Читать книгу В архив не вносить. Остросюжетная повесть - Николай Кириллович Анфимов - Страница 11

Книга первая. Голодные острова
Глава девятая
Сибирь.1947год. июль.

Оглавление

Добрались до знаменитой Зивдельской пересылки.

Много страшных слухов за нее гуляло по этапам, тюрьмам и лагерям. Будто бы и начальник там зверь, и конвойные под стать ему, стреляют даже за косой взгляд. На самом деле все оказалось не так. После замены проворовавшегося начальника на пересылке было спокойно. В глухом таежном углу, на берегу быстрой реки, была очищена от деревьев огромная территория. Территория по кругу в четыре ряда обнесена колючей проволокой. Между колючих заборов распаханы запретные полосы в пятиметровую ширину. По периметру, строго через сто метров, возвышались караульные вышки. На вышках стояли вооруженные часовые. С северной стороны пересылки висели на столбах широкие ворота. Вдали, на западе, виднелись заснеженные вершины старых Уральских гор.

Внутри пересылки кипела жизнь. Несколько тысяч арестантов размещались в пяти десятках бараков. Свободно ходили из барака в барак друг к другу в гости, грелись на солнышке, азартно играли в карты. Мылись по очереди в тесной бане, бегали в лазарет клянчить бинты и лекарства.

Павлов встретил в своем бараке двух знакомых по «Крестам». Они и сказали, что Гриша Одесский ушел пешим этапом дальше на север.

А пришедшее в тайгу лето вступало в свои права. Беспощадно жарило солнце. Лес по ту сторону колючих ограждений посвежел и позеленел, быстро шла в рост свежая трава по берегам реки. Шустрыми стайками летали птицы, тучи комаров и гнуса висели в нагретом воздухе.

Через три недели надзиратели начали собирать очередной этап. Попали в списки и Павлов с Алешкой. Предстоял длительный пеший этап к затерянному далеко в тайге лагерю – Верхний Челым. Никто из арестантов не знал, сколько дней, недель, или месяцев до него идти…

Ранним туманным утром нестройная колонна из четырех сотен арестантов двинулась в далекий и неизвестный путь.

Впереди шли шесть подвод с продовольствием для охраны, заключенных, и собак. Еще одна, с личными делами осужденных, и две порожних, закрытых брезентом, подводы, в которых по очереди отдыхала охрана, замыкали этап.

Конвой попался не злой. Большая часть конвоиров была уже в зрелом возрасте, большинству далеко за сорок. Никаких издевательств или побоев они не устраивали, и спокойно вели колонну по петляющей лесной дороге.

Злые были собаки. Двенадцать откормленных овчарок хрипло лаяли и рвались с поводков, бросаясь на арестантов. Тихо ползущий этап из-за собачьего лая был слышен на многие километры. Лишь вечерами на привалах злобные твари успокаивались и жалобно скулили. Полчища комаров и гнуса висели над ними, и тогда собакам было не до людей…

Павлов насчитал тридцать конвоиров…

«Взвод автоматчиков на четыреста человек? Плюс ко всему, натасканные на людей злющие псы. Не хило, однако? Позади колонны идут трое с винтовками, похоже снайпера на случай побега? Не сладко придется тем, кто вздумает бежать, эти далеко достанут. И еще телеги? Почему так много провианта, целых шесть подвод? Корм собакам, продукты конвоя, наши пайки, – все равно много? Значит, до лагеря топать и топать. Ну, ничего, доползем потихоньку, только бы только Алешка выдержал?»

Кормили арестантов сухим пайком – вяленая просоленная рыба, хлеб, изредка старая тушенка во вздутых банках. На восьмой день пути хлеб закончился, стали выдавать черные сухари. От соленой рыбы сильно хотелось пить. Воду брали из мутных дорожных луж. Прошедшие впереди колонны телеги взмучивали воду, но жажда была сильней, и приходилось пить такую какая есть. Идущие впереди, кружками и котелками черпали воду из луж, и по цепочке передавали назад, откуда вскоре возвращалась опорожненная посуда. Конвой на своеобразный живой конвейер не обращал никакого внимания.

На четырнадцатый день, в полдень, этап вышел на огромную поляну, тянувшуюся вдоль лесной речки. Начальник конвоя объявил привал. Уставшие арестанты попадали в траву, задымили цигарками.

Алешка держался молодцом, Павлов смотрел на него и удивлялся… «Крепкие мужики к концу дня едва ноги тащат, а ему хоть бы хны? Готов еще и в футбол сыграть, дай только мяч. Это очень хорошо, пригодится его выносливость в дальнейшем…»

Алешка завертелся на месте, вскочил на ноги

– Смотри, Палыч! Вон там, в лесу, зона, наверное? Вишь вышка торчит, вертухай на ней стоит?

Павлов тоже поднялся, посмотрел в ту сторону: в дальнем конце поляны над речкой нависла сторожевая вышка, дальше, в кустах, виднелся угол высокого забора.

– Похоже, так и есть? Зона, только не наша, а нам еще топать и топать.

– С чего ты взял, что еще много топать?

– Посмотри сколько провианта на передних телегах, шесть подвод под завязку загружены.

– Ну и чё? В них может чё другое еще везут?

– Да нет, провиант это, нечего им больше везти…

К ним подошел и присел на корточки пожилой конвоир с автоматом. Заговорил как со старыми знакомыми

– День добрый, ребята! Ты чё не куришь, мужик? Нету табаку? Могу угостить, если есть желание? Или впадлу у охраны брать?

– Ну почему же, угощай, коли не жалко?

Конвойный насыпал Павлову в ладонь щедрую горсть махорки, дал тонкую стопку нарезанной газеты

– Слушай, парень, это не ты вступился за сироту в «Крестах», и задал блатным трепку? Я смотрю, парнишка с тобой малолетний, вот поэтому на тебя и подумал.

– Было такое событие. А ты откуда знаешь такие дальние новости?

– Добрые дела впереди людей идут. У нас в поселке ни один десяток сирот проживает, отцы на войне сгинули. Помогаем, чем можем, так уж заведено на Руси, да и сами детей растим. Тебя бы у нас люди уважали – это точно! Сейчас я ребятам скажу, ни одна сука к тебе даже не сунется, сразу в расход пустим! А блатюков я и сам ненавижу – твари пакостливые! Еще мужика – работягу, душат, суки! А как тебя звать – величать, парень?

– Василий. Скажи солдат, вон там, в лесу тоже лагерь?

Конвоир втянул в себя едкий дым цигарки, прокашлялся

– Да, Василий, лагерь. В этих проклятых, Богом и людьми местах, лагерей – нет счета! Они везде! Мы просто обходим их, и будем обходить дальше, как обходит их эта лесная дорога. Этапный тракт специально проложен так, чтобы подобные заведения в глаза не бросались. Но страшнее вот этого лагеря, он называется – Шалица, нет ничего в этих местах. Лагерь рассчитан всего на семьсот человек, а только при мне туда завели ни меньше трех тысяч зеков? При всем при этом, никого и никогда оттуда не освобождали? Следом за нами туда идет этап численностью в четыре сотни человек. Богу молитесь, что не попали в те списки. В Шалицу существует только вход – а выхода нет!

– Ну и куда же по твоему люди исчезают? Лагерь то не резиновый?

– Наивный ты еще, Василий? Это специальный истребительный лагерь. Сюда отправляют тех, кого надо по – тихому ликвидировать, или спрятать до поры до времени. Говорят там сидят известные люди: ученые, генералы бывшие, ну и так далее. А конвой шалицкий чем-то похож на наших псов, даже с нами разговаривают только криком? Местных мужиков там нет, этих сволочей привезли из столицы. Все в званиях, не ниже старшины, высокие и тренированные как собаки. В общем, та еще публика, не дай Бог попасть им в лапы…

– Интересные вещи ты нам рассказываешь, отец. Не касался раньше такой жизни, так ничего и не знал?

– Много здесь всего интересного – да вот интерес весь черного цвета. Нехорошие стали у нас места.

– Скажи: долго еще идти до Верхнего Челыма?

– Долго, ребята, с месяц еще прошлепаем, а может и дольше? Идем слишком тихо…

– Спасибо за правду, солдат. Я думаю тебе лучше отойти от нас, начальник конвоя сюда смотрит.

– Ну, бывайте здоровы! Курево кончится, дай знать, помогу, чем смогу.

Добродушный конвоир поправил на плече автомат и отошел.

На другой день, сразу после ночевки под открытым небом, зарядил мелкий и нудный дождь. Дорога быстро раскисла, идти стало тяжело. Ноги скользили по дорожной глине, многие арестанты падали в грязь.

К Павлову привязался неизвестно откуда нарисовавшийся блатной:

– Это ты што ли в «Крестах» наших правильных жиганов покалечил? А финку не хочешь попробовать, фраерок? Смачно сплюнул себе под ноги, сунул в карман замызганных штанов правую руку.

Павлов насмешливо посмотрел на «правильного жигана», улыбнулся:

– Свалил бы ты отсюда, придурок, Лазаретов здесь нет – где отлеживаться будешь?

– Это мои проблемы! Дак ты или нет, фраер? Пора и ответ держать, фуфло ходячее!

«Да он же под кайфом, сученок, таблеток нажрался. И где они только ухитряются их доставать, пройдохи хреновы? Сейчас ему и море по колено, разговаривать с ним бесполезно, придется бить, по – мирному не получится…»

Неожиданно встрял Алешка:

– Ты чё, парень, не знаешь кому фуфло лепишь? Они же с Гришей Одесским кореша по жизни! Гришаня уже ждет Палыча на Челыме, да тебя же на пику насадят. Ты чё, Гришу не знаешь?

Кайф сразу улетучился, «правильный жиган» начал сдавать назад

– А чё, сразу нельзя было сказать? Я же ни сном – ни духом? Ну, раз ты Гришин корешок, тогда разговору нет. А то мне сказали, что ты офицерик бывший, ну я соответственно и возмутился, а как же…

– Я же тебе уже сказал – свалил отсюда по – быстрому!

Блатной быстро растворился в толпе…

На пятьдесят седьмой день пути от Зивдельской пересылки, к вечеру, поредевший этап дошел до лагеря Верхний Челым. Четверо ослабевших в дороге пожилых арестантов умерли своей смертью, еще троих подстрелили снайпера, когда те бросились с моста в воды бурной реки пересекающей маршрут этапа.

Давно уже перестали лаять и бросаться на людей конвойные псы. Комары и гнус отбили у них всюзлость, а скудная собачья пайка поубавила прыти. Высунув красные слюнявые языки собаки молча плелись рядом с колонной тяжело бредущих измученных людей. Верхний Челым встретил этап новым свирепым собачьим лаем – это местные конвойные собаки встречали колонну и облаивали ее со своих постов…

Этап остановили перед железными лагерными воротами. Из помещения контрольно – пропускного пункта, пошатываясь, вышел пьяный старшина с автоматом в руках

Грозным взглядом осмотрел колонну арестантов

– Вы прибыли в лагерь – Верхний Челым! Судьи и прокуроры здесь мы – военизированная охрана! По нашим законам и будете здесь жить! Недовольным и дерзким – шаг вперед!!!

Резко передернул затвор автомата, и выпустил длинную очередь, над головами молча стоящих людей

Из узких дверей КПП один за другим вышли еще трое военных с оружием

– Строго соблюдая порядок переклички, по одному, заходим сюда, на «вахту»! После личного досмотра проходим в зону и самостоятельно ищем спальные места в бараках! Все! Начинаем!

Люди заходили на КПП в одну дверь, с вольной стороны, и пройдя обыск, выходили в противоположную дверь, попадая уже в лагерь.

Прием и обыски заключенных шли уже второй час. Обессиленные арестанты по одному и группами начинали садиться на землю.

– Всем встать! Тех, кто не понял, будем отправлять прямым ходом в карцер! заорал один из военных

Недовольно бурча, люди, сидевшие на земле, поднялись…

Павлов с Алешкой стояли с краю колонны.

Сзади тихо приблизился знакомый пожилой конвоир, заговорил почти шепотом

– Держись, Василий! Не хотел тебя пугать раньше времени – челымская зона тоже не сахар. Стороной обходи этого гада, который стрелял, и его брата. Того здесь пока не видно, на «вахте» похоже сидит? Ты его легко узнаешь, они похожи как две капли воды. Редкие, я тебе скажу, – сволочи, способны на любую пакость. У обеих руки в крови по локоть…

– Павлов Василий Павлович и Павлов Алексей Васильевич! Подходим с вещами!

– Прощай солдат! Спасибо тебе…

В архив не вносить. Остросюжетная повесть

Подняться наверх