Читать книгу Проклятая усадьба - Алексей Макеев, Николай Леонов - Страница 7

Это была самая обычная комната для прислуги: минимум места, минимум мебели. Отличием от других подобных комнат, виденных Гуровым, было большое количество фотографий хозяйки, сделанных в разных ракурсах, позах и нарядах (а иногда и без наряда). Они висели на стенах, стояли на столике и даже на подоконнике. А еще в комнате имелось несколько зеркал. Видно было, что Елене Локшиной нравится видеть свое изображение, живое или застывшее.

– Да, Андрею грозит беда, – повторил Гуров, усаживаясь на единственный стул, имевшийся в комнате. – Он продолжает врать следствию, запутывается в этом вранье. Пока следователь не считает его соучастником преступления, но поскольку Андрей упорно не говорит, что делал в ту ночь, следствие может изменить свою позицию.

– Но мне говорили… Сергей Григорьевич мне говорил, что Андрея скоро отпустят! – воскликнула девушка.

Поскольку сесть было некуда, она осталась стоять. Но стояла она тоже не совсем обычно: одну ногу поставила на скамеечку, руку уперла в бок – получалось, что она словно позировала для очередной фотографии.

– Сергей Григорьевич – это адвокат?

– Ну да! Он вчера видел Андрея, потом позвонил мне по его просьбе и сказал, что его скоро отпустят!

– Да, мне прокурор тоже так говорил, – кивнул Гуров. – Но чтобы отпустить Андрея и переквалифицировать его из обвиняемого в свидетеля, им нужно иметь хоть какую-то картину его поведения в ту ночь. А ее нет. Он все врет. И я знаю почему: тебя выгораживает. Он не хочет признаться, что ты тоже была там, за этими кустами.

– Я?! – драматически воскликнула Лена. – Кто это вам сказал? Бред полный!

– Мне это никто не говорил, – спокойно ответил Гуров.

Вообще, чем драматичней восклицала девушка, чем сильнее она волновалась, тем спокойней становился сыщик. Он твердо знал, что находится на верном пути.

– Мне этого никто не говорил, – повторил он. – Но у меня есть глаза, и я кое-что увидел там, на этой площадке. И рядом с ней.

– Что же вы там увидели, интересно? – издевательски усмехнулась горничная. – Два дня прошло, никаких следов уже нет.

– Ошибаешься. На самой площадке следов и правда нет. Но когда прозвучал выстрел, ты захотела посмотреть, что это такое, и шагнула в сторону, в кусты. А там земля сырая. И твоя шпилька там отлично отпечаталась. Оперативники просто не стали смотреть там, в стороне. А я посмотрел. Есть и еще кое-какие признаки. Вас видел один человек, как вы туда шли. Так что я могу прямо сейчас идти к следователю и рассказать ему, как было дело. Но не хочу. Я хочу, чтобы сначала ты сама мне все рассказала.

Закончив этот монолог, Гуров посмотрел на Лену. Посмотрел с некоторой скукой, как смотрят на давно известный и уже порядком надоевший предмет. На самом деле он блефовал. Никакого свидетеля, который бы видел в ночь убийства Андрея Вдовина в обнимку с Еленой, у него не было. Как не было и отпечатка шпильки в кустах. Но Гуров знал, твердо знал, что все именно так и было – они были там вдвоем, они слышали выстрел, – и потому был так уверен в себе. А еще он был уверен, что самовлюбленная Лена не выдержит давления и все ему расскажет. Он видел много людей такого сорта и знал, что они податливы.

И эта его уверенность принесла плоды. Холеное личико Елены Локшиной вдруг расплылось, на глазах выступили слезы. Еще секунда – и она свалилась на кровать, рыдая и закрывая лицо руками.

– Да, я была! – простонала она. – Мы были! Хотели погулять, подышать, прежде чем к нему идти…

– И что вы там делали? Дышали?

– Ну, целовались, конечно…

– А почему там, а не в гроте? Там же удобнее. И скамья есть…

– Да мы туда и хотели идти. Но услышали, что там уже кто-то есть.

– Там разговаривали?

– Нет, там один человек был. Ну, не знаю, может, и не один – мы ведь близко не подходили. Просто мы услышали, как там кто-то ходит. Не говорит, только напевает что-то под нос. Мы поняли, что один.

– А вы поняли, кто именно там был?

– Нет. Но напевал что-то древнее, нудятину какую-то. Типа «звездочка моя ясная», что-то вроде. Короче, Андрей сразу определил, что это кто-то из стариков. Сургучев, или Кононов, или вы…

– О, и меня подозревали! Значит, вы поняли, что место занято, и остановились за кустами. А потом?

– Что потом?

– Долго так стояли, по соседству?

– Ну, я не знаю, я на часы не смотрела. Вообще, наверно, недолго. Потом Андрей вдруг говорит: «Ага, вот и звездочка притопала».

– В смысле?

– Ну, он же все про звездочку пел. Что он к ней на небо прилететь не может. Фуфло всякое. Вот, а тут она и прилетела.

– То есть к человеку в гроте пришла девушка?

– Ну да.

– А ты видела эту девушку?

– Ну да.

– И кто это был?

– Откуда я знаю?

– Ты же говоришь, что видела.

– Так я ее со спины только видела. Луна, правда, светила, но все равно – ночь же. И потом, она в толстовке была, с капюшоном. Лица совсем не видно было.

– Почему же вы оба решили, что это девушка, а не парень?

– Ну, фигуру же видно. Фигура женская была, это точно.

– С какой стороны она шла?

– От дома, ясное дело.

– Так, с этим, кажется, разобрались. Она вошла в грот… И что потом?

– А потом все и случилось! Только она вошла – и сразу бабах! Выстрел!

– То есть они там не разговаривали?

– Нет! Мы оба стояли, слушали, думали, что услышим. Интересно ведь, кто да что. И вдруг – бабах! Я чуть не завизжала, мне Андрей вовремя рот закрыл. Потом еще секунды две-три прошло, видим – она выходит. И пистолет у нее в руке.

– Она держала в руке пистолет?

– Ну да. Тут я чуть не обоссалась – ой, извините, чуть не описалась со страху. Все, думаю, она нас слышала, сейчас кончать будет. Но она свернула и ушла.

– Домой?

– Нет, я же говорю – свернула. Она в другую сторону ушла, от дома.

– К пруду?

– Ну, наверно. Я не следила. Мы подождали, пока она уйдет, и скорее домой побежали. Пошли к Андрею, он сразу виски налил. Я стакан, наверно, выпила, только тогда успокоилась.

– А потом?

– Ну, потом… Потом разное было…

– То есть вы занялись любовью. И что, разве из комнаты больше не выходили?

Елена замялась. Гуров сразу оценил это и резко потребовал:

– Давай-давай, рассказывай! Начала, так уже все рассказывай! Что, решили сходить, на труп посмотреть?

– Нет, что вы! Просто Андрей… Он когда виски допил, сказал: «Надо пойти проверить». Я тогда тоже подумала, что он в грот хочет идти, стала отговаривать. А он говорит: «Чё я, совсем дурной? Я к предкам схожу, проверю, дверь в спальню закрыта или нет». Вот он сходил, проверил, сказал, что все на месте. И потом мы уже до утра не выходили. Ну, часов до шести. Потом мне надо было к себе вернуться. А то утром увидят, как я от него выхожу, возникать начнут…

– А кто мог увидеть?

– Мало ли кто? Родители его, или Маринка, или охранник этот долбанутый…

– Павел?

– Нет, Павел нормальный. Нет, другой, Егор. Смотрит всегда так…

Лена скорчила мрачную гримасу, что у нее неожиданно легко получилось.

– Не улыбнется никогда… Дурак дураком. В общем, под утро я ушла.

– Что Андрей тебе велел говорить? Как себя держать?

– Да ничего он мне не велел… – попробовала отговориться горничная. Однако Гуров точно знал, что разговор о преступлении у любовников был и что младший Вдовин давал горничной инструкции.

– Не надо мне заливать, – сказал он. – Что Андрей велел говорить?

– Что? Ничего не говорить. Рот на замке держать велел. «Ты, – сказал, – ничего не видела, ничего не слышала. Так лучше будет». Вот я и молчала…

– Теперь давай еще расскажи про эту женщину с пистолетом. Все-таки кто это был?

– Да не знаю я! Ночь была все-таки! И потом, я же говорила – она в капюшоне была!

– Хорошо, а по росту, по фигуре – кто это мог быть из живущих в усадьбе? Ирина Васильевна могла?

Лена задумалась.

– По фигуре да… – произнесла она. – А по росту… по росту та вроде выше была…

– А Наташа, девушка певца Синицына?

– Да, вот эта точно подходит! И по фигуре, и по росту. А еще Маринка, вторая горничная. Она тоже годится.

– Значит, женщина с пистолетом ушла к пруду, и больше вы ее не видели. Так?

– Да, больше не видели.

– Ладно, можешь отдыхать, – великодушно разрешил Гуров. – А мне еще кое с кем поговорить надо.

Покинув горничную, он вышел из дома и прислушался. Где-то в стороне он различил жужжание косилки и решительно свернул в ту сторону. Пройдя большую часть парка, он обогнул горку, всю усыпанную цветами, и оказался на тенистой лужайке. По ней брел человек лет пятидесяти, толкая перед собой косилку. В воздухе стоял запах скошенной травы.

– Прошу прощения, Петр Леонидович, что отрываю от работы, – сказал Гуров, подходя к человеку, – но дело того требует. Вы ведь здешний садовник?

– Да, – ответил тот и выключил агрегат; сразу стало тихо.

– Вчера вы первый нашли тело Кононова?

– Да, я.

– Расскажите, как дело было.

– Я встал в шесть утра, – начал свой рассказ садовник. – Я всегда так встаю, иногда еще раньше. Взял секатор и пошел в грот. Там розы уж очень разрослись, я давно их не обрезал. А если не обрезать, они начнут расти вкривь и вкось, никакого вида не будет. Впрочем, это к делу не относится. Значит, захожу я в грот – и вижу: человек лежит…

– Вы никаких следов у входа в грот не заметили?

– Да я не следил, что я – следопыт?

– Так, вы увидели, что человек лежит. Вы его узнали?

– Лицо у него в сторону повернуто было, – садовник показал, как было повернуто лицо убитого. – Но я как-то сразу понял, что это Аркадий Ильич. На нем рубашка такая была, приметная, в полоску. И вообще… В общем, я его узнал.

– И как вы поступили?

– Ну, как… Я один шажочек только шагнул еще – и гляжу: под ним кровь. Тут уж я понял, что дело плохо. И сразу побежал докладывать.

– А то, что лежало рядом с телом, вы подобрали? Или это потом Ирина Васильевна взяла?

Лицо пожилого садовника, до этого остававшееся почти спокойным, внезапно преобразилось: глаза с испугом уставились на сыщика, челюсти судорожно сжались, словно свидетель боялся проговориться.

Он не сразу нашелся что ответить – несколько раз открывал рот, собираясь что-то сказать, и снова закрывал. Наконец садовник с трудом выговорил:

– А с чего вы взяли, что там что-то лежало? Это кто сказал? Ничего там не лежало!

– Нет, Петр Леонидович, лежало, – мягко и даже с сочувствием к пожилому человеку произнес Гуров. – Это вы с Ириной Васильевной почему-то решили этот факт скрыть. Однако мне необходимо знать все до мельчайших деталей. Поэтому я попрошу вас вспомнить, что же все-таки там было. И куда это потом делось. И почему Ирина Васильевна попросила вас об этом не говорить. Ну как, сами расскажете или мне придется вас в город везти? А потом еще и Ирину Васильевну допрашивать?

Лицо садовника пошло пятнами. Гуров даже испугался, не станет ли ему плохо. Но затем Петр Леонидович справился с волнением и произнес:

– Не надо… не надо никуда везти. И Ирину Васильевну не надо беспокоить. Да, ваша правда. Там цветы лежали.

– Какие цветы?

– Розы. Он их с клумбы сорвал, что возле первой горки. Нехорошо о покойнике так говорить, но это прямо вандализм какой-то. Там у меня розы редких сортов, специально по цветам подобраны, а он…

– И большой ущерб вам нанес покойник? Сколько роз было – пятнадцать, двадцать?

– Нет, только три, а все равно обидно.

– А как вы определили, что он их только что сорвал?

– Так я сразу вижу, срезаны цветы или сорваны. И как давно, тоже могу узнать.

– Значит, Аркадий здесь стоял с цветами в руках… – задумчиво произнес Гуров. – Интересно… И почему вы решили эти розы оттуда убрать? Скрыть такую важную улику?

Лицо садовника покрылось пятнами еще сильнее, и он заговорил быстро, зачастил:

– Какая же тут улика? Против кого? Против покойного разве что… Непорядок, цветы валяются… Вот я и убрал…

– Нет, Петр Леонидович, врать вам не стоит, – сказал Гуров, покачав головой. – Вы этого совсем не умеете. Все сразу видно. Нет, это не вы решили цветочки оттуда убрать. Это вам кто-то подсказал. И я даже знаю кто. Ирина Васильевна, верно?

Садовник с перекошенным лицом смотрел на сыщика и молчал. Но Гурову и не требовалось его признание.

– Значит, она, – заключил сыщик. – Вопрос: почему? Наверное, все-таки придется мне этот вопрос самой хозяйке задать…

Петр Леонидович сглотнул ком, стоявший у него в горле, и хриплым голосом произнес:

– Не надо… не надо ей задавать. Я вам могу рассказать. Ирина Васильевна попросила меня розы убрать, чтобы… Понимаете, если мужчина ночью стоит с цветами в руках, значит, кого-то ждет.

– Да уж не движение созвездий изучает, это точно. И что дальше?

– Ну… не знаю даже, как вам сказать… В общем, Ирина Васильевна мне сказала, что Аркадий Ильич… Что он ей всякие намеки делал… И свидания назначал. Несколько раз назначал. Но она ни разу не приходила… Вот.

И Петр Леонидович, высказав главное, замолчал, предоставив сыщику самому домыслить остальное. И Гуров это успешно сделал.

– Значит, Кононов ухаживал за Вдовиной, – размышлял он вслух. – Но делал это достаточно осторожно – никто этого не замечал. И вот он назначил ей очередное свидание, и когда он ее ждал, его убили. Убили с цветами в руках. Ирина Васильевна испугалась, что полиция узнает о домогательствах Аркадия и ее заподозрят в убийстве. А Игорь Арсеньевич – в том, что она не всегда говорила ухажеру «нет». И попросила вас цветочки прибрать. Что вы и сделали. А куда, кстати, вы их дели? В вазу ей на буфет поставили?

– Как можно?! – возмутился садовник. – Это ведь все равно что с могилы. Выбросить пришлось, в мусор. Но скажите… Как вы узнали, что цветы там были? Сказать вам об этом никто не мог! Никто этого не видел! Ни одна душа!

– Ну, одна душа, не считая вас, точно видела. Сама Ирина Васильевна. Она мне все и рассказала.

– Она?! Вам?!

– Нет, конечно, она мне признаний не делала, – объяснил Гуров. – Просто, рассказывая, как нашли тело Аркадия, она несколько раз повторила, что ни на песке рядом с ним, ни у него в руках ничего не было. Хотя я об этом не спрашивал. Поневоле у меня закралось подозрение, что дело обстояло ровно наоборот – что что-то такое было рядом с телом. Что-то, что хозяйка захотела скрыть. И вот, после беседы с вами, я узнал, что же такое там лежало. Три розы, значит. Очень-очень интересно…