Читать книгу Плексмус, или Сказка для 40-летних детей - Николай Николаевич Янтков - Страница 1

Пионеры, которые слушают своих мам, не падают в дупла одиноко стоящих деревьев. Они вообще не лазят по деревьям в одиночку в чаще малознакомого леса.

Беда в том, что я не был пионером.

А посему благополучно летел головой вниз по стволу старого многовекового кряжистого дуба, в дупло которого исхитрился провалиться, невзирая на все предпринятые предосторожности в виде обещания самому себе быть аккуратным хотя бы на этот раз.

Но, видимо, так просто, одним обещанием, свою природу не изменить.

И вот, в какой-то момент, врождённое любопытство и желание узнать, насколько глубоко тёмное дупло, перевесили чувство самосохранения, и я наклонился внутрь дальше, чем следовало бы.

Сделал я это по простой и совершенно прозаической, понятной каждому дворовому мальчишке и непонятной любому взрослому причине: не имея в руках ничего тяжёлого, с чем можно было бы легко и непринуждённо расстаться, я пытался по звуку плевка в темноту дупла определить его глубину.

Сами понимаете, дело было совершенно ответственным и очень важным, поэтому я предавался ему со всей самоотдачей десятилетнего оболтуса, коим меня почему-то именовал мой взрослый дядя Ян.

Но в тот момент я был не какой-то там оболтус, а Почётный естествоиспытатель и первопроходец Королевской академии наук! По крайней мере, в своих глазах. И дело моё было очень значимо минимум для всей Короны, да что там Короны – мира! Поэтому плевал я сосредоточенно и вдумчиво, со всем осознанием ответственности момента.

Так как шум листвы могучего дуба и неумолчное щебетание птиц дремучего старого леса, на опушке которого и стоял дуб, несколько мешали этому творческому процессу, то наклоняться приходилось всё глубже и глубже.

Два предыдущих плевка, как мне показалось, застряли где-то на невидимых в глубине дупла стенках, что не могло не сказаться на результатах моего научного исследования, что, в свою очередь, никак не могло удовлетворить Почётного естествоиспытателя и первопроходца.

И я наклонился ещё глубже. Даже слишком.

И вот теперь, забыв о результатах, я летел вниз, пытаясь по скорости падения догнать свой же, летящий впереди меня, удачный третий плевок.

Он приземлился первым. Я пересёк невидимую финишную ленточку вторым.

На моё счастье дно внутренности дуба, на которое я приземлился, было выстлано очень-очень толстой подушкой из тонких веточек и листьев. Посему я довольно удачно сперва плюхнулся, а потом и по инерции кубарем выкатился наружу на пыльную тропинку через отсутствующую внизу с одной стороны стенку ствола.

– Ты меня чуть не раздавил, Колямба! – возмущённо произнёс чей-то, как мне показалось, писклявый голосок.

Я решил, что в полёте хорошенько приложился головой о стенку дуба, а потому и не обратил внимания на это кем-то сказанное.

Но голос внутри меня не унимался.

– Ещё чуть-чуть, и я бы был просто мокрым местом на этой пыльной тропинке! Такой неожиданный и такой бесславный конец! Ох, и напугал же ты меня!

Теперь мне почудилось, что голос звучит не в моей голове, а явно снаружи. Так что я приподнялся, и, кряхтя, как мой старый дед Ефим, сел.

Покрутив головой, я подумал, что, за время моего падения какая-то неведомая мне киногруппа, снимающая очередной широкоформатный фильм о жителях сказочного или аномального леса, успела значительно изменить декорациями пейзаж, так как всё увиденное мной никак не совпадало с тем, что я встретил и помнил, идя по тропинке через заброшенный луг к дубу.

Или я приложился головой значительно сильнее, чем мне показалось вначале.

Второй вариант, с перспективой пролежать в больнице часть своих летних долгожданных каникул, меня как-то не очень вдохновил, поэтому я благоразумно остановил свой выбор на первом варианте и неизвестной мне киногруппе.

Правда, никаких декораторов, режиссёра с рупором и в перерыве жующей пирожки массовки вокруг места падения я не обнаружил, как бы старательно не крутил головой. Зато увидел нечто, отдалённо напоминающее маленькое воздушное привидение-каплю, сидевшее на пыльной тропинке, идущей откуда-то куда-то мимо моего дуба. Приведение было не страшным, посему я не столько испугался, сколько удивился: это был мой первый опыт – до разговора со мной приведения ещё никогда не снисходили.

– Что уставился, как будто привидение узетил? – тем временем произнесло это Нечто. – Ты меня сюда послал, вот ты нас теперь отсюда и вытаскивай! – добавило оно безапелляционно, но беззлобно.

– Простите, а вы кто? – произнёс я слегка заикающимся от падения голосом, мысленно успокаивая себя тем, что весь этот бред вызван шишкой на голове и вот-вот сам собой пройдёт. Я даже не обратил внимания на редкоземельное слово «узетил».

– Плексмус я, Плексму-ус, – нараспев произнесло это Нечто. – А вы, сударь, здорово припечатались головой, я смотрю, если своих не узнаёте.

«Видимо, больницы с полной проверкой головы мне таки не избежать, – тоскливо подумал я, пытаясь усесться поудобнее. – Зато будет, что рассказать таким же отчаянным, как и я, первопроходцам в палате. Всё не так скучно коротать долгие больничные вечера».

– Что ты расселся в расстройстве, как принц, нашедший туфлю Золушки 46-го размера? Я тут с тобой совсем засохну и пропаду, не принеся никакой пользы. Вставай, нам надо идти! Раз уж мы оказались в Задупленьи, нам надо выбираться отсюда самим, тут нас никто искать не будет. А то, ить, так и останемся здесь навсегда. Только ты просто останешься, а я, если не доберусь до Стены, то и того хуже – вообще засохну и пропаду бесцельно, как поц.

Я не знал, кто такой поц, но догадывался, что это не самый выдающийся человек в мире, так как часто слышал это слово от тёти Любы, когда она кому-нибудь в телевизоре выговаривала нечто вроде:

– Вообще-то ты – поц! Это просто сейчас по какой-то немыслимой иронии судьбы занимаешь кресло премьер-министра, а так – поц и есть. Так что хватит надувать щёки, и займись делом!

Или:

– Такой поц, как ты, вполне мог бы писать мелом по бумаге, носить галстук с бабочкой и стрелять мелочь у прохожих на автобус.

– Простите, а кто вы, и где мы находимся? – проигнорировав несколько обидного поца, спросил я.

– Плек-смус, Плек-смус, – снова чуть нараспев по слогам произнесло Нечто. – Ты же сам меня сюда отправил. Помнишь, свесился и плевал в дупло?

– Ну?

– Ну, и вот! А находимся мы в Задупленьи.

– ??

– Страна такая – Задупленье! И чему вас только в школе учат?

«Дело совсем туго, – с ещё большей тоской подумал я. – Разговаривать с приведением ещё куда ни шло. Но с плевками?! Месяцем в больнице я не отделаюсь, это как пить дать! И пацанам ведь не расскажешь такое, засмеют. Одно дело – бесстрашно встретить и пообщаться с привидением, и совсем другое – разговаривать с собственными плевками на полу. «Несолидно и негигиенично», – как сказала бы моя племянница Рита».

– Вы – мой… э… пле… плевок? – недоверчиво спросил я, внутренне удивляясь сюрреализму происходящего.

– Плевки, – снисходительно пояснил Плексмус, – это низшее сословие, считай, водная взвесь, которая появляется и бесславно пропадает сотнями, когда какие-нибудь оболдуи бессмысленно лузгают семечки и плюют себе под ноги, делая некрасиво городу и портя карму самим себе. А вот плевок, пущенный с мыслью, который не просто так упал вам под ноги, а летит, наделённый внутренним огнём – совсем другое дело. Мы, плексмусы, не просто плевки! Мы – носители энциклопедических знаний! Так что иногда, рассказывая о чём-нибудь, могу выражаться несколько академически. Я вот, например, вообще пущен с научной целью об измерении возможной глубины дупла. Видишь, на мне какая шляпа, с помпоном и пряжкой? Мы умеем переносить мысли на расстояния и доставлять их до людей кратчайшим путём.

Я немного ошалел от такого напора.

– Да ладно! Так не бывает.

– Бывает, – со знанием дела кивнул Плексмус.

– Да ладно, бросьте! Что за бред – говорящие, да ещё и пущенные с высокой научной мыслью плевки?

– А что делать, случается без этого никак, – рассудительно и со знанием темы сказал Плексмус. – Представь: сидит себе какой-нибудь младший научный сотрудник в какой-нибудь лаборатории биологической защиты растений в институте на отшибе города. Год сидит, два, три. Никто уже от него ничего не ждёт, махнут на него рукой, не мешает, и ладно, плюнут на него и забудут. И тут мы, плексмусы, долетели – и попёрло у человека, пошло-поехало, работа закипела, идеи зафонтанировали, теории одна за другой стали появляться, за ними разработки, признание.… И чем больше народа плюнуло, и чем с большим чувством и посылом, тем больше нас, плексмусов, до него долетело.

Конечно, бывает, что почва, человек то бишь, на которого попадаем, никуда не годится, на нём никакая мысль не прорастает. Не то, чтобы мысль об открытии каком, а даже мысль просто оторвать попу от дивана не взойдёт. Тогда плюй – не плюй, хоть о стену расшибись с разбега – без толку. А если почва подходящая – ооооо, как попрёт, как заколосится! А, казалось бы – плюнули и забыли! А ты говоришь, не может быть….

– Ой, да ладно тебе сказки рассказывать! – упрямо повторил я. – И вообще, не хочу я, чтобы на меня плевали, даже с высокой научной целью. Да кто в такое поверит?

– А придётся, – не менее уверенно сказал Плексмус. – Ну, вот, посуди сам: выбор у тебя совсем небольшой. Либо ты веришь в то, что мы, плексмусы, существуем, и ты поможешь мне добраться до Стены, а я помогу тебе выбраться назад в Большой мир и не застрять здесь навсегда. Либо ничего этого нет, и у тебя просто реально всё плохо с головой, и ты сидишь один в глухом лесу, разговаривая сам с собой и со своими плевками на пыльной тропинке.… Как тебе картинка? Что выбирать будем?

После некоторого раздумья, взвесив оба предложенных варианта, я сказал:

– Выбираем домой! Только зачем куда-то идти? Через дупло мы сюда попали, через него назад и вылезем! Как говорится: выход обычно находится там, где раньше был вход! Чего мудрить-то?

– А не получится: входы-выходы в Задупленье односторонние. Ты можешь или только войти, или только выйти, а то иначе тут бы давно проходной двор был. Все бы так и гоцали туда-сюда. Так что до выхода ещё надо добраться.

– Я всё-таки попробую, – недоверчиво возразил я. – Вдруг в твоей теории что неправильно?

– Ну-ну, – поощрительно сказал Плексмус. – Будешь падать, постарайся на этот раз лететь ногами вниз, и на согнутых, чтобы ничего себе не сломать, а то тащить тебя на себе больно неохота. А я пока пересяду подальше от сцены, на которую сейчас снова выкатится главный герой, который, как и положено главному герою, верит в себя, но не верит тому, что ему говорят.

– Это мы ещё посмотрим, кто кого потащит, в случае чего, – буркнул я, взбираясь по веткам вверх.

На этот раз я долетел быстрее, и приземлился мягче, как мне показалось. Хотя тоже не удержался на ногах и потому снова выкатился наружу.

– В хороших пьесах, выкатываясь на сцену, принято говорить: «А вот и я!» – услышал я до боли знакомый голос, который явно свидетельствовал о том, что попал я туда же и к тем же.

Поднявшись на ноги, я упрямо снова полез наверх, в надежде, что я что-то упустил, какую-то незначительную деталь, и уж сейчас-то я сделаю всё, как надо. Плексмус, как ни удивительно, даже не попытался меня остановить. Он только философски хмыкнул и поудобнее уселся в первом ряду импровизированного партера.

Я несколько раз протестировал этот дубопортал.

Я прыгал сверху вниз, сквозь дупло, и даже один раз пролез в обратную сторону по внутренней стороне дуба, вылезая уже из дупла наверху. И каждый раз оказывалась права Ираида Павловна, моя школьная учительница математики: от перемены мест слагаемых сумма не менялась. Я оказывался сначала внизу, на куче листьев, а потом и на пыльной тропинке.

Плексмус не торопя событий, подтрунивал надо мной. Без издёвки, можно сказать, по-дружески, но с явным удовольствием комментировал происходящее в стиле спортивных комментаторов:

– И вот по бобслейной трассе снова мчится боб неоднократного победителя международных соревнований Николаса ван дер Кляйна! Первым на финише появляется ван дер Кляйн! А боб…боб застревает где-то в глубинах трассы…

Или:

– А вот, наконец, мы видим участников соревнований, с энтузиазмом поднимающихся к началу спуска с горнолыжной трассы. Сегодня они намерены в очередной раз продемонстрировать победу надежды над опытом.

После того, как сцена с моим эффектным выкатыванием на подмостки была мною отработана несколько раз и до мельчайших деталей, я сдался. Набив себе ещё пару шишек и заработав ещё несколько ссадин, лёжа на пыльной тропинке, я устало сказал:

– Ладно, убедил. Куда идём? Надо ж тебе помочь, – покривил душой я.

– Ну, раз способность к язвительности в тебе не пропала, значит, всё в порядке, – удовлетворённо заметил Плексмус, – можем идти. А вот куда – это хороший вопрос, это нам с тобой как раз и предстоит выяснить. По идее – на закат. А про Стену я тебе по дороге расскажу. К счастью, нам по пути, выход в Большой мир и Стена находятся неподалёку друг от друга. Пойдём туда, – махнул он рукой в сторону вьющейся тропинки. По дороге нам обязательно кто-нибудь да попадётся, и мы его подробно обо всём расспросим. Кстати, я слышал от старых Плексмусов, что в Задупленьи живут добродушные и доброжелательные люди. Так что не дрейфь, выберемся, Колямба!

– А как же мы с тобой пойдём? – обескураженно спросил я. – У тебя вон какие ножки маленькие!

– Ну, я ведь не просто плевок какой обычный, а плексмус! Мы же, плексмусы, в случае необходимости, можем маленькими оставаться, а можем, как пузырики, раздуваться и вполне себе идти нормальным, почти человечьим шагом. Только в таком состоянии у нас испарение влаги повышенное происходит – площадь тела-то увеличивается, так что нужно будет чаще пить.

– Так ты что, можешь любую форму принять? Хоть с меня размером?

– Могу, но это неразумно. Ведь, чем больше размер, тем больше площадь тела, а следовательно, тем сильнее растягивается моя внешняя оболочка. А если ещё и температура снаружи высокая, то оболочка, к тому же, быстро истончается от испарения, и я могу лопнуть от малейшего укола. Так что нужен разумный баланс, где-то в две трети твоего роста, чтобы и размер шага был достаточным, чтобы я за тобой поспевал, но и толщина оболочки была не сильно тонкая, чтобы не лопнуть. Всё просто. Но первое время я, если не возражаешь, поеду на тебе в таком виде, пока не привыкнешь ко мне окончательно. По рукам?

– А у меня есть выбор? – саркастически заметил я.

– Выбор, дружище, есть всегда! Даже, когда кажется, что его нет. Другое дело, что он нам может не нравиться, – никак не реагируя на мой сарказм, ответил Плексмус.

– Хорошо, договорились! Выбор мне не нравится, но я его принимаю.