Читать книгу Сухие росы. Собрание сочинений. Том 4 - Николай Максимович Ольков - Страница 11

Всю жизнь на земле, рядом с теми, кто ее пашет и засевает, кто собирает урожай и сдает народно-хозяйственные планы. С молодых лет много книг прочитал, статей в журналах, с умными людьми доводилось общаться, больше молчал, слушал. Что Сибирь – зона рискованного земледелия, знал, только выпадали годы, когда и тут хлеба родились на диво, и факт этот ставил рискованность в зависимость от каких-то конкретных обстоятельств. От каких – надо анализировать и обобщать.

Курган вот рядом, и работает там бригадиром-полеводом колхоза народный академик Терентий Семенович Мальцев, который получает по двадцать пять центнеров зерна с гектара, а мы и половину того считаем удачей. Григорий нашел на своей этажерке две книжки Мальцева, еще раз пролистал. Да, нелегко, видно, приходится академику, если и он не волен сам решить, когда и какой земле можно дать отдых, чистых паров и ему не дозволено иметь. Безотвальная вспашка у нас тоже применяется, Григорий еще по целине знал о ее преимуществах. Мальцев постоянно подчеркивает, что самым важным фактором урожайности для Сибири и Зауралья была и остается влага, вроде бы резиновые сапоги никогда далеко не прячем, а в нужное время хлебу водички не хватает.

Стрекалёв вернулся из Тюмени с совещания по весеннему севу, пригласил Хмару.

– Проверь еще раз готовность к посевной, съезди в два-три хозяйства. И на субботу назначай районное совещание, надо довести установку обкома по срокам сева.

– Опять ставка на ранние?

– Ну, это мы с тобой обсуждать не будем, потому как права не имеем, в прошлом году без малого тысячу гектаров под снег пустили, ждали, когда зерно созреет. Ранний сев – ранняя уборка.

Стрекалёв закурил, со вкусом затянулся, Григорий едва не улыбнулся: красивый у нас секретарь! Высокий, крепкий, шевелюра седых волос, до синевы выбрит, голос густой, взгляд цепкий.

– Федор Яковлевич, прошу вашего согласия на поездку в Курган, там Мальцев проводит большое совещание. Послушаю, а после проведем свое. Считаю, полезная будет поездка.

– Разговор об этой агрономической конференции был, но нас никто не приглашал, как ты поедешь?

– Это все решимо, если вы не против.

В Кургане у Хмары больших проблем не возникло, его внесли в список приглашенных, дали место в гостинице, снабдили материалами. Он впервые слышал разные мнения ученых об особенностях земледелия Зауралья, о тактике проведения нынешнего весеннего сева, впервые был свидетелем острой дискуссии, блокнот его быстро заполнялся.

Выбрав подходящий момент, он подошел к Мальцеву, представился:

– Терентий Семенович, ваше мнение очень важно для нас, особенно по срокам сева. Можно ли ваши рекомендации целиком перенести на тюменское поле?

Мальцев строго на него посмотрел:

– Если бы все было так просто… Тут мы толкового разговора не составим, коли желание есть – приезжайте ко мне в колхоз, покажу и расскажу все, как на духу.

– Можно сразу после конференции?

– Можно.

На опытной станции при колхозе, в которой несколько десятилетий работал ученый, Хмара увидел снопы пшеницы яровой и озимой, овса и ячменя с небывалым колосом, потрогал корешки журналов наблюдений полувековой давности, перебирал на ладони семена неведомых сортов. Во всем была какая-то тайна, Григорий удивлялся ей и боялся упустить, боялся, что она ни чуть не откроется ему, он уедет, чтобы безответно спрашивать себя, почему одни знают, а другим не дано.

Мальцев снял чуть подмокший на раннем весеннем дожде простой брезентовый плащ, поправил гимнастерку под узеньким ремешком, пригладил редковатые волосы.

– Что насмотрели, молодой человек? В поле бы надо, да еще рано, спит оно, так что будем говорить с ним заочно. Вы мне о своем районе расскажите.

Василий посетовал, что земли у нас небогатые, слабоват технический парк, потому с посевной и уборочной кампаниями затягиваем, в лучшие сроки не укладываемся.

– Какие сроки сева вы считаете лучшими? – спросил Мальцев.

– По наблюдениям, декада с пятнадцатого по двадцать пятое мая.

– Тут мы с вами сходимся. У нас и в Северном Казахстане июнь, как правило, суховейный, а июль дождливый. Не зря в народе говорят, что дождь не когда просят, а когда косят. Мы, к сожалению, не можем сделать так, чтобы помочило в начале июня, правда? Значит, и агротехнику надо так строить, чтобы этот познанный фактор использовать для урожая. Согласны?

– Конечно.

– Кроме того, ранние посевы в сильнейшей степени забиваются однолетними сорняками, особенно овсюгом. Есть такое?

– Частично есть, – улыбнулся Григорий.

– При раннем севе зерно в холодной почве долго не даст всходов, часть семян погибнет, посевы получатся изреженными. Надо выбрать такой срок сева, при котором пшеница в молодом возрасте легко пережила бы июньскую засуху и основное развитие начала в июле, когда нехватки влаги уже нечего бояться.

– Терентий Семенович, бывает, что мы с пшеницей уходим в конец мая, лето она хорошо переносит, но не вызревает, хлеба все равно нет.

– Да, одними сроками сева урожайность не отрегулировать, хотя и в этом простом деле у крестьянина свободы нет. До сих пор не могу понять, кто втемяшивает в головы нашего руководства дурные мысли о раннем севе? На меня ведь тоже давят, весной по сводке колхоз «Заветы Ленина» в самом хвосте, вот и дергают телефоны, а то и уполномоченный приедет. Был такой случай: я сказал председателю, что раньше семнадцатого мая сеять не буду, собрал на пересменке трактористов, попросил, чтобы любой причиной прикрылись, но не выезжали без моей команды. А сам спрятался, в полном смысле. Район жмет, председатель не вытерпел, велел засыпать семена в сеялки. А трактористы не едут. Что вы думаете – милицию вызвали. Слышу – плохо дело, рассекретился, первому секретарю обкома позвонил, тот вмешался, отстали. Ну, конечно, работали день и ночь, трактористы с сеяльщиками на ходу менялись, но уложились, хлеб хороший собрали, вполовину больше, чем по району. На совещании меня в президиум посадили, просят поделиться опытом. Я тогда сказал, что надо перестать командовать крестьянином, и все будет. Не понравилось!

– Терентий Семенович, а правда, что вы с товарищем Сталиным вступали в полемику?

Мальцев тихонько засмеялся, прикрыв лицо руками.

– Со Сталиным в полемику? До этого не дошло, но ответил я на его реплику резко, сам не ожидал. Пригласили меня на пленум ЦК и предложили выступить, это вскоре после войны. Текст я написал, проверили, поправили. Посмотрел на распечатку, и хоть не выступай, все мои мысли выхолостили. И решил: скажу, как думаю, потом хоть не рассветай. И сказал. Про бедность деревенскую, про хлеба скудные, сказал, что Зауралье может два плана зерна давать, но для этого надо пятьсот новых тракторов. Сталин переспросил, я повторил: пятьсот. «А больше вам ничего не надо, товарищ Мальцев?». Я повернулся к президиуму: «Нет, – говорю, – товарищ Сталин, и на том спасибо». Нехорошая тишина тогда была в зале, но Сталин несколько раз ударил в ладоши, бурные, как говорится, аплодисменты.

– А потом? – не удержался Григорий.

– Пятьсот тракторов область получила, а я в ту весну в обкоме собственноручно прогнозы писал, сроки сева указывал цифрами и прописью. Отвечать надо за свои обещания. Ничего, обошлось, давали по два плана, пока цифры не увеличили. Но вернемся к сегодняшнему дню. Нам до зарезу нужен сорт неполегающей яровой пшеницы. Больно смотреть, как ветер с августовским дождем рослый посев превращает в сплошной ковер. Шел рекордный урожай, да поминай, как звали. Тут тебе и ржавчина, и зерно щуплое. Не помню случая, чтобы хлеб с буйным травостоем созрел у нас стоя. Селекционная наука наша отстает, много формализма, очковтирательства, я на пленуме ЦК об этом говорил, Хрущев тогда поддержал, но ничего не изменилось.

Терентий Семенович заботливо спросил:

– Чаю хотите? Мне настоящий индийский привозят, злоупотребляю авторитетом.

«Сколько же ему лет? Наверно, больше семидесяти, но как рассуждает, какие наблюдения! Академик, а руки крестьянина, жилы набухли. – Хмара улыбнулся своим мыслям. – И гимнастерка все та же, под ремешком, как на фотографиях. Молодец!»

Горячий чайник, две чашки и заварник принесла молодая женщина, а Мальцев пришел с папкой газетных вырезок.

– Тут мои статьи и выступления по крестьянским делам, я их положу в сумку, ночевать будете у меня, вечерком почитаете. Теперь продолжим. Как у вас с парами?

– Почти никак, планы выдавливают пары, за каждый гектар первый секретарь отвечает лично.

Мальцев налил себе чашку свежего чая, откусил краешек комкового колотого сахара.

– Я вприкуску люблю, благо зубы позволяют. И вы пейте, очень хороший чай.

С минуту они молча наслаждались чаем. Поставив чашку в блюдце донышком вверх, хозяин продолжил:

– Партийная забота хороша, когда уместна, плохо, если она становится мелочной опекой. Я писал Хрущеву, потом Брежневу: уберите весь список показателей с колхоза, оставьте только реализацию продукции, и крестьяне, то есть, колхозники, быстро поймут, что они хозяева своего труда и его результатов, что нам сегодня крайне необходимо. Брежнев поддержал, сообщил, что дал команду провести такой эксперимент не на колхозе, а на всей Курганской области.

– И что? – Хмара напрягся.

– Ничего. Не могу концов найти, затерли бумагу. Я все хочу в глаза посмотреть тому, кто придумал выражение «занятый пар». Кому очки втираем? Если земля занята, это уже не пар. Впрочем, надо помнить, что самый эффективный прием, будь то выбор срока сева или лучшие сорта, не может гарантировать успех в борьбе с капризами природы. Помочь крестьянину может только комплекс приемов, в сумме именуемый культурой земледелия. Вы согласны с этим?

– Полностью, Терентий Семенович.

– Вам какое поле больше нравится: черное, зеленое от всходов или золотое осеннее? Не смущайтесь, я не хотел этого. Мы с вами говорим об агротехнике, а на первом месте все-таки стоит человек, крестьянин. Не тот пахарь, кто пашет, а тот, который любуется своей пахотой. Пахать многие могут, а вот любоваться не всякий способен.

Полный добрых впечатлений и глубоких раздумий после утреннего чая выехал Хмара домой. Весна изгоняла с полей последние одёнки снега, озера, каких много встречалось на его пути, вспучили бурый неприглядный лед, березовый лес потемнел, но весело потемнел, не хмуро, готовясь брызнуть зеленью почек. Всякая низинка полна воды, зябь черна, невспаханные поля смотрят укором.

«Какой сев нынче будет, какое лето – никто не может уверенно сказать. Старик вот тоже разные варианты обсуждает. Но у него на всякий природный чих свое здравствуйте есть, техникой колхоз обеспечен по потребности, не то, что мы. И это правильно, потому мы к нему идем за советом, а не он к нам».