-то спросить, я подошла к дверце, тут меня и затолкали в машину. Я пыталась сопротивляться, но почти тотчас же потеряла сознание: то ли эфир, то ли хлороформ, не знаю, чем именно был платок намочен. Очнулась я в бункере, иначе не назовешь, а точнее в специально оборудованном подвале загородного особняка.

Термин «специально оборудованный» на суде потом отрицался, говорилось, что в нём просто до этого жили таджики-строители, которые производили отделочные работы. Да и действительно, там можно было только спать, оргии происходили наверху, в тренажёрном зале. Со мной были три девушки, так называемые плечевые: из тех, что путаются с разного рода шофернёй, а вообще-то «голосуют» перед любой более или менее приличной машиной. Мы все были новенькие, незадолго до этого «ребятки», как их назвал Фомич, решили обновить состав. Сколько времени каждой из нас предстояло здесь провести, нам было неведомо, да этого и никто не знал. Признаться честно, хоть похитители и обещали, что через недельку наш «квартет» отпустят подобру-поздорову да ещё и денег дадут, никто из девчонок не рассчитывал, что нам удастся выбраться из этих застенков живыми…

Ладно, хватит пока, больше не могу.

Я ненадолго отвлеклась от основных своих размышлений, перешла в файл «Сны» и принялась детально описывать то, что мне довелось испытать сегодня ночью. Первое время я до отказа накачивала себя снотворными, стремясь заглушить воспоминания. Была тогда настолько перенасыщена ими, что стоило мне закрыть глаза, как тени, образы буквально расползались по комнате, я различала даже их запахи, прикосновения. Потом поняла, что начала попадать в лекарственную зависимость, поскольку мне приходилось применять всё более и более сильные средства. Слава богу, у меня хватило сил и воли вовремя остановиться. Сейчас ограничиваюсь феназепамом, по полтаблетки, да и то не каждую ночь.

Мой сегодняшний сон… Сны надо фиксировать сразу, как только просыпаешься. Потом многие детали теряются или ты вообще забываешь то, что тебе привиделось, навсегда. Раньше со мной так и было: и сны мне снились очень редко, и из памяти они стирались мгновенно. Сейчас довелось столкнуться с этим явлением вплотную, настолько, что я частенько не могу уже обходиться без помощи диктофона.

Возможно, вы уже составили обо мне определённое представление, и не исключено, что я кажусь вам сумасшедшей. Не стану спорить, иногда мне тоже кажется, что я не совсем нормальная (а может быть, и вообще ненормальная – такая каша в голове!). Но я подобрала для себя более точное определение – «тронутая». Иногда я подолгу стою под душем и часами тру себя губкой. Но мне никогда не смыть этих гадких прикосновений.

Никогда? Это словечко меня буквально бесит. Приблизительно так же, как ещё одно: «навсегда»! С кем бы я ни разговаривала на эту тему, все пытались меня убедить, что мне никогда уже не удастся стать прежней, я опустилась вниз, уже не такая, как была раньше, не такая, как остальные. Но и туда, вниз, падать можно до бесконечности. Я должна закрепиться, причём как можно раньше, как можно ближе к тому месту, с которого началось моё падение.

Так что заткнитесь и не говорите больше мне этого слова – «навсегда», даже мысленно, даже за тысячу километров отсюда. Не желаю его слышать! Я не опускалась, меня «опустили», но я всё равно вернусь к себе настоящей, к той, какой я была.

Так и есть, если бы не диктофон, что-то, может быть самое важное, я непременно бы упустила.

Я достала с полки томик в изящной, красной с белым обложке – «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Никак не могла пройти мимо эпиграфа, сто раз мною читанного, но всякий раз бесконечно умилявшего меня своей первозданностью:

Ну чем не современная эротика, чуть ли не порнография? Стоит только расшифровать это лукавое «Храню молчанье о прочем, как поклялся ей». И уж совсем странное: «И мать моя покойная была при этом». Ну, а ответ тоже не слаб:

Я полистала дальше замусоленные мною же страницы разделов: «Сновидение – осуществление желания», «Материал и источники сновидений», «Психология процессов сновидения». Но истолковала всё, как обычно, в свою пользу: мои видения просто цветочки по сравнению с тем, что является порой некоторым другим, даже великим. Причём испокон веку.

В пытке участвовали не профессиональные палачи – значит, я подлежала осуждению, а не суду за свои прегрешения.

То есть «не судите, да не судимы будете»! А «грязные, бесовские желания» могут посещать каждого, практически любого.

Но главное – Некто. Я не сама решила, что имею право заплатить любую цену, лишь бы сохранить свою жизнь, – меня спросили об этом, дозволили это.

Откуда вообще взялась подобная идея – заняться вплотную самоанализом? Мне ещё в самом начале сказали, что есть два способа восстановиться: забыть всё, что со мной было, либо, наоборот, выплеснуть, вычистить из себя угнетающую, разъедающую меня информацию. Я выбрала сразу оба варианта: сначала избавиться от всех своих воспоминаний, затем надёжно замуровать то место в памяти, чтобы никогда к нему больше не возвращаться. Тетрадка, которой я первоначально решилась поверить свои тайны, для этой цели совершенно не подходила – пришлось воспользоваться компьютером и даже завести в нём отдельную папку.

Особенно долго я раздумывала над графическим образом своего выздоровления.

Восхождение на вершину? Но потом ведь придётся спускаться обратно.

Попытка выбраться из пропасти, в которую я неожиданно угодила? Но сколько можно в ней оставаться?

В итоге выбрала третий вариант: река, по которой меня отнесло вниз по течению, а я хочу вернуться как раз к тому месту, где прежде находилась. Получилась схема: от пункта «А» до пункта «Я»; в неё укладывались все файлы до единого.

Вовсе не хотелось, чтобы мне приснилась история, рассказанная только что Фомичом, и я решила, как иногда делала, описать её до мельчайших деталей, как будто сама была её очевидицей. Хотя понимала: опасный эксперимент, трудно сказать, куда могло завести меня моё воображение. Но и отступать было некуда: этот кретин (и зачем только ему нужно было рассказывать мне подобное!) прорвал оборону, которую я уже три месяца как выстраивала, и этот прорванный участок нужно было срочно залатать.

Откуда в них столько злобы? Обыкновенные на вид ребята. Они ведь не детдомовские, у них наверняка есть родители. Собираясь замуж, я частенько прикидывала и буквально в ужас приходила от того, во сколько сил и средств может обойтись мне ребёнок (начиная с того, что при родах я просто могу умереть), а вырастет в итоге такой вот дебил.

Они давно сбились в стаю или просто сработало стадное чувство? Кто-то из них и в самом деле был уродом, но не все же? Я, как всегда в таких случаях, проецировала на себя рассказанную историю. Ещё один приём – перемешать в памяти действительное с никогда не происходившим, разбавить тем реальность и, как результат, уменьшить её воздействие на психику.

Могла ли я отбиться? Нет, сковало чувство: как ударить ребенка? Не просто отшлёпать или отпугнуть, а любым способом вывести его из строя. Они не дали мне времени долго размышлять, повалили на землю, и сколько я ни пыталась потом подняться, всё падала и падала.

Та женщина выжила, а выжила бы я? И что, интересно, она делала, чтобы выжить? Надо бы расспросить Фомича поподробнее.