Читать книгу Береги свою любовь! Маленькие секреты большой любви - Николай Дзисяк - Страница 6

Этим воскресным утром я проснулся, когда еще только начинало светать. Это был мой первый день в городе, где я родился, провел свое детство и потом уехал, даже не представляя, что пройдет много лет, прежде чем снова смогу сюда вернуться. В номере новой гостиницы было немного душно, и ощущался какой-то специфический запах нового строения. Поняв, что не смогу больше заснуть, я взял мою трость, с которой редко расставался в последние годы, и тихонько покинул гостиницу, еще спящую сладким предутренним сном. Выйдя на улицу, я медленно направился к старому городскому парку, расположенному недалеко, чтобы там дождаться восхода солнца и увидеть места, которые с детства бережно хранились в моей памяти.

В этом большом, пустынном и словно дремлющем в полумраке парке, под кронами старых деревьев я впервые глубоко осознал течение времени и свой возраст… Темный, таинственный и мудрый парк, казалось, хранил еще в своей многолетней памяти мой звонкий детский голос. Мне вспомнилось, как я маленьким приходил сюда с матерью на прогулку и, переполненный радостью и чувством свободы, бегал по траве среди огромных деревьев, которых считал своими друзьями. Сейчас мне казалось, что старый парк также ждал все эти годы встречи со мной, желая открыть мне какую-то тайну, помочь понять что-то, постоянно беспокоившее меня, но ускользавшее от моего внимания.

Я побродил немного в надеже увидеть что-либо знакомое моей памяти, но все настолько изменилось и стало неузнаваемым, что я загрустил еще больше. Сбросив с влажной от утренней росы скамейки несколько желтых осенних листьев, я сел на нее и стал наблюдать, как постепенно парк начинал наполняться светом. Сначала появились первые робкие лучи проснувшегося солнца. Еще храня утреннюю прохладу, они скользили с вершин деревьев вниз, проникали сквозь листву крон и, опускаясь все ниже и ниже к земле, растворяли утренний туман, запутавшийся в низких кустах. Затем, как будто подчиняясь движениям палочки невидимого дирижера, зазвенел веселый хор птиц, приветствующих восход солнца.

Я был настолько зачарован борьбой между дневным светом и полумраком ночи, что не сразу услышал медленные и тяжелые шаги, которые должны были принадлежать старому и уставшему человеку. Повернувшись, я увидел старушку, которая не торопясь двигалась по аллее парка в мою сторону, легонько толкая перед собой детскую коляску со сладко спящим младенцем. Добрые глаза старушки внимательно вглядывались в дорогу, по которой она шла, стараясь объехать каждый камешек, чтобы не потревожить сон ребенка. По ее шагам, таким размеренным и осторожным, можно было понять, что ее старым ногам даже это движение давалось нелегко.

Приблизившись к скамейке, стоявшей напротив, недалеко от меня, она остановила коляску, нашла небольшой камень и подложила его под колесо, чтобы коляска не могла поехать сама. Затем осторожно поправила одеяльце, которым был накрыт ребенок, и медленно опустилась на скамейку, как бы ощущая тяжесть своих прожитых лет, даже не обратив внимания на листья, покрывавшие скамейку.

В течение некоторого времени старушка сидела неподвижно и не переставая следила за ребенком, прилагая усилия, чтобы не заснуть. Однако глаза не подчинялись ей, и вскоре ее веки с легким дрожанием сомкнулись. Это был ее привычный уход из реального мира в ее собственный мир, где она снова могла видеть себя молодой, красивой и полной сил, в окружении дорогих ей людей. В этом мире она была хозяйкой и могла снова общаться со близкими людьми, с которыми не виделась уже целую вечность и перебирать в памяти давно прошедшие события. Каждое из них сейчас казалось ей особенно важным.

Эти воспоминания, отполированные временем и ее частым обращением к ним, были ее старыми друзьями, и она всегда чувствовала себя с ними легко и радостно. В предчувствии возможности вновь встретиться с ними, ее глаза закрывались сами, чтобы таким образом не допустить никого постороннего в ее священный и счастливый мир. Этот мир, сейчас такой далекий и желанный, хранил для нее все самое лучшее, что у нее оставалось и соединяло ее с прошлым, с ее радостями, печалями и несбывшимися надеждами…

Эта неожиданная встреча в парке города моего детства глубоко затронула мое сердце, разбудив в нем чувство необъяснимой грусти и вины за мой не в полной мере исполненный долг. Я смотрел на дремавшую старушку и думал о том, что она, вероятно, чувствовала себя очень одинокой и беззащитной в этом возрасте. Она напомнила мне мою старую мать, которая, вероятно, также со своими воспоминаниями, одинокая и почти забытая, с нетерпением и надеждой всегда ожидала меня в своем скромном полупустом доме.

От этой грустной мысли мне стало стыдно из-за моих не выполненных обещаний перед матерью. Часто мы, дети, вспоминаем или задумываемся об этом, когда уже нельзя ничего изменить. Слишком поздно мы понимаем, сколько работы, усилий и самопожертвования стоило матери наше детство. Сколько ночей она провела, не сомкнув глаз, оберегая наш сон и покой, щедро и бескорыстно даря нам любовь, нежность и тепло своей большой души. Она всегда была рядом и отдавала нам последний кусок хлеба, обманывая нас, наивных детей, что она не голодна.

Мать чувствовала боль наших падений, когда мы были маленькими, болела нашими болезнями, переживала вместе с нами все наши проблемы и поражения, помогала нам расти, учиться и без жалоб встречать сначала детские невзгоды и позже — более серьезные удары уже взрослой жизни, когда детство уже осталось далеко позади. Ее благородное и доброе сердце всегда принимало на себя все наши несчастья и беды, как свои собственные.

В постоянном беспокойстве о нас пролетели ее лучшие молодые годы. Постепенно ее лицо покрылось тонкой сетью морщин — этим самым точным календарем прожитых лет. Элегантная одежда, подаренная ей детьми, и модные во времена ее молодости туфли так и состарились вместе с ней почти не использованными, в постоянном ожидании свободного вечера или лучших времен. В течение долгих лет она продолжает бережно хранить эти подарки детей, как самые ценные реликвии пролетевших лет и напоминание об упущенных радостях.

Мысли и заботы о нас отвлекли ее внимание от своих собственных недугов и болезней, которые постепенно заминировали ее красивое тело и однажды, как хищники из засады, набросились на нее. Они искривили ее стройную фигуру, выбелили некогда черные волосы, высушили горькими слезами ее прекрасное лицо, покрыв его глубокими морщинами, и приглушили блеск глаз, таких живых и веселых в молодости.

Новый год уже давно перестал быть для нее праздником, полным радостного ожидания счастья или чего-либо нового, как это всегда бывает в молодости. Теперь для нее это просто смена календаря и погоды, которые могут принести ей лишь обострение многочисленных болезней, навсегда поселившихся в ее слабом теле.

И сейчас, когда мать как никогда нуждается в своих детях, которым отдала все, что могла, она, словно стала сиротой, оставшись наедине со старостью — самой верной своей подругой и спутницей. Мы же, взрослые и сильные люди, уже сами ставшие родителями, каждый раз все меньше находим времени, чтобы понять ее одиночество и заброшенность, чтобы вспомнить о той, кто дала нам жизнь, ежедневно жертвуя ради нас своей собственной.

Занятые решением своих личных вопросов и проблем, мы даже не отдаем себе отчета в том, с какой скоростью бегут года нашей матери. Они пролетают в постоянном ожидании нашего пусть короткого визита в ее дом, в ожидании нашего внимания, ласкового слова или хотя бы частички той любви и нежности, которые с избытком были отданы нам.

В те редкие случаи, когда мы, ее взрослые дети, собираемся в доме матери, ее радость и счастье не имеют границ. Она молодеет. Чувствуя, как скоротечно может быть это счастье, мать, как рабыня, готова выполнить любое наше желание. Ей нравится, когда мы говорим с ней, не замечая ее возраста, болезней или слабости. Она с благодарностью принимает наш жизнерадостный тон, шутит с нами, смеется, как вдруг болезнь, словно в отместку за ее короткую радость, сильной болью напоминает ей о себе и о прожитых годах.

Пытаясь скрыть эту боль, чтобы не омрачить нашу радость, мать, с трудом сдерживая готовый вырваться стон, смотрит на нас, и горячие слезы текут по ее морщинам. Изображая на лице улыбку, она снова пытается обмануть нас, как детей, и убедить в том, что плачет… от радости. Мы принимаем эту ложь, отлично понимая, что своим невинным обманом она старается защитить нас от переживаний из-за ее болезни и страданий. И такой мать была и будет. До последнего момента ее большое и доброе сердце всегда будет готово вместить все наши беды и несчастья и принести себя в жертву ради нас, ее детей.

Даже умирая, она старается как можно меньше тревожить уже взрослых детей чем-либо личным. Иногда и умирает с чувством вины перед детьми, страдая и стыдясь из-за того, что своими слабостями, болезнями и даже своей смертью может создать какие-либо неудобства тем, кого так любила в своей жизни.

Если бы от нее зависело — она бы и умереть хотела тихо, не привлекая внимания, чтобы дети не заметили ее уход в другой мир и не переживали из-за ее кончины. Мать и в вечность уходит с любовью. Ее любовь к детям и сила самопожертвования настолько велики, что у них нет меры и предела. Кажется, что если бы она перед самой кончиной смогла добраться до кладбища без посторонней помощи, она пошла бы туда и сама похоронила себя, чтобы лишний раз никого не потревожить.

Эта утренняя прогулка в парке открыла мне глаза на то, на что мы, дети, обычно не обращаем внимания. До определенного возраста, а иногда и до самой старости мы не способны увидеть и справедливо оценить эту любовь и дух жертвенности, которые живут в сердце матери.

И пусть проклятие падет на нас, если однажды мы забудем, что своей жизнью, успехами и достижениями, всем, что заставляет нас чувствовать себя Человеком, — этим мы обязаны ей, нашей матери. Этим мы обязаны ее огромной любви, пролитым из-за нас слезам, безвозвратно прошедшей молодости и навсегда утраченному здоровью. И всего, что мы уже сделали для нее или будем делать в будущем, всегда будет недостаточно, чтобы отблагодарить ее за великую, истинную и безмерную материнскую любовь — любовь, распахнутую в вечность.

* * *

Трость выпала из моих рук и с сухим стуком ударилась об асфальт. Ребенок в коляске пошевелился, не просыпаясь, протянул свою пухленькую руку ко рту, желая убедиться, на месте ли соска. Он с удовольствием причмокнул ей несколько раз и снова затих. Старушка вздрогнула, испуганно открыла глаза и посмотрела на спящего ребенка. Затем ее глаза опять медленно закрылись, уводя ее в прекрасный и волшебный мир прожитых лет. Ее старое морщинистое лицо помолодело, осветившись мягкой и доброй улыбкой…