Читать книгу Серебряный век - Анна Ахматова, Николай Гумилев - Страница 3

Липы душистой цветы распускаются…

    Спи, моя радость, усни!

Ночь нас окутает ласковым сумраком,

В небе далёком зажгутся огни,

Ветер о чём-то зашепчет таинственно,

И позабудем мы прошлые дни,

И позабудем мы муку грядущую…

    Спи, моя радость, усни!

Бедный ребёнок, больной и застенчивый,

Мало на горькую долю твою

Выпало радости, много страдания.

Как наклоняется нежно к ручью

Ива плакучая, ива печальная,

Так заглянула ты в душу мою,

Ищешь ответа в ней… Спи!

Колыбельную

    Я тебе песню спою!

О, моя ласточка, о, моя деточка,

В мире холодном с тобой мы одни,

Радость и горе разделим мы поровну,

Крепче к надёжному сердцу прильни,

Мы не изменимся, мы не расстанемся,

Будем мы вместе и ночи и дни.

Вместе с тобою навек успокоимся…

    Спи, моя радость, усни!

Одна есть в мире красота.

Не красота богов Эллады,

И не влюблённая мечта,

Не гор тяжёлые громады,

И не моря, не водопады,

Не взоров женских чистота.

Одна есть в мире красота —

Любви, печали, отреченья,

И добровольного мученья

За нас распятого Христа.

    На алмазном покрове снегов,

    Под холодным сияньем Луны,

Хорошо нам с тобой! Без улыбки,

                                                                без слов,

Обитатели призрачной светлой страны,

Погрузились мы в море загадочных снов,

                В царстве бледной Луны.

Как отрадно в глубокий полуночный час

На мгновенье все скорби

                                              по-детски забыть,

И, забыв, что любовь

                                         невозможна для нас,

    Как отрадно мечтать и любить,

                Без улыбки, без слов,

                Средь ночной тишины,

                В царстве вечных снегов,

                В царстве бледной Луны.

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шёл, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вдали раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес

                                                                 и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси

                                                 дремлющих гор,

И сияньем прощальным

                                             как будто ласкали,

Словно нежно ласкали

                                           отуманенный взор.

А внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И всё выше я шёл, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьётся

Чуждый чарам чёрный чёлн.

Чуждый чистым чарам счастья,

Чёлн томленья, чёлн тревог,

Бросил берег, бьётся с бурей,

Ищет светлых снов чертог.

Мчится взморьем, мчится морем,

Отдаваясь воле волн.

Месяц матовый взирает,

Месяц горькой грусти полн.

Умер вечер. Ночь чернеет.

Ропщет море. Мрак растет.

Чёлн томленья тьмой охвачен.

Буря воет в бездне вод.

Слова любви всегда бессвязны,

Они дрожат, они алмазны,

Как в час предутренний – звезда;

Они журчат, как ключ в пустыне,

С начала мира и доныне,

И будут первыми всегда;

Всегда дробясь, повсюду цельны,

Как свет, как воздух, беспредельны,

Легки, как всплески в тростниках,

Как взмахи птицы опьянённой,

С другою птицею сплетённой

В летучем беге, в облаках.

Счастье души утомлённой —

   Только в одном:

Быть как цветок полусонный

В блеске и шуме дневном,

Внутренним светом светиться,

Всё позабыть и забыться,

Тихо, но жадно упиться

   Тающим сном.

Счастье ночной белладонны —

   Лаской убить.

Взоры её полусонны,

Любо ей день позабыть,

Светом луны расцвечаться,

Сердцем с луною встречаться,

Тихо под ветром качаться,

   В смерти любить.

Друг мой, мы оба устали.

   Радость моя!

Радости нет без печали.

Между цветами – змея.

Кто же с душой утомлённой

Вспыхнет мечтой полусонной,

Кто расцветёт белладонной —

   Ты или я?

Есть в русской природе

                                             усталая нежность,

Безмолвная боль затаённой печали,

Безвыходность горя, безгласность,

                                                     безбрежность,

Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора, —

Над зябкой рекою дымится прохлада,

Чернеет громада застывшего бора,

И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.

Глубокая тишь. Безглагольность покоя.

Луга убегают далёко-далёко.

Во всём утомленье – глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,

В прохладную глушь деревенского сада, —

Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,

И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,

И сделали ей незаслуженно больно.

И сердце просила, но сердце заныло,

И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Я – изысканность русской

                                          медлительной речи,

Предо мною другие поэты – предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я – внезапный излом,

Я – играющий гром,

Я – прозрачный ручей,

Я – для всех и ничей.

Переплеск многопенный,

                                       разорванно-слитный,

Самоцветные камни земли самобытной,

Переклички лесные зелёного мая —

Всё пойму, всё возьму, у других отнимая.

Вечно юный, как сон,

Сильный тем, что влюблён

И в себя и в других,

Я – изысканный стих.

Будем как Солнце! Забудем о том,

Кто нас ведёт по пути золотому,

Будем лишь помнить, что вечно к иному,

К новому, к сильному,

                                            к доброму, к злому,

Ярко стремимся мы в сне золотом.

Будем молиться всегда неземному,

В нашем хотеньи земном!

Будем, как Солнце всегда молодое,

Нежно ласкать огневые цветы,

Воздух прозрачный и всё золотое.

Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,

Будь воплощеньем внезапной мечты!

Только не медлить в недвижном покое,

Дальше, ещё, до заветной черты,

Дальше, нас манит число роковое

В Вечность, где новые вспыхнут цветы.

Будем как Солнце, оно – молодое.

В этом завет красоты!

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолётности я влагаю в стих.

В каждой мимолётности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите: плыву.

И зову мечтателей… Вас я не зову!

Мы можем идти по широким равнинам,

Идти, не встречаясь в пути никогда.

И каждый пребудет, один, властелином, —

Пока не взойдёт роковая звезда.

Мы можем бросать беспокойные тени,

Их месяц вытягивать будет в длину.

В одном восхожденьи мы будем ступени,

И равны, – пока не полюбим одну.

Тогда мы солжём, но себе не поможем,

Тогда мы забудем о Боге своём.

Мы можем, мы можем, мы многое можем.

Но только – мой равный! —

                                                 пока мы вдвоём.

Я ненавижу человечество,

Я от него бегу спеша.

Моё единое отечество —

Моя пустынная душа.

С людьми скучаю до чрезмерности,

Одно и то же вижу в них.

Желаю случая, неверности,

Влюблён в движение и в стих.

О, как люблю, люблю случайности,

Внезапно взятый поцелуй,

И весь восторг – до сладкой крайности,

И стих, в котором пенье струй.

Я спросил у свободного ветра,

Что мне сделать, чтоб быть молодым.

Мне ответил играющий ветер:

«Будь воздушным, как ветер, как дым!»

Я спросил у могучего моря,

В чём великий завет бытия.

Мне ответило звучное море:

«Будь всегда полнозвучным, как я!»

Я спросил у высокого солнца,

Как мне вспыхнуть светлее зари.

Ничего не ответило солнце,

Но душа услыхала: «Гори!»

С сердцем ли споришь ты? Милая! Милая!

       С тем, что певуче и нежно, не спорь.

Сердце я. Греза я. Воля я. Сила я.

       Вместе оденемся в зарево зорь.

Вместе мы встретили светы начальные,

       Вместе оденемся в чёрный покров.

Но не печальные – будем зеркальные

       В зареве зорном мерцающих снов.

Умей творить из самых малых крох.

Иначе для чего же ты кудесник?

Среди людей ты божества наместник,

Так помни, чтоб в словах твоих был бог.

В лугах расцвёл кустом чертополох,

Он жёсток, но в лиловом он —

                                                         прелестник.

Один толкачик – знойных суток вестник.

Судьба в один вместиться может вздох.

Маэстро итальянских колдований

Приказывал своим ученикам

Провидеть полный пышной славы храм

В обломках камней и в обрывках тканей.

Умей хотеть – и силою желаний

Господень дух промчится по струнам.