Читать книгу Серебряный век - Анна Ахматова, Николай Гумилев - Страница 4

Боже, как жизнь молодая ужасна,

Как упоительно дышит она,

Сколько в ней счастья и горя напрасно

Борются в страшных конвульсиях сна!

Смерти зовёшь и бессильной рукою

Тщетно пытаешься жизнь перервать,

Тщетно желаешь покончить с собою,

Смерти искать, желаний искать…

Пусть же скорее мгла тёмной ночи

Скроет желанья, дела и разврат,

О, как горят прекрасные очи, —

Смерти не рад, жизни не рад.

Страшную жизнь забудем, подруга,

Грудь твою страстно колышет любовь,

О, успокойся в объятиях друга,

Страсть разжигает холодную кровь.

Наши уста в поцелуях сольются,

Буду дышать поцелуем твоим,

Боже, как скоро часы пронесутся…

Боже, какою я страстью томим!..

В моей душе больной и молчаливой

Сложилась песня чудная одна,

Она не блещет музыкой красивой,

Она туманна, сумрачна, бледна.

В ней нет напева, звук её нестройный

Не может смертный голос передать,

Она полна печали беспокойной…

Её начало трудно рассказать…

Она одна сложилась из созвучий

Туманной юности и страждущей любви,

Её напев чарующий, певучий

Зажёг огни в бледнеющей крови.

И счастлив и несчастен бесконечно

Тот смертный, чью она волнует кровь,

Он вечно страждет, радуется вечно,

Как человек, как гений, как любовь!..

Без веры в бога, без участья,

В скитаньи пошлом гибну я,

О, дай, любовь моя, мне счастья,

Спокойной веры бытия!

Какая боль, какая мука,

Мне в сердце бросили огня!

Подай спасительную руку,

Спаси от пламени меня!

О, нет! Молить Тебя не стану!

Ещё, ещё огня бросай,

О, растравляй живую рану

И только слёз мне не давай!

Зачем нам плакать? Лучше вечно

Страдать и вечный жар любви

Нести в страданьи бесконечном,

Но с страстным трепетом в крови!

В болезни сердца мыслю о Тебе:

Ты близ меня проходишь в сновиденьях,

Но я покорен року и судьбе,

Не смея высказать горячие моленья.

О, неужели утро жизни вешней

Когда-нибудь взойдёт в душе моей?

Могу ли думать я о радости нездешней

Щедрот Твоих и благости Твоей?

Надежды нет: вокруг и ветер бурный,

И ночь, и гребни волн,

                                          и дым небесных туч

Разгонят всё, и образ Твой лазурный

Затмят, как всё, как яркий солнца луч…

Но, если туча с молнией и громом

Пройдёт, закрыв Тебя от взора моего,

Всё буду я страдать и мыслить

                                                          о знакомом,

Желанном образе полудня Твоего.

Всё настоящее ничтожно,

Серо, как этот серый день,

И сердцу рваться невозможно

Схватить мелькающую тень.

А тени будущего горя

Блуждают вкруг меня, виясь,

И жизнь вокруг кипит, как море,

Из берегов своих стремясь.

Всё настоящее ничтожно,

Сулит мне Зло грядущий день,

И я стремлюсь, когда возможно,

Ловить воспоминаний Тень.

Воспоминанья жизни прежней,

Где вся душа моя цвела,

Где всё немее, безнадежней

Встаёт грядущий призрак Зла!

Когда мы любим безотчётно

Черты нам милого лица,

Все недостатки мимолётны,

Его красотам нет конца.

Воспоминанье жизни сонной

Меня влечёт под сень аллей,

Где ночи сумрак благовонный

Тревожит милый соловей…

Туда, где мы молились жарко,

Где милый профиль, серых глаз

Зарница, вспыхивая ярко,

Мне выдавала всякий раз…

Туда, где мы, в года былые,

Любили песни напевать

И эти песни молодые

Ночному небу поверять…

И нас тогда во мрак манило

Затем, что где-то в небесах

И на земле безмолвной жило

Блаженство в звёздах и цветах,

А каждой вспыхнувшей зарнице

Могли про тайны говорить

И эти тайны – небылицы —

Самим подслушать… и любить!

Белой ночью месяц красный

Выплывает в синеве.

Бродит призрачно-прекрасный,

Отражается в Неве.

Мне провидится и снится

Исполненье тайных дум.

В вас ли доброе таится,

Красный месяц, тихий шум?..

Предчувствую Тебя.

                                     Года проходят мимо —

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне —

                                           и ясен нестерпимо,

И молча жду, – тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду – и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт!

                                  И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

Бегут неверные дневные тени.

Высок и внятен колокольный зов.

Озарены церковные ступени,

Их камень жив – и ждёт твоих шагов.

Ты здесь пройдёшь, холодный камень

                                                               тронешь,

Одетый страшной святостью веков,

И, может быть, цветок весны уронишь

Здесь, в этой мгле, у строгих образов.

Растут невнятно розовые тени,

Высок и внятен колокольный зов,

Ложится мгла на старые ступени…

Я озарён – я жду твоих шагов.

Мы встречались с тобой на закате,

Ты веслом рассекала залив.

Я любил твое белое платье,

Утончённость мечты разлюбив.

Были странны безмолвные встречи.

Впереди – на песчаной косе

Загорались вечерние свечи.

Кто-то думал о бледной красе.

Приближений, сближений, сгораний

Не приемлет лазурная тишь…

Мы встречались в вечернем тумане,

Где у берега рябь и камыш.

Ни тоски, ни любви, ни обиды,

Всё померкло, прошло, отошло…

Белый стан, голоса панихиды

И твоё золотое весло.

Вхожу я в тёмные храмы,

Совершаю бедный обряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцаньи красных лампад.

В тени у высокой колонны

Дрожу от скрипа дверей.

А в лицо мне глядит, озарённый,

Только образ, лишь сон о Ней.

О, я привык к этим ризам

Величавой Вечной Жены!

Высоко бегут по карнизам

Улыбки, сказки и сны.

О, Святая, как ласковы свечи,

Как отрадны Твои черты!

Мне не слышны ни вздохи, ни речи,

Но я верю: Милая – Ты.

Мне страшно с Тобой встречаться.

Страшнее Тебя не встречать.

Я стал всему удивляться,

На всём уловил печать.

По улице ходят тени,

Не пойму – живут, или спят.

Прильнув к церковной ступени,

Боюсь оглянуться назад.

Кладут мне на плечи руки,

Но я не помню имён.

В ушах раздаются звуки

Недавних больших похорон.

А хмурое небо низко —

Покрыло и самый храм.

Я знаю: Ты здесь. Ты близко.

Тебя здесь нет. Ты – там.

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздаётся детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,

И раздаётся женский визг,

А в небе, ко всему приученный,

Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный

В моём стакане отражён

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушён.

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!»[1] кричат.

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Её упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за тёмную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,

Мне чьё-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склонённые

В моём качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Опять, как в годы золотые,

Три стертых треплются шлеи,

И вязнут спицы росписные

В расхлябанные колеи…

Россия, нищая Россия,

Мне избы сёрые твои,

Твои мне песни ветровые, —

Как слезы первые любви!

Тебя жалеть я не умею

И крест свой бережно несу…

Какому хочешь чародею

Отдай разбойную красу!

Пускай заманит и обманет, —

Не пропадёшь, не сгинешь ты,

И лишь забота затуманит

Твои прекрасные черты…

Ну что ж? Одной заботой боле —

Одной слезой река шумней,

А ты всё та же – лес, да поле,

Да плат узорный до бровей…

И невозможное возможно,

Дорога долгая легка,

Когда блеснёт в дали дорожной

Мгновенный взор из-под платка,

Когда звенит тоской острожной

Глухая песня ямщика!..

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи ещё хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь – начнёшь опять сначала

И повторится всё, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы,

                                                                   и тьмы.

      Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,

      С раскосыми и жадными очами!

Для вас – века, для нас – единый час.

      Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

      Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал

      И заглушал грома́ лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

      И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток,

      Копя и плавя наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

      Когда наставить пушек жерла!

Вот – срок настал. Крылами бьёт беда,

      И каждый день обиды множит,

И день придёт – не будет и следа

      От ваших Пестумов, быть может!

О старый мир! Пока ты не погиб,

      Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

      Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия – Сфинкс! Ликуя и скорбя,

      И обливаясь чёрной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

      И с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,

      Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

      Которая и жжёт, и губит!

Мы любим всё – и жар холодных числ,

      И дар божественных видений,

Нам внятно всё – и острый

                                               галльский смысл,

      И сумрачный германский гений…

Мы помним всё – парижских улиц ад,

      И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далёкий аромат,

      И Кёльна дымные громады…

Мы любим плоть – и вкус её, и цвет,

      И душный, смертный плоти запах…

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

      В тяжёлых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы

      Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжёлые крестцы

      И усмирять рабынь строптивых…

Придите к нам! От ужасов войны

      Придите в мирные объятья!

Пока не поздно – старый меч в ножны,

      Товарищи! Мы станем – братья!

А если нет – нам нечего терять,

      И нам доступно вероломство!

Века, века – вас будет проклинать

      Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам

      Перед Европою пригожей

Расступимся! Мы обернёмся к вам

      Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

      Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

      С монгольской дикою ордою!

Но сами мы – отныне вам не щит,

      Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

      Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн

      В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,