Читать книгу Вкус вишневой смолы. Рассказы и повести - Николай Коровин - Страница 9

У меня была шикарная бернская овчарка Цера, умница и красавица! А после одной сьемки на телевидении пришлось приташить домой крысу, вернее крыса! Купили его на птичьем рынке, как элемент декорации. Сьемка закончилась, обратно крысюка никто брать не захотел. Вот он и переехал ко мне в квартиру, где обосновался в довольно вместительной клетке. Назвали его Мося. Так вот, между Мосей и Церой воцарились не просто дружба и взаимопонимание, а самые настоящие идиллические отношения. По-моему, крыс просто втюрился в мою Бернскую красотку. Каждый раз когда Мосю выпускали из клетки в свободное перемещение по квартире, он первым делом семенил к Цере. Взбирался на ее огромную лохматую башку, аккуратно спускался по носу к глазам и потихоньку удалял жесткие комочки, что набегали в уголки собачьих глаз. Закончив эту процедуру, он приступал к следующей косметической операции. Не слезая с Церы, полз дальше, к ее лапам и острыми зубами, словно маникюрными ножничками выгрызал шерсть между каждым пальчиком. Зачем он это делал, неизвестно, но, во время всех этих процедур Цера лежала, блаженно закрыв глаза и, по-моему, даже пыталась растопырить пальцы на лапах.

Однажды летом, когда на улице стояла нестерпимая жара и раскаленное солнце жгло сквозь окно прямиком на клетку с Мосей, Цера зубами схватила плотную штору и накрыла клетку, создав тень. Она не могла своими огромными лапами подцепить крючок клетки, что бы выпустить крыса и решила вот так спасти его от перегрева.

Но, это не единственный пример проявления самых искренних и пламенных чуств.

В холостяцкой моей квартире, в прихожей, на стене висел огромный плоский аквариум. Литров в сто! Он был обрамлен в позолоченную раму и сделан в виде картины. Сзади, за прозрачной пластиковой стенкой помещалась нарисованная на листе ватмана панорама морского дна, с кораллами, ракушками и силуэтами затонувших шхун. В песчанное дно был вкопан полуразвалившийся сундук с золотыми монетами, рядом покоился пластмассовый череп и обломки какого-то корабля. В общем, выглядело это чрезвычайно живописно! Правда, обитателей там было всего два. Здоровенный аквариумный сомик с длинными усами и такая же огромная улитка с не менее длинными рожками. Были, конечно, до этого и другие обитатели, но, все они куда-то бесследно исчезали! И у меня есть четкое подозрение, что не без участия сомика, которого, кстати, звали Борис. Улитка же носила нежное имя Уля. Так вот, между Борисом и Улей зародилось самое настоящее трепетное и пламенное чувство. Когда улитка, со свойственной ей невозмутимостью медленно и величаво ползала по прозрачной стенке аквариума, Борис подплывал к ней, начинал описывать вокруг нее пируэты и нежно прикасаться своими усиками к улиткиным рожкам! Уля же, пребывая в блаженном экстазе, старалась выпячивать рожки, как можно дальше, так, что они становились похожи на телевизионные антенны. Иногда, Борис, в задумчивости, отдыхал на песчанном дне аквариума, Уля отлепляла свою мягкую, каучуковую присоску от стекла и опускалась на дно рядом с сомом. Так они лежали часами и, по всей видимости, обменивались любезностями. Однажды случилось непоправимое. Уля умерла. Видимо просто закончился ее улиточный век, она бездвижным кругляшком упала на дно аквариума и замерла навеки. Пришлось ее доставать сачком. Реанимации нежное улиточное тело не поддавалось, Уля была со всеми почестями спущена в унитаз. После исчезновения любимой Борис погрузился в глубочайшую соминую депрессию. Он не регировал на корм, на интенсивные постукивания пальцем по стенке аквариума, не плавал, не шевелил плавниками, просто лежал и наверное плакал. Однажды утром я обнаружил его, уже успевшее засохнуть тело, на полу корридора. Ночью он каким-то образом сумел выпрыгнуть из аквариума. Не в силах вынести потерю своей возлюбленной, Борис покончил собой. Выбросился на сушу, как это делают киты и дельфины. А может быть он всю жизнь и был уверен в том, что он и есть самый настоящий дельфин.