Читать книгу Отложите свой брандспойт и утрите свои бакенбарды - Николай Липкин - Страница 11

На фоне городов Центральной России… не знаю, правда, правильно ли этот регион так называть, потому что географический центр России – это где-то возле Байкала (ни фига себе странища!)… В общем, на фоне городов, что вокруг Москвы в радиусе километров под пятьсот, Калуга выделяется очень сильно. После заваленного мусором Брянска, с этакой агрессивной обреченностью: «Да пошло оно все!» – Смоленска, где из-под асфальта камчатскими сопками бьет горячий пар дырявых теплотрасс (да и что может быть хорошего в городе, где главная площадь называется Колхозной?), Калуга радовала глаз своей аккуратностью и ухоженностью. Родина Циолковского. Проспект Циолковского, музей Циолковского, памятник ему же.

Заказчики – чеченцы – пару лет назад выкупили завод ЖБИ. Интересно так: на заводе работают одни чеченцы: от директора и главного инженера до уборщицы и формовщиков. Человек около двухсот в общей сложности. Как я понял, все друг другу родственники. Главный инженер и директор со следами остаточного похмелья на лицах: вчера у одного из слесарей родился сын.

В общем медийном сознании чеченец – это либо чабан в горах, либо небритая бандитская рожа с запрятанным в багажнике калашом. Как и ожидалось: херня это полная! На заводе: и разнорабочие, и инженеры, и управленцы – все из Чечни. Как человека воспитаешь, таким он и будет, независимо от бога, которому он молится, и количества растительности на его лице.

Вообще, считаю, нет большего идиотизма, чем утверждение: «Россия только для русских». И дело не в антирасизме, политкорректности, глубокой толерантности к мультикультурализму. Нет. Просто Россия – она очень большая. Она… офигеть, какая большая! И заявлять такое может только какойнибудь Ваня Мудазвонов, всю сознательную жизнь проживший в Южном Бутово, самым большим путешествием которого была поездка в Электросталь к двоюродной бабушке. В Татарстане живут татары, в Удмуртии живут удмурты, в Бурятии буряты. Кроме них, в России живут и работают армяне, грузины, азербайджанцы, таджики, китайцы. Осетин, лезгин, чуваш или якут – точно такой же гражданин Российской Федерации, как Ваня Мудазвонов из Южного Бутова. И вовсе не так уж все пищом лезут в Москву: поверьте, жизнь есть, и она не менее интересная и насыщенная и в Краснотурьинске, и в Йошкар-Оле, и в Глазове.

Если говорить о национальных различиях. Лично я их особо не заметил. Есть в первую очередь различия социальные. Состоявшиеся, успешные люди, в общем-то, адекватны и приятны в общении независимо от национальной принадлежности. А быдло оно быдло и есть. И нет разницы, армянское оно, чеченское или люберецкое.

Кстати, с точки зрения ведения бизнеса центральная, «исконно русская» часть России имеет негласное название «депрессивная область России». Россия сильна окраинами.

Впрочем, мы опять ушли от темы нашего повествования. О свитерах и вязании, о холоде и вечерах, об одиночестве и тоске. О королях и капусте… Не менее печальная история. И печальная она не тем, что Морж и Плотник сожрали всех устриц, а тем, что наобещав с три короба, толком так ничего и не рассказали, ни о королях и капусте, ни о башмаках и сургуче… Устрицам-то оно, может, и все равно, их, по ходу, слопали, но остальным, кому рассказывали и пересказывали эту душещипательную историю… Как минимум, обидно. Обидно, досадно, но ладно. Это тебе не дура, вяжущая никому не нужный предмет одежды! Это о королях! И капусте!

«Сто одежек и все без застежек»! Кстати, свитера, они, в основном, тоже без застежек. Так, может… Может, она вязала не длинные зимние холодные свитера, а много коротких зимних свитеров? И заставляла его (или ее) надевать их все сразу. Даже если лето и жарко. За это его (или ее) и прозвали Капустой!

Следует для начала определиться, о чем писать: о парочке типа Бонни и Клайда или о двух крутых пацанах, друганах с детства, выросших в бандитском районе? В нищете. Короче, их воспитала улица. И так далее. Штампы и стереотипы. Можно их, конечно, превратить в двух латентных гомосексуалистов и перевести данный рассказ в разряд элитных. Но че-то не хочется писать о гомосексуалистах. Король – это явно какой-то крутой чувак, просто так Королем не назовут. А Капуста – это просто Капуста, рубаха-парень, реальный кент, душа любой компании, любимец женщин, несмотря на свое пристрастие к свитерам. И что дальше о них писать? Ну, жили они, поживали, бандитствовали понемногу, слушали Лигалайз или что там слушают ныне крутые чуваки? И что дальше? Если, согласно штампам, один из них (предположим, Капуста) попал в скверную историю: взял в долг крупную сумму у нехороших людей и проиграл все в карты, стал свидетелем убийства банкира, случайно украл дипломат с бумагами отрицательного героя – агента ФСБ…

Пусть лучше действие происходило в Чикаго во времена сухого закона. И Капуста проигрался не кому бы то ни было, а Красавчику Санни – самому свирепому контрабандисту на левом берегу Гудзона.

Через жаркие бесплодные пустыни Айовы из самой Мексики шли к нему контрабандой караваны мустангов, навьюченные баулами с текилой и виски. Охраной их занимался Сэм Мендос. Когда-то он был хорошим: честно служил клинтиствудом в небольшом городишке штата Оклахома, суровым прищуром и неразлучным смит-энд-вессоном наводил закон и порядок на улицах города. Но впоследствии из-за несчастной любви Сэм перешел на сторону плохих – стал грабителем банков и бензоколонок. Отряд свирепых, специально обученных гризли всегда следовал в фарватере каравана, наводя ужас и смятение на случайных прохожих.

Не вернуть карточный долг Красавчику Санни было то же самое, что подписать себе смертный приговор!

– О, что я наделал, друг мой! – бросился в ноги Королю несчастный Капуста. – Спаси меня, спаси!

Стоп. Какая-то дешевая шекспировщина получается! У нас Чикаго, сухой закон, мафиози отец… Последнее – это, кстати, идея!

– Не волнуйся, кореш! Ты, конечно, залажался, как сучий потрох, но я смогу тебе помочь! – успокаивал друга Король. – Дон Винченце, самый беспощадный контрабандист правого берегу Гудзона, – мой двоюродный дядя. Мы пойдем к нему, поцелуем его перстень, и он нам даст денег!

– Ха-ха-ха, – саркастически… блин, было уже: саркастически смеялась в самом начале саркастическая старуха! …зловеще загоготал Дон Винченце, пуская дым сигарой за десять долларов за штуку. – Вы что, думали, вот так просто придете ко мне, поцелуете меня в перстень, и я вам дам денег рассчитаться с Красавчиком Санни? У меня трое родных племянников, шестеро двоюродных и двенадцать троюродных. Половину я уже и не помню. Если я каждому полудурку, называющему себя моим родственником, буду отслюнявливать бабло, с чем я тогда останусь! Бабло надо зарабатывать! Вот если бы вы мне помогли ограбить караван Красавчика Санни с контрабандным виски и текилой. Текилу я, впрочем, не люблю, у меня от нее изжога. Вот тогда… Может быть… Я дал бы вам денег. А если у вас получится, тогда… Тогда я стану самым свирепым и беспощадным контрабандистом во всем Чикаго, что по левую, что по правую сторону Гудзона!

Запрокинув назад голову, он снова зловеще засмеялся, роняя пепел с сигары за десять долларов на лацкан костюма за все пятьсот. Таким он был – Дон Винченце.

– Но, дядя, там же отряд свирепых мустангов… то есть гризли! Как же мы вдвоем с ними справимся? Мы же можем погибнуть! – воскликнул Король.

– Да мне по хер: нет бухла – нет бабла! – сказал как отрезал, Дон Винченце. Махнул рукой охране, подавая сигнал, что разговор окончен.

– Как же мы это сделаем? – спросил Капуста Короля, когда они вышли на улицу от Дона Винченце.

– Мы? – пожал плечами Король. – Не мы, а ты!

Я медведей с детства как-то не очень… Особенно гризли.

– Я думал, ты мне друг, а ты… – понурил голову Капуста. Развернулся и пошел вдаль. Король долго смотрел вслед уходящему под проливным дождем другу. На душе его скребли кошки.

Вечером пили с заказчиками. Надоело пить в ресторане при гостинице, решили прогуляться. Спуститься вниз: на берегу Оки – длинная прогулочная набережная со скамейками, памятник первому космическому кораблю в натуральную величину, очень красиво вечером подсвечено. Посидели немного в летнем кафе с пивом на розлив. Ушли по физиологическим причинам, организм требовал пописать, а негде. В кафе, в котором продают пиво на розлив, нет ни одного туалета!

Туалеты – это отдельная тема. Не знаю, отчего: из-за особенностей культуры, религиозных убеждений, образа жизни, но у русского человека есть стойкое презрение к помещениям для справления естественных нужд организма. Такое чувство, что русские люди и не видят в них никакой необходимости. В супер-пупер офигенном кафе в трехстах метрах от Красной площади, с совсем недемократичным ценником, на три просторных зала будет иметься один санузел с одним унитазом, и для мальчиков, и для девочек, согласно живой очереди. В летних пивных кафе площадью под полгектара туалетов вообще может не быть. Где-то там, в десяти минутах ходьбы, стоят две пластиковые биокабинки, к которым даже приблизиться, не то что зайти, нет никакой возможности из-за стойкого, сшибающего с ног «амбре».