Читать книгу Наваждение (сборник) - Николай Куценко - Страница 2

Когда Тельме родился, его мать сказала: «Этот мальчик изменит мир. Ночью я видела в небе комету. Она пролетела прямо над нашим домом». Еще молодая Фреа, влюбленная в подвиги Наполеона и Карла Великого, мечтала родить сына, будущего политика. Она верила – сын сможет добиться того, чего не удалось ни ей, ни ее мужу. А именно – остаться в истории, на страницах учебников, в умах и сердцах людей. И не просто остаться, а так – чтобы вся старая Европа содрогнулась, встала с колен и, отдав поклон Тель-ме, опять же на них опустилась, склонившись перед ее сыном. Сама Фреа, равно как и ее муж, всю свою сознательную жизнь занималась созданием региональной социалистической партии. Она видела в этом миссию, сначала свою, а позже – всей семьи. Фреа понимала – цель быстро не достичь, на это уйдут годы, а может быть и десятилетия. Да и поддержки у них с мужем никакой не было: в первую половину дня они работали клерками в местной судостроительной фирме, заполняли бланки для отплывающих судов. Во второй – бежали в местную библиотеку читать труды Маркса и прочих идеологов социализма. Им казалось – человек должен что-нибудь сделать для этого мира прежде, чем умрет. Что-то обязательно хорошее, светлое, яркое. А главное – запоминающееся. Жизнь клерков им претила, но надо было как-то кормить себя и маленького Тельме. Вечером они часто стояли у кроватки сына и рассуждали:

– Тельме на тебя похож, Ларс, только покрепче, посильнее, – умилялась Фреа и тихо добавляла, – и поумнее.

– А мне кажется – на тебя, волосики такие же – белые и кудрявые.

– Главное – это его глаза. Смотри, какой у Тельме взгляд – волевой и властный.

– Как у настоящего лидера.

– Вот-вот, как у настоящего лидера.

– В отличие от нас – он сможет всего добиться!

– Мы должны ему помочь, мы должны ему дать то, чего не было у нас.

– И для этого теперь мы живем.

– Да, только для этого.

Хотя Ларс и Фреа были начинающими политиками, полными энтузиазма и сил, они понимали, что без денег и связей им никуда не продвинуться. Да, можно собираться на площадях, агитировать, даже вести какую-то подпольную деятельность, но все это было несерьезно. Настоящему политику нужны две вещи – телевидение и радио. Именно по двум этим каналам можно влиять на массы, зомбировать их и подчинять. Именно в них вся суть влияния. А отельные выступления для местных моряков и их жен-домохозяек не больше, чем просто развлечение для толпы. Но чтобы попасть на телевидение или, на худой конец, на радио, нужны были деньги и связи. Тут нужен был другой калибр вложений. Поэтому после рождения Тельме им пришлось работать на две ставки, чтобы скопить денег на обучение их чада. На библиотеки и политическую активность времени не оставалось. Но они успокаивали себя:

– В этом наша миссия теперь, Ларс. Мы были из бедных семей и нам не дали ничего наши родители, кроме этой крошечной квартиры.

– А мы дадим ему все! Он будет учиться в лучшем университете страны, жить в лучшем районе, общаться с самыми умными людьми! – не унимался Ларс.

– Вечерами они будут играть в карты, пить дорогое виски и обсуждать судьбы этого мира.

Тут Фреа всплакнула. По ее щеке покатилась маленькая слеза. Это заметил Ларс:

– Не плачь. Так часто бывает – одни погибают ради других. Так и мы сделаем все, чтобы он был счастлив и реализовал наши цели.

– Но ведь мы еще молоды, Ларс, может, и мы еще сможем…

– Фреа, ты знаешь лучше меня. Политика – это уже не речи на площадях. Это – деньги и связи. Говорить и дурак сможет, ему напишут, что говорить. А без денег – лучше не тратить время!

– Да я понимаю, просто жалко мне нас. Ничего ведь мы с тобой и не видели, кроме этого вшивого городишки, с этим мерзким портом.

– Зато мы увидим, как взойдет звезда Тельме. Мы увидим его в лучах славы. Они согреют и нас!

Фреа зарыдала. Она схватила Ларса за рукав рубашки и, сползая вниз, села на колени. Ее била истерика от жалости к себе, от той незавидной судьбы, что ей выпала, от того, что ближайшие двадцать лет ей надо будет работать на двойной ставке в местной конторе. Ларс стоял и тоже плакал. Он поглаживал рукой светлые волосы Фреи и тихо шептал:

– Потерпи, Фреа, потерпи. Все пройдет. И мы еще будем счастливы.

Вопреки ожиданиям родителей, Тельме рос слабым и болезненным ребенком. По крепости телосложения и росту он сильно уступал ровесникам, по уму – шел с ними вровень. Его оценки редко выбивались из средних баллов. Но была у Тельме одна особенность, свойственная в классе только ему – он любил рассказывать занятные истории, которые сам придумывал. Интересные истории, захватывающие умы ровесников и уносящие их в неведомые миры, что создавал в своем воображении Тельме. Он любил выступать. Он любил своих слушателей. Казалось, он вообще всех любил.

– Тельме, расскажи что-нибудь еще, – просили одноклассники на перемене. – Еще про драконов или про ведьму.

– Ну, я не знаю, хватит ли времени, всего десять минут осталось, – сомневался мальчик.

– Пожалуйста, мы тебя просим, Тельме.

И он рассказывал. Иногда даже учителя не спешили начинать свой урок, специально задерживая его на несколько минут. Тельме рассказывал со страстью, будто сам попадал в созданный им мир и передавал слушателям все свои эмоции. Так прошла юность и Тельме поступил в один из самых престижных университетов Осло. На факультет политэкономии. В день поступления всех абитуриентов собрали в актовом зале и зачитали список поступивших. Прозвучала фамилия Тельме. Декан, поздравив всех, спросил: есть ли желающие выступить. Все притихли. Смельчаков не находилось. Тельме поднял руку и вышел к кафедре. Декан приветливо кивнул, что значило – можно начинать. Неожиданно для всех Тельме стал рассказывать про то, как несовершенен мир, про то, что задача данного курса состоит в улучшении этого самого мира, в служении ему. А знания – лишь инструмент на этом пути. Все замерли и слушали, декан видел такое впервые. Тельме говорил со страстью, от напряжения его руки дрожали, глаза блестели, на уголках губ появилась слюна. Так прошло пятнадцать минут.

– И в заключение хочу сказать: человек – это высшее существо, способное, встав над всеми, избавиться от инстинктов, от своей животной природы и превратить этот мир – в царство людей! Высокоразвитых разумных организмов! В мир – где нет войн, конфликтов, слез и границ!

И до этого притихший зал вдруг взорвался аплодисментами. Аплодировал и сам декан.

Выступление Тельме записали на телефон и выложили в интернет. Когда его смотрела Фреа, она держала Ларса за руку и плакала от счастья:

– Ларс, это началось. То, о чем мы мечтали, началось. Ты посмотри на Тельме. Он – звезда и это только начало. Ты посмотри, как он говорит! Скоро о нем напишут газеты!

– Да, как Ленин или Гитлер.

– Не сравнивай его с ними. Он – другой! Он изменит этот мир в лучшую сторону, в отличие от этих тиранов.

– Это да. Я просто говорю – что он так же хорошо выступает, как эти двое.

Лучше, гораздо лучше. Это он еще молод. Со временем содрогнется вся Норвегия!

Вся Европа! – поставил точку Ларс.

После этого случая политическая карьера Тельме стремительно пошла в гору: его пригласили возглавить профсоюз студентов, на базе которого он и создал свою партию. Она называлась Социал – демократическая партия «Европа без границ» и пропагандировала равенство всех людей. Причем под равенством Тельме понимал буквально равенство во всем: одинаковые возможности для всех, независимо от происхождения, вероисповедания, состояния и родословной. Он мечтал: со временем не только Европа, но и весь мир откроет границы, уничтожит визы и барьеры, а стоимость билета в любую страну будет зависеть лишь от количества километров между городами.

Популярность Тельме росла – его стали приглашать на телевидение, радио, в университете появился журнал, главным редактором которого он стал. Молодая Ида, его невеста, не разделяла интересы Тельме – они казались ей искусственными, нереальными, вымышленными. Но запах успеха Тельме пьянил ее, и она не решалась возражать. Как-то раз они гуляли по улице и увидели, как спариваются две собаки – черная и белая. Первая была крупнее и лезла на вторую.

– Посмотри, как это ужасно, – сказал Тельме.

– Что в этом плохого? Это же природа. И мы – часть этой природы.

– Лучшая часть! Лучшая! Мы никогда не опустимся до подобной низости как эти безмозглые существа. Мы гораздо выше низменных потребностей!

– Что же нам теперь, любовью не заниматься?! – удивилась Ида.

– Ты меня не поняла. Конечно заниматься. Но только не так, а – цивилизованно. А со временем, когда человек преодолеет все свои инстинкты, свои низости и животные желания – люди будут рождаться без секса, из пробирок!

– Да зачем же это надо? Что же это за жизнь-то будет?

– Торжество разума – исчезнут запреты, исчезнут границы, со временем – не станет преступности, а после – денег. Мир станет совершенным. Мы будем принимать беженцев из бедных стран и превращать их в нас! Мы станем крепкими и сильными.

– Это все идиллия… миф, – прошептала Ида, – это все теория. Мы – другие. В нас сильны инстинкты и я бы не против, например, с тобой заняться сексом где-нибудь в парке, – она привстала на цыпочки и нежно поцеловала Тельме в щеку.

Затем Ида схватила Тельме за руку и потащила вглубь парка, где не ходят люди. Вначале Тельме, не понимая, что происходит, поддался Иде, но после остановился:

– Ты что делаешь? – спросил он, – Ты что хочешь?

– Я хочу, чтобы мы с тобой спрятались от всех и занялись любовью.

– Брось валять дурака. Сделаем это дома, вечером. Рядом с камином.

– А я хочу сейчас! – вспылила Ида, – Дома мне уже не интересно и не хочется.

– Что значит не интересно? Ты же не думаешь, что мы будем тут с тобой, как две эти собаки в парке?

– А вот и думаю, что в этом такого? Пойми – у нас такие же инстинкты, как и у них. И у меня они есть, и у тебя.

Их спор продолжался долго. Они поссорились и поехали домой разными машинами. Вечером Ида сидела на кухне и пила вино. В одиночестве. Ее глаза были грустными и печальными. Утром – собрала вещи и уехала. На столе лежала записка с одной лишь надписью: «Тебе не изменить мир, ты зря возомнил себя Богом».

«Зря…. Богом, – подумал Тельме, – ты еще пожалеешь, что так поступила. Глупая деревенская дура! Скоро обо мне будут писать все газеты мира!», – от ненависти он разорвал записку, бросил ее остатки на пол и стал давить их ногой.

Вечером у него было выступление перед группой беженцев из Африки. Большая часть из них приехала в Норвегию из Ганны и Нигерии. Мускулистые темные мужчины в футболках, несчастные женщины с маленькими детьми, седые старики в лохмотьях – все, что видел перед собой Тельме, произнося свою речь.

– Вам нечего бояться! Вы дома! Мы все – одна семья. И скоро вы станете нами. Скоро Вы забудете тот ад, из которого приехали, весь тот ужас, что вам пришлось пережить. Вы забудете всю ту боль, которую пережили!

Из толпы слышались какие-то крики на плохом английском. Людям хотелось диалога. А именно – им хотелось узнать, когда их проведут в лагерь и накормят. Но Тельме не унимался:

– Все вокруг – ваш дом! Все вокруг – ваши братья! Скоро вы сможете зайти в любой дом и остаться там навсегда! Мой дом – ваш дом, друзья!

Напротив Тельме стоял чернокожий парень крепкого телосложения. Из-под дешевой разноцветной футболки торчали его округлые мышцы рук, а на животе виднелись кубики пресса. Парень стоял молча и лишь иногда покуривал сигарету без фильтра. Тельме пару раз встречался с ним взглядом. Его глаза казались ему грустными и какими-то несчастными.

«Видимо, не просто пришлось этому пареньку, – думал Тельме и, подстегиваемый вниманием слушателей, продолжал выступать, – вот такие, как он, нам нужны. Люди нового поколения. Люди внушаемые и управляемые. Люди с тяжелым детством! Люди одинокие!».

Но что-то все-таки настораживало Тельме во взгляде молодого человека. Какое-то равнодушие или безучастность. Будто тот не верил речам Темьме или не понимал их вовсе. Тельме вдруг почувствовал себя скованно, неуверенно. Будто он и сам не совсем верил в то, что говорил, а главное – верил ли вообще? Он ведь никогда не задумывался об этом. Он знал – так эффективно, так все работает, так его слушают и верят в его идеи. А те, кто не верит – пусть идут своей дорогой. Значит, они не с ним. А верил ли он сам? Он ведь даже никогда не задавал себе этот вопрос. На этой ноте он вдруг решил закончить свое выступление:

– И верьте – скоро каждый дом будет вашим. Мы вас не бросим, ни в горе, ни в радости. Добро пожаловать, дорогие друзья!

Вечером, когда Тельме собирался ложиться спать и умывался в ванной, в дверь постучали. Тельме насторожился – он отвык от стука в дверь. Обычно люди пользовались звонком.

«Ида вернулась», – мелькнуло в его голове.

Он спустился со второго этажа, бросил на лестницу полотенце, которое захватил из ванной и в несколько шагов преодолел расстояние до двери. Стук раздался повторно. Тельме открыл дверь. На пороге стоял тот чернокожий парень, которого Тельме видел на своем выступлении.

– Что вам надо? – спросил Тельме, – Вы по какому вопросу?

Парень молчал. В глазах его сквозила все та же грусть и безразличие. Он был спокоен словно камень. Потом он поднял правую руку вверх, будто приветствуя Тельме.

– Вы что-то хотели сказать? О чем-нибудь побеседовать? – спросил Тельме и немного наклонился вниз.

Удар прошел незаметно: правая рука африканца со всего размаха попала в район солнечного сплетения Тельме. Дыхание прервалось и Тельме, согнувшись и хрипя, попытался набрать в легкие воздух. Парень все также равнодушно смотрел на согнувшегося Тельме. Затем гость ударил второй раз, в район почек, но уже не сильно. Тельме повалился на пол и стал стонать, мучаясь от боли. Затем – Тельме почувствовал, как его сковали руки африканца, они были как железные цепи. Как он ни пытался вырваться, ничего не выходило. Брюхо Тельме волочилось по полу, и он старался ползти вперед. Внезапно незнакомец сорвал с него штаны и Тельме почувствовал резкую боль в области зада. Такую, что казалось – его посадили на кол. В голове помутнело, а во рту появился вкус крови. Он закричал, завыл на весь дом, из его глаз градом покатились слезы. Посмотрев назад, он увидел мускулистого поджарого негра, двигающегося словно швейная машинка – то взад, то вперед. По рукам африканца стекали струйки пота.

– Помогите, остановитесь… прошу. Не надо!

Через мгновение африканец застонал и обмяк. Насилие завершилось. На полу появились капельки крови. Затем незнакомец отодвинулся и Тельме увидел похожий на милицейский жезл половой орган. Он был в крови. Насильник быстрым движением натянул джинсы и выбежал на улицу.

Тельме помнил, как полз к выходу. Небо было ясным, а на улице светили яркие звезды. Где-то вдали виднелся хвост исчезающей кометы.

Он лежал в отдельной палате. За дверью стояли журналисты. Некоторые из них норовили взять интервью. Потом пришел доктор и проверил бинты. Тельме попросил его пустить журналистов. Он сказал одну лишь фразу: «Я очень жалею, что этого беженца депортировали. Видимо, у него было тяжелое детство. Видимо, он еще не готов к новому миру». После этого он позвонил Иде:

– Прости меня, Ида, я очень виноват перед тобой. Мне сейчас очень не просто, – сказав это, он заплакал. Слезы падали на телефонную трубку, сливаясь в тоненькие струйки.

– Не переживай, все хорошо, я не обиделась. Лучше молчи, тебе сейчас нужны силы.

– Говорят, что про меня написали почти все мировые газеты. Про то, что случилось.

– Не все…, – неумело врала она.

– Но все же я стал знаменит… добился своей истинной цели, – и он улыбнулся, – Стал наконец-то звездой!

– Отчасти, – он услышал, как Ида зарыдала.

– Не плачь, – еле выговорил Тельме, – не переживай так. У меня к тебе еще один вопрос. Можно?

– Можно, – сквозь слезы вымолвила Ида.

– Наш секс в парке все еще в силе?

– В силе, но только как поправишься уже, – он почувствовал ее улыбку сквозь трубку.

– Я поправлюсь, но за тобой парк!

– Договорились, – и она снова заплакала. Через трубку доносились ее всхлипы.

Тельме выписали только через месяц. К этому времени его обидчика уже депортировали на родину. Еще через месяц Тельме сделал предложение Иде, и они поженились. Сразу после этого Тельме написал заявление и покинул собственную партию.

Прошел год и у них с Идой родилась дочь, сильно похожая на Тельме. Фреа, уже вся седая к тому времени, помогала молодоженам и часто оставалась с внучкой вечерами. Когда она укладывала ее, то пела старую норвежскую колыбельную, потом смотрела на внучку и приговаривала:

– Из тебя-то толк будет, хотя ты и похожа на Тельме, но это только внешне. А характер у тебя мой будет, по глазам видно. О тебе напишут во всех газетах мира…

В этот момент она смотрела на небо, как будто что-то там искала. Должно быть комету, которая все никак не появлялась.