Читать книгу Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени - Николай Мальцев - Страница 6

Парадокс в том, что лично для меня и моей семьи было бы значительно хуже для дальнейшей судьбы, если бы к моему прибытию в военном городке Дуброво имелась уже построенная жилплощадь для семей военнослужащих. Тогда бы я и члены моей семьи получили постоянную прописку и квартиру в военном городке Дуброво. После этого никакое везение и никакие случайные обстоятельства по законам советского времени не могли мне помочь получить московскую прописку и купить в Москве кооперативную квартиру из фондов Министерства обороны. И конечно, я бы никогда не построил в Москве автостоянку на 1545 машиномест. Во времена Ельцина такие военные городки были лишены финансирования, и их жилой фонд на глазах превращался в развалины, а жители таких закрытых военных городков оказались выброшены на помойку истории и страдали от безработицы и полной бесперспективности.

По воле случая и стечения невероятных обстоятельств я сам и моя семья избежали такого несчастья. Так что и в этом случае двухлетняя жизнь без прописки на съемной московской квартире и отсутствие жилого фонда у Аналитического центра обернулись для меня и моей семьи несказанной удачей в цепи как бы случайных событий, которые неумолимо готовили мне судьбу московского жителя и переход от службы в подмосковном закрытом военном городке к службе в Центральном аппарате Военно-морского флота. Как раз моя служба в Москве при РТУ ВМФ и началась с того, что общими неимоверными усилиями в июле-августе 1980 года был согласован с ГИУ ВМФ подробный поэтапный график строительства этих двух 40-квартирных домов, со сроком завершения строительства и сдачи в эксплуатацию в феврале 1982 года. Чтобы ГИУ ВМФ не могло уклониться или сорвать сроки строительства, РТУ ВМФ представило график работ на утверждение Главнокомандующему ВМФ, адмиралу флота Советского Союза Горшкову Сергею Георгиевичу. Главком ВМФ не только утвердил этот график, но и наложил резолюцию о том, чтобы ему ежемесячно докладывали о ходе строительства двух жилых домов для военнослужащих будущего Аналитического центра.

Понимаете, насколько важным считал Главком вопрос о строительстве жилья для военнослужащих? Он не потребовал эпизодического доклада о ходе создания самого Аналитического центра или его технических средств. А вот строительство двух домов, при всей своей сверхзанятости вопросами строительства и управления Военно-Морским флотом СССР, Главком взял под свой личный контроль. Во-первых, Главком считал своей прямой обязанностью обеспечение жильем военнослужащих. Во-вторых, он заранее знал, что без его личного давления ГИУ ВМФ обязательно затянет сроки строительства и ввода в эксплуатацию жилых домов. Подготовка черновиков таких ежемесячных докладов Главнокомандующему ВМФ и стало одним из первых постоянных моих обязанностей. На первый взгляд, что сложного написать черновик доклада для Главнокомандующего ВМФ? Но это только на первый взгляд.

На самом деле, на исполнителя ложится тяжелый груз ответственности за достоверность информации. Если бы строительство шло без задержек, то не о чем было бы и докладывать. Но военные строители вечно затягивали строительство! То не были завезены комплектующие, то неожиданно бригады строителей или сама техника исчезали со строительной площадки в неизвестном направлении. Дня за два-три до исполнения черновика доклада я собирал подробную информацию о состоянии строительства. Пользовался информацией Славы Первака, Валеры Двораковского, главного инженера Вдовиченко и даже начальника центра Марата Ивановича Прохорова. Все их данные я трижды перепроверял методом сравнения, отсеивая несущественную информацию. Но чаще сам выезжал в военный городок Дуброво и на месте добывал информацию о ходе строительства. Если бы я однажды «оклеветал» ГИУ ВМФ, и предоставил Главкому ВМФ недостоверную или некорректную информацию, то я бы подвел, в первую очередь начальника РТУ ВМФ контр-адмирала Г.П. Попова, который ставил подпись на чистовике доклада, а во вторую очередь, нанес удар по собственной репутации.

За малейший промах в таком серьезном докладе меня бы отстранили от этой работы. Но самое главное – я бы потерял доверие начальника РТУ ВМФ и начальника 6-го отдела. Могли бы вслед за Славой Перваком и меня откомандировать из Москвы и отправить в Дуброво, как недобросовестного исполнителя, неспособного объективно оценивать обстановку. Однако мало было собрать достоверную информацию. Надо было кратко и ясно, в объеме трех четвертей одного печатного листа изложить информацию о состоянии строительства, в чем задержка графика и какие меры надо принять ГИУ ВМФ, чтобы сохранить темп строительства. Главком по дефициту служебного времени не мог читать доклады, которые не умещались на одном печатном листе. Чтобы достичь краткости и совершенства доклада, я переписывал черновик не менее пяти раз, пока не добивался того варианта, который удовлетворял меня лично. После этого я показывал черновик начальнику 6 отдела РТУ ВМФ. Он тоже вносил стилистические правки и сокращал доклад, удаляя несущественные детали.

Я переписывал откорректированный текст и снова приносил черновик начальнику 6 отдела РТУ ВМФ на визирование для печати. Иногда даже в чистовой вариант Черненко вносил мелкие коррективы, и только после этого визировал черновик для печати. Я сдавал тетрадь в машбюро секретных документов, а когда получал отпечатанный «чистовик», то относил его Черненко. Он внимательно читал каждую строчку и каждое слово, стараясь отыскать не только стилистические, но и орфографические ошибки. Убедившись, что доклад отработан, Черненко визировал его, расписывался за его получение, у меня в реестре секретных документов, а затем аккуратно складывал в папку «На доклад» и убирал в свой сейф. Виза означала, что Черненко брал на себя ответственность за достоверность информации и за сам слог и содержание доклада. Я временно забывал о докладе и начинал заниматься другими документами. По вечерам начальник РТУ ВМФ собирал начальников отделов на совещание и там, тщательно ознакомившись с текстом и содержанием доклада Главкому ВМФ, ставил под ним свою подпись. Я, как и все офицеры управления, не уходил со службы, а ждал возвращения начальника отдела с совещания.

Часто эти совещания затягивались часов до 8–9 вечера. В советские времена Горбачева, ещё, видимо, со сталинских времен, было нормой завершать службу на два-три часа позже официального окончания рабочего дня. На это никто не обращал никакого внимания. Вернувшись с совещания, Черненко возвращал мне подписанный документ на дальнейшее исполнение. Но это не означало конец рабочего дня. Я покидал управление или вместе с главным инженером центра часа в 23 полуночи, а когда его не было, то уходил из управления только после того, как уходил домой начальник 6 отдела. Не только я, прикомандированный, но и все штатные офицеры других отделов, хотя и имели право покидать управление в 6 часов вечера, уходили по домам только после того, как их начальник отдела покидал управление или вместе с ним. Вернувшись с совещания, Черненко возвращал мне подписанный доклад и до утра он «отлеживался» в моем чемодане для секретных документов, а позже и в личном сейфе. На второй день начиналась основная работа с докладом.

Я перекладывал документ в красивые красные корочки, с надписью «На доклад Главнокомандующему ВМФ», эти корочки аккуратно укладывал в свой походный дипломат и по московским изогнутым переулкам, минуя кинотеатр «Современник», дворами и «огородами», добирался до Большого Козловского переулка, дом 6. Там располагался мощный комплекс зданий Главного штаба ВМФ, его подразделений, кабинеты высшего командования Военно-морского флота и секретариат Главкома. Там я по реестру сдавал документ порученцу Главкома или его секретарю. Порученец в звании капитана 1-го ранга, бегло осматривал документ, убеждался, что указан номер телефона моего вызова, и я отправлялся назад, заниматься текущими делами. Так получилось, что одним из порученцев был бывший командир стратегического подводного атомохода капитан 1-го ранга Задорин. С его экипажем, будучи прикомандированным молодым лейтенантом, я совершил первый длительный автономный поход и проявил себя вполне грамотным специалистом. Он меня запомнил и встречал весьма приветливо. Надо отметить, что вежливость и уважение, даже к офицерам нижнего звена и рядовым исполнителям, были визитной карточкой сотрудников Секретариата Главнокомандующего ВМФ.

Проходил день или два, и из Секретариата следовал звонок на телефон начальника отдела, что доклад рассмотрен и можно его забрать. Теми же дворами и криволинейными переулками минут за двадцать я приходил в Секретариат и забирал доклад, с росписью в реестре документов. Вернувшись в управление, первым делом показывал доклад с резолюцией Главкома полковнику Черненко. Чаще всего Главнокомандующий ВМФ в короткой резолюции, исполненной его рукой наискосок прямо по тексту доклада, давал конкретные указания начальнику ГИУ ВМФ, генерал-лейтенанту Путяте Вадиму Евграфьевичу и автору доклада – начальнику РТУ ВМФ. Когда указания не требовали безотлагательных мер, Черненко брал доклад себе в папку, показывал его начальнику РТУ ВМФ, а заем возвращал мне и приказывал выслать копию доклада начальнику ГИУ ВМФ, а мне взять на контроль и исполнение указания Главкома, и постоянными звонками «теребить» офицеров ГИУ ВМФ, ответственных за строительство двух жилых домов нашего центра.

Когда указания были серьезны и неотлагательны, Черненко предлагал мне посетить Спартаковский переулок, где располагалось ГИУ ВМФ и добиться встречи с начальником – генерал-лейтенантом В.Е. Путятой. Эти посещения были для меня весьма тягостны. В отличие от всех других управлений, офицеры ГИУ ВМФ относились ко мне с нескрываемым презрением. На инженер-полковников ГИУ ВМФ не производила никакого впечатления моя одиннадцатилетняя служба на атомном подводном ракетоносце. Объяснений этому у меня до сих пор нет, но они воспринимали меня чуть ли не как вымогателя, пытающегося построить жилье для «блатных» офицеров Флота, за счет ограниченных фондов и строительных возможностей Министерства обороны. Я, конечно, был сверхнастойчив, потому что добивался исполнения сроков и высокого качества строительства эти двух домов, не только для будущих штанных офицеров центра, но и для себя лично.

Жилищная комиссия нашей части обязана была выделить мне, как имеющему двоих детей, трехкомнатную квартиру в одном из построенных домов. О большем счастье я и не мог мечтать. Чего же лучше, чем уйти на пенсию, имея жилье в закрытом военном городке и надежду, что и будучи военным пенсионером, я найду себе работу по специальности в этом же центре, где закончил службу? Благосклонен к моей скромной персоне капитана 3-го ранга и бывшему офицеру атомохода был лишь сам генерал-лейтенант Путята. Появившись в его приемной, я просил дежурного офицера доложить обо мне начальнику ГИУ ВМФ и скромно дожидался, когда он освободится от срочных дел и примет меня для беседы. Иногда такие ожидания затягивались на часы, но я был упорен. Сидел в уголке приемной и скромно ждал своей очереди. Получив разрешение, заходил в кабинет Вадима Евграфовича, приветствовал его по форме, как генерал-лейтенанта, и просил ознакомиться с содержанием доклада и резолюцией Главкома. Путята приходил в неподдельный гнев от недоработок ГИУ ВМФ, а может быть, был просто замечательным артистом? К сожалению, в советские времена были и такие, как бы болеющие за дело, офицеры, которые просто разыгрывали трудовой и служебный пафос, а на самом деле ничего не делали.

Он вызывал к себе в кабинет начальника отдела в звании полковника, отвечающего за строительство домов, и при мне резко «разносил» его за задержки в строительстве. Я уходил удовлетворенный, провожаемый презрительным взглядом начальника отдела, но это мало помогало делу. Задержки накапливались из месяца в месяц, и, в конце концов, дома были сданы в эксплуатацию месяца на три позже тех сроков, которые были утверждены Главкомом ВМФ, то есть примерно в апреле-мае 1982 года. Я обо всех этих тонкостях рассказываю очень подробно, потому что эти тонкости потом сыграли важную роль в том, что я приобрел в Москве трехкомнатную кооперативную квартиру и стал законным жителем столицы. Это случилось в апреле 1982 года, а ещё в октябре 1981 года, за полгода до покупки кооперативной московской квартиры, я даже не помышлял стать жителем Москвы, а тем более – штатным офицером Радиотехнического управления ВМФ.

Об этом я расскажу чуть позже, а сейчас вспомню о своих настроениях и счастливых случайностях, за период с июля 1980 по 7 ноября 1981 года. Я увлеченно работал в качестве инженера Аналитического центра, волею судьбы поставленного на острие научной мысли, и чувствовал себя полностью счастливым и удовлетворенным от того, что занимаюсь колоссальным делом усиления и укрепления обороноспособности нашей Родины. Я чувствовал себя настоящим небожителем не от предвкушения какой-то высокой должности, а от причастности к великому делу создания абсолютно технически нового объекта невиданных информационных технологий. Творческая увлеченность была так высока, что я просыпался с мыслями об Аналитическом центре и с ними же засыпал. Я понимал, что над разработкой технических средств и технологий Аналитического центра трудятся тысячи научных сотрудников самых высоких рангов и званий в военных институтах и организациях промышленности, но в то же время я считал Аналитический центр частицей моего творческого «я». Конечно, во время службы на подводной лодке, особенно во время торпедных или ракетных стрельб, во время боевой службы при определении элементов движения боевых кораблей вероятного противника или при определении параметров неопознанных «квакеров» я испытывал творческий подъем и гордость за свою службу.