Читать книгу Прощай, Германия! - Николай Прокудин - Страница 5

Глава, в которой наш герой осознает, что началась забытая за два года мирная жизнь, к которой предстоит привыкнуть.

Рейс из Ташкента прибыл в аэропорт Пулково после полудня. Почти пять часов перелета супруги вместе с соседом, инженером-конструктором, глушили красное сухое вино и разговаривали о военных делах на востоке. Инженер не верил, что там еще продолжаются бои, ведь по телевизору болтают, что война почти завершилась.

Ленинград встретил гостей своим обычным северным равнодушием: город, выстроенный на болотах, был хмур и неприветлив, и первые шаги молодоженами в нем были сделаны под моросящим прохладным дождем. Зонтиков не взяли, поэтому даже несколько десятков торопливых шагов от трапа до здания аэровокзала не уберегли одежды – промокли до нитки. Что поделаешь, ведь это визитная карточка Питера…

После сухого и жаркого климата попасть в промозглую сырость – испытание на прочность организма. Поэтому сразу после приземления, едва получив багаж, Громобоев купил в ресторане аэропорта водки для согрева и две бутылки шампанского на опохмел. А к напиткам добавил в пакет шоколад и фрукты – гулять так гулять!

Потом молодые поймали такси (Эдик назвал адрес, прочитав по бумажке), и не протрезвевшая после выпивки в воздухе влюбленная парочка ринулась обживать пустующую холостяцкую квартиру Афониного родственника.

Громобоев плохо знал город, только центр, хотя когда-то в нем учился, женился и даже до убытия на войну год служил в здешнем округе, правда, в отдаленном гарнизоне.

Грязно-розовый девятиэтажный дом-корабль постройки начала семидесятых годов находился на окраине города, в спальном районе, хитрюга-таксист с большим трудом разыскал его в этих каменных джунглях (или сделал вид, что полчаса плутал, для выполнения плана по счетчику), театрально возмущался запутанностью нумерации. Мрачноватый и плохо освещенный подъезд резко пах мочой, дребезжащий лифт грозил в любой момент сорваться и рухнуть, но не беда, могло быть и хуже.

Небольшая двухкомнатная квартирка – на первое время хоромы! Ведь все самое необходимое для нормального быта было в наличии: туалет, ванная, газовая плита, стол, холодильник, стиральная машинка, телевизор, диван, два кресла. Отсутствовал лишь музыкальный центр, но зачем он, ведь хороший японский магнитофон за двести чеков Громобоев и сам привез из Кабула в качестве военного «трофея».

Адаптация к мирной жизни с первых шагов далась нелегко. Вечером, утомившись от любви, Ирка попросила иного сладкого – мороженого. Желание любимой – закон! Эдик впервые вышел на люди один и, как назло, попал именно в час пик. Даже простейшее занятие – поход в магазин – оказалось делом сродни подвигу. Их квартира располагалась в спальном Невском районе, толпы народа ежеминутно выплескивались из автобусов. Город пульсировал незнакомым, вернее сказать, подзабытым ритмом жизни.

Эдик вышел из лифта, сделал пару шагов из подъезда, ступил на пешеходную дорожку – как вдруг его охватила необъяснимая паника: всюду сновали незнакомые люди, а он стоит как дурак, совсем один (рядом нет ни одного бойца) и без автомата. Нет даже гранаты в кармане! Рука Громобоева непроизвольно и инстинктивно потянулась к правому плечу. Потрогал – пусто, родимый калаш отсутствовал! Ну как так можно дальше жить? А тут еще проезжающий автомобиль стрельнул выхлопной трубой…

Капитан сгруппировался и дикой кошкой отпрыгнул в ближайший куст сирени и там присел. Хорошо хоть, в последний момент удержался и не плюхнулся, не распластался на грязной земле, чтобы попытаться укрыться от пуль и осколков. Потом он присел на ближайшую лавочку, отдышался, осмотрелся. Никто на Эдуарда даже и не взглянул, вроде бы никому нет дела до его странного поведения, и пешеходы не обратили внимания на прыгающего в кусты молодого человека. Если надо – пусть себе скачет козлом…

Ну и что с того, что все прохожие идут без оружия и не смотрят в твою сторону, это их личное дело, пусть как хотят, так и живут беззащитными. Но все-таки кто бы подсказал – как же можно жить-то безоружному?

После этого случая в одиночку Эдик в город почти целый месяц не выходил, только вместе с любимой, и то в крайнем случае, в основном в магазин за продуктами, крепко держа ее под руку. Но и по магазинам слоняться было неприятно, всюду толчея у полупустых прилавков. Главная цель населения – урвать хоть что-нибудь!

Действительно, одним из самых больших потрясений после возвращения с войны стали очереди. Они были везде и всюду. За два года Эдуард совсем отвык от стояния в очередях и забыл, что это такое. Надо купить продукты – идешь в военторговский магазин или в афганский дукан, захотелось выпить – опять же топай в дукан, или на черный рынок, или в комнату к гражданским вольнягам. Везде тебе рады, быстро обслужат, только давай деньги. Первые дни службы в отсталом Афганистане Громобоев недоумевал: откуда все это есть в этой убогой стране? В дуканах можно было найти любой товар, какой только пожелаешь! А если его сегодня нет – закажи, и вскоре его привезут. Но почему в родном Отечестве ничего нет? Отчего эта богатая, великая и могучая держава столь равнодушна к чаяниям и нуждам своих граждан?

Долгожданная Родина встретила возвращенца повальным дефицитом всего и очередями даже большими и протяженными, чем до отъезда на войну. Самые многолюдные толпы были за спиртным, порой у входа в магазин толкались несколько сотен жаждущих и страждущих мужчин и женщин. Народ ругался, проклинал правительство, коммунистов и торгашей. Больше всего доставалось новому вождю нации. И как только не называли зачинщика перестройки: Горбач, Горбатый, меченый, пятнистый, болтун, ботало, трепач, ученик комбайнера. Милиция пыталась управлять процессом, но от этого регулирования, наоборот, создавалась только еще более бестолковая толчея. Особо обидно было тем, кто, отстояв несколько часов, купив товар и выбираясь наружу, сквозь строй жаждущих, в этой толкучке ронял в толпе бутылку и разбивал ее вдребезги. Да, это было настоящее горе! Ведь продавали лишь одну или две бутылки в руки, чтобы на выходе не спекулировали…

Эдик не мог себя пересилить и стоять в винных очередях, предпочитая переплатить спекулянтам, стоявшим за углом магазина, или ночным таксистам. Порою хотелось посетить с супругой хороший ресторан и оторваться по-купечески, с размахом, однако было уже не до кутежей, средства слишком быстро таяли…

От навалившегося отчаяния спас друг Афоня, внезапно прилетевший в сырой сентябрьский Питер. Старшему лейтенанту редкостно повезло, замену прислали на месяц раньше срока, и он сразу помчался на малую родину кутить. Да в гости явился не один, а с другим приятелем-заменщиком, старлеем Игорьком Керимгаджиевым. Напарник Афанасьева был гремучей смесью казаха и представительницы народов Крайнего Севера: кряжистый, кривоногий, смуглолицый и скуластый, с глазами узкими, как щелочки. Громобоев в полку видел его лишь пару раз на совещаниях, ведь Игорь служил на дальней заставе, где-то на джелалабадской дороге.

– Чего сидите дома, киснете? – накинулся на молодоженов Сашка. – Скоро заплесневеете и мхом покроетесь. Я должен завтра к мамке в деревню заскочить, послезавтра улетаю в Одессу, а сегодня едем развлекаться в «Север»!

Почему бы и нет? Поехали! Ведь Громобоев последний раз в ресторане был больше года назад, в отпуске, а услышав слово «ресторан», сразу захотелось послушать цыган, потанцевать, и посидеть за столиком, и хорошенько выпить в приятной компании. Сборы не затянулись, да и попробуй промедлить с этим Афоней!

Был вечер буднего дня, и заведение оказалось полупустым. Заказали столик в уголке перед эстрадой, приятели уткнулись в винную карту и меню. В зале стоял приятный полумрак, из магнитофонных колонок лилась тихая музыка. Сашка отнял у всех меню и взялся распоряжаться, сделал заказ с шиком, с размахом. Побольше рыбки (осетрина, горбуша, селедочка под водочку), мясное ассорти, несколько салатов, шашлык…

– И еще вот это и это. – Афоня тыкал пальцем в наименования блюд. – Да поживее, братец!

Едва официант подал первые салаты, графин водки и бутылку шампанского, замелькали бокалы, и друзья принялись неумеренно поглощать спиртное. Как говорится, «понеслась душа в рай». Особенно старался Сашка, соскучившийся по свободе и большому городу. Афанасьев налил себе в большой бокал холодной водки до краев.

– Не слишком ли гонишь? Лихо стартуешь! – робко попытался предостеречь друга Громобоев.

– Не мешай и сам не сачкуй! – отшутился Сашка, поднял бокал, рявкнул: – За встречу! – и влил содержимое в свою большущую глотку.

Эдик и Игорь ополовинили рюмки, а Ирка чуть пригубила из фужера шампанского.

– Э-э-э, так не пойдет! Не сачковать! А ну-ка, живо выпили за мое здоровье! – Афоня повторил дозу, заставив всех выпить до дна.

Дальше дело пошло живее, особенно под горячее. И надо же такому случиться, что собирающегося вот-вот жениться Афанасьева после распития третьего графина, как обычно, потянуло на баб!

Рядом, через столик, наискосок, сидела тихая компания: седой, коротко стриженный мужчина в годах, примерно лет за пятьдесят, в военной морской форме, и совсем юная девчонка, лет девятнадцати. Спутница была явно не дочь. Афоня оценивающе посмотрел на соседей. Странная пара, вернее, совсем не парой была она ему: девица в самом соку, а мужичок выглядел как плешивый пес. Капитан первого ранга то и дело шептал подруге мокрыми губами что-то на ушко, пожирал ее похотливым взглядом, поглаживал руку, нежно приобнимал.

– Этот старый кобель явно какой-то начальник, – безапелляционно заявил Саня. – Наверняка захотел злоупотребить служебным положением… А вот я сейчас сниму девочку, приглашу пару раз потанцевать – и она моя!

Афоня резко отодвинулся, да так, что попадали рюмки на столе, встал на нетвердые ноги и направился к соседям. Незваный кавалер поклонился, приглашая на танец, девушка взглянула на своего спутника, тот скривился, но отказать не сумел. Богатырь Афанасьев аккуратно поддерживал партнершу, стараясь в медленном танце не оттоптать ей ноги, что-то бойко вещал на ушко.

Эдик заметил, как тяжелые ладони Афони продвинулись от талии к бедрам и далее ниже, пошарив по попке. Девушка раскраснелась, шаловливые руки вернула на место, но промолчала и бурно не протестовала. Коренастый моряк за столом напрягся, но тоже молчал, косясь на превосходящие силы противника, хотя, откровенно говоря, в честной драке один на один громадному Афоне помощники были совсем не нужны. Саня вернул барышню на место, галантно раскланялся, вернулся к друзьям.

– Не проститутка! – громко поведал он приятелям, грузно рухнув в кресло. – Сказала, что денег не берет и что я ошибся! Но и этот мореман – не папаша и даже не моряк! Коллега по работе! Он тыловик – заводская госприемка.

Афанасьев плеснул для храбрости граммов пятьдесят, пригубил, закусил осетриной и подмигнул Громобоеву:

– Повторим лобовую атаку!

Афоня решительно направился к соседям.

– Потанцуем? – громко, настойчиво произнес Саня, нарываясь на скандал.

– Разве не видите, что ваше общество неприятно девушке? – возмутился морячок. – Молодой человек, вы пьяны и навязчивы! Идите и проспитесь! Оставьте мою дочь!

– Вот именно! Я – молодой человек! А ты – старый хрыч! Не стыдно клинья подбивать к невинной девушке?

Дочь!.. Верно, тебе она в дочки годится, а мне – в жены! Пойдешь за меня, красавица? Я не шучу!

У раздолбая Сашки так было всегда: мимолетные знакомства переходили в пылкую влюбленность, затем следовали предложение руки и сердца, бурный секс и спустя месяц охлаждение и расставание.

Девица покраснела, но промолчала, она явно не знала, как ей поступить, пожилой поклонник был ее хорошим знакомым, изредка дарил дорогие подарки, оказывал всяческие знаки внимания… Но уж больно хорош был этот молодой верзила!

– Не скандальте! Девушка больше не пойдет танцевать!

Афанасьев посмотрел на партнершу моряка, та, раскрасневшись, опустила глаза и продолжала молчать. Пришлось вернуться за свой столик.

– Еще не вечер, – пообещал Саня и отхлебнул водки. – Она созревает… Ты посмотри, пока мы с вами в Афганистане кровь проливали, по горам ползали, в зеленке под пули подставлялись, такие, как этот старый мерин, красивых девочек в постельку пачками укладывали!

Сашка говорил громко, стараясь, чтобы его слова долетали до ушей соседей, причем болтал Афанасьев, все более распаляясь.

Капитан первого ранга крепился минуты две, пытался делать вид, что эта оскорбительная речь его не касается. Получалось с трудом.

– А ведь толку от него, как от козла молока! Явный импотент! Гладиатор – может только гладить!

Моряк не выдержал и направился к буянящему столику.

– Немедленно прекратите! Я вызову милицию!

– Вызывай! – ухмыльнулся Сашка, откровенно провоцируя мужчину и одновременно кидая взгляд на девушку. – Посмотрим, как они нас смогут забрать. Мы им не подчинены! Мы на службе Родине!

– Папаша, а в чем проблема? – переспросил Керимгаджиев. – Могут ветераны войны чуток погулять?

– Ветераны войны давно на пенсии!

– А мы ветераны другой войны, необъявленной! – нахмурился Эдуард.

– Вот и не безобразничайте, ведите себя прилично!

– Оскорбляет? – окинул взглядом приятелей Афоня, обращаясь за поддержкой. – Ладно, одного меня, а вот моих друзей! Да ты знаешь, на кого бочку катишь? Эдик без пяти минут Герой Советского Союза! А у Игорька два ранения и контузия! Гуляй отсюда, крыса тыловая! Вошь морская!

Девица чуть заметно улыбалась молодым людям. Мужчина в морской форме рассвирепел, сжал кулаки, заскрежетал зубами, но силы были явно неравны.

– Не скрипи! Зубы жмут? Могу помочь проредить, – продолжал провоцировать противника Афоня. – Пойдем выйдем?

– Я вынужден обратиться за помощью. – «Флотоводец» со злостью швырнул скомканную салфетку на свой столик, одернул китель и вышел из зала походкой, словно лом проглотил.

Афоня сразу переместился к девушке и принялся ей что-то активно предлагать. Девица сначала отказывалась, качала головой, потом достала из сумочки ручку и что-то быстро написала на салфетке. Сашка с сияющим лицом вернулся на место. Покачнулся, нечаянно задел рукой посуду, пара бокалов, жалобно звякнув, разбилась.

– Полный порядок! Элечка дала мне номер телефона!

В этот момент к столику подбежал официант с жуликоватыми бегающими глазами и забормотал:

– Товарищи офицеры! Что же вы делаете? Зачем безобразничаете? Капитан первого ранга позвонил в комендатуру, а швейцар вызвал милицию! Скоро подъедут и вас оформят, не посмотрят на ваше героическое прошлое! Капитан их дожидается в холле. Давайте побыстрее рассчитаемся!

– Где у вас запасной выход? – деловито осведомился Афанасьев.

– Держи, тут примерно три сотни, думаю, хватит? – Игорек не глядя швырнул скомканные деньги на стол.

– Вполне! – с поклоном ответил официант. – Честно говоря, такси я уже вызвал, прибудет со стороны кухни через пару минут. Думаю, милиция подкатит чуть позже. Но поторопитесь…

Пьяная и буйная компания двинулась к выходу. Афанасьев по пути успел отскочить в сторону, чмокнуть девушку в ушко, в носик, в губы, поцеловать ручку и даже лапнуть за грудь.

– Да хватит уже! Угомонись, Ромео! – рявкнул на приятеля Эдуард. – Мне скоро надо на службу, на днях в управление кадров округа следует явиться, а вместо этого из-за тебя буду на нарах пятнадцать суток лежать?

На улице не заканчивался проливной дождь, и пьяная компания моментально промокла, пока пробежала несколько шагов от черного хода к ожидавшему такси.

Когда весело гомонящие клиенты усаживались в машину такси, послышалась сирена «воронка», подкатившего к парадному подъезду. Эдик выглянул из-за угла и усмехнулся.

«А ведь официант оказался прав, что швейцар этот, отставная гэбэшная сволочь, точно милицию вызвал, и мы еле ноги успели унести».

– Шеф, гони на Дыбенко! Да поживее! – велел Афоня, вольготно развалившись на заднем сиденье и плотно прижав Ирину к Эдику. – Люблю по Невскому промчаться с ветерком! Да с музыкой!

Таксист два раза не заставил повторять, резко рванул с места, и машина помчалась по вечернему городу. Быстро миновали сияющий огнями Невский, перескочили дугообразный мост Александра Невского и устремились в зияющие чернотой кварталы спального района. Всех, кроме более или менее трезвой Ирки, вскоре укачало, офицеры быстро опустили окна и на полном ходу дружно блеванули.

– Епть! Ну народ пошел! – выругался таксист. – Вы мне все борта загадите.

– Тогда остановись! – чуть отдышавшись, едва вымолвил Афоня.

Они сошли в придорожные кусты и несколько минут пытались облегчить желудки.

– Теперь трогай! – выдавил из себя еле живой Афанасьев, занеся свое большое тело в салон.

Таксист же никак не мог угомониться и без конца ругался.

– Нажрутся как свиньи, а мне потом машину чистить и мыть! Одни убытки от вас! Обратно из глухомани придет-с я пустопорожним возвращаться! Случаем, милиция не по вашу душу подъезжала к «Северу»?

– Дядя, все компенсируем, не рычи, умолкни, – простонал Игорь. – Помягче на ямах и кочках, а то опять растрясешь мои израненные кишки! Тебе же хуже будет…

Вечерний поход в ресторан завершился двухдневной лежкой и отпаиванием кутил морсом и молоком. Славно погуляли…

Протрезвев и слегка придя в себя, Керимгаджиев со все еще больной головой улетел домой на Камчатку в послевоенный отпуск. Афоня, как всегда, был крепким бойцом и человеком слова: успел сначала заглянуть на денек к Элеч-ке, а потом заехал в область, в родное село, повидаться с родней. Ну а Эдику пришло время вновь сдаваться на службу в армию…

Так уж вышло, что офицерской формы по возвращении с войны у Громобоева не было: полевая форма, песочник, маскхалат и горный костюм были подарены сменщикам и друзьям, а повседневная и парадная сгорели в прошлом году вместе с каптеркой после прямого попадания в нее шального реактивного снаряда.

Пришло время подводить некоторые неутешительные итоги: квартиры после быстрого развода с первой женой нет, вещей нет, деньги, заработанные на войне, за два месяца отпуска с молодой женой спустили на вино и шампанское, да еще друзья, вернувшиеся с фронта, в этом деле хорошо помогли. Военной формы, в которой следовало явиться на беседу в кадры, тоже нет. Что делать?!

Кутежи завершились как раз за неделю до срока, когда надлежало явиться с предписанием в штаб округа. Громобоев узнал адрес и помчался в военное ателье, заказывать срочный пошив кителя и брюк. Портной и закройщик вошли в положение бедняги, взялись сделать все быстро, но запросили двойную цену. Или в порядке очереди, но тогда жди завершения пошива месяца три-четыре. В джинсах в штаб не явишься. Куда деваться – согласился, ведь опоздание на службу – серьезный проступок! Эдик вздохнул и отсчитал сто рублей.

Портной, что-то весело насвистывая и напевая, быстро сделал примерку, через день вторую, и вот через пять дней заказ готов! Получите и носите на здоровье. В итоге успел вовремя, можно сказать, что погоны подшивались на плечах капитана почти на ходу.

День, когда пришлось сдаваться в цепкие лапы высокого начальства, выдался пасмурным, словно небеса сочувствовали капитану и плакали вместе с его сердцем. Эдик неторопливо прошелся по Дворцовой площади, с наслаждением впечатывая военные туфли в древние булыжники. Площадь была, как всегда, прекрасна, величественна и равнодушна к куда-то спешащим людям. Она лежала молчаливо, навечно пригвожденная к земле гранитным столпом. А этот круглый столп, в свою очередь, опершись о постамент, казалось, как раз и продырявил мокрое небо. Громобоев подмигнул памятникам архитектуры и пошел к искомому подъезду в монументальном здании Главного штаба Российской империи.

Получив пропуск и поблуждав по бесконечным коридорам огромного здания, по хитроумным лабиринтам лестниц, переходя с этажа на этаж, капитан наконец-то попал к кабинету начальника отдела кадров политуправления. Эдуард нервно и шумно выдохнул, словно готовясь отхлебнуть чистого спирта, и осторожно постучался в дверь.

– Да-да, смелее! Войдите! – раздался громкий, начальственный голос изнутри кабинета.

Эдик с силой надавил на дверную ручку и решительно вошел. За столом сидел добродушный полковник с приветливой улыбкой на упитанном лице.

– Товарищ полковник, капитан Громобоев! Прибыл для дальнейшего прохождения службы! – громко и четко доложил Эдуард.

– О-о-о! Наслышаны, наслышаны! Орел! Судя по нашивкам, есть награды: орден и медали! За ранение?

– За боевые заслуги…

– Понимаю, понимаю. Итак, значит, прибыл к нам служить из Афганистана?

– Так точно! – гаркнул Громобоев.

– Тише, тише! – поморщился хозяин кабинета. – Не в горах же… Садись, капитан.

Хозяин кабинета вызвал по телефону делопроизводителя, а пока личное дело доставляли, полковник задал дежурный вопрос:

– Как там служба за речкой? Досталось? Наверное, было жарковато? Теперь непривычен наш сырой, дождливый климат?

– Ну так, было дело… – уклончиво и неопределенно ответил Эдик. – А насчет дождей… человек ко всему привыкает…

Разговор так и не завязался, да и особо говорить с холеным кабинетным полковником было не о чем. Наконец вошла симпатичная девушка и внесла красную папку с личным делом капитана. Кадровик принялся листать страницы, задерживаясь на некоторых из них, в задумчивости пожевывая пухлые губы.

– Звание досрочно! Это хорошо! Награды – тоже неплохо.

– В деле должны быть еще представления к двум орденам.

– Да, вижу, вижу, все тут у вас есть. Вижу и к званию Героя, но без реализации… Меня больше волнуют характеристики… из личного дела, товарищ капитан.

Эта фраза насторожила Громобоева. Какая еще неувязка могла быть в деле? Что могло не понравиться? С его послужным списком и аттестациями – хоть сейчас в академию!

Начальник тем временем недовольно морщился и теребил мочку уха.

– Да вот э-э-э… тут… такая… формулировочка…. нехорошая в характеристике из военного училища: не пользуется авторитетом у командования и среди сослуживцев, замкнут, необщителен…

– Это я-то необщителен? – усмехнулся Громобоев, широко улыбнувшись и показав ровные белые зубы. – Вы этому верите? А как, по-вашему, будучи необщительным, я стал помощником по комсомолу полка, а потом замполитом батальона?

– А насчет авторитета у командования училища? Это соответствует?

– Ну-у-у… – протянул Эдик.

– Вот вам и ну! И по уставам стоит отметка «3». Наверное, брюки расклешенные носил? Сапоги гладил? Ноготь на мизинце отращивал?

Ничего подобного за собой Громобоев не припоминал, все было гораздо проще: пререкания и шуточки, ирония по отношению к тупому командиру взвода и сильно пьющему командиру роты. И как результат – две тройки в аттестате по уставам и по строевой подготовке. Ротный все, что мог гадостного, сделал. Диплом вместо красного стал синим, хотя и это, как правило, не крах для карьеры. Карьеристом Громобоев был неважным, так уж вышло, нынешний бурный рост – это череда нелепых служебных случайностей, а также военная доблесть и ранения. Но иногда даже в выверенном механизме такое случается, проскакивает сорное семечко сквозь мелкое сито.

– И что нам прикажете с вами делать?

– А в чем проблема, товарищ полковник? Я ведь прибыл по прямой замене, в танковый батальон в укрепрайоне…

Полковник с деловым видом водрузил роговые очки на массивный нос, надменно взглянул на Эдика поверх линз и пробурчал:

– Этот батальон тихая гавань для пенсионера! Ваш предшественник, майор Мураковский, на этой теплой должности до пенсии бы дотянул, да вот беда, понадобилась замена именно для вас в Афганистан. Эх, несчастный Александр Михалыч! Так что, Эдуард… м-м-м… Полковник заглянул в дело? – Николаевич, эта пенсионная должность не про вас. Есть мнение руководства отправить столь заслуженного и боевого офицера в отдельный батальон на Север! Там есть перспектива для роста! Огромное поле для деятельности…

Эдик опешил. Он уже полгода как мыслил, что будет регулярно гулять в выходные по Невскому, по Фонтанке, по Петроградской, ходить по ресторанам, посещать театры, а тут вдруг оказывается, на его счет имеются другие планы. Променять Северную столицу с развлечениями на заснеженную тундру с полярными волками, оленями, комарами и москитами – такая перспектива не прельщала.

Обычная придурь тылового полковника? Или, может, он денег хочет? Но как спросить? Задать вопрос напрямую, в лоб? Громобоев взяток никогда не давал, не предлагал и не умел это делать…

«А хрен ему, перебьется! – решил рассерженный Эдуард. – Никакой северной глуши! Хватит с меня гор и пустыни!»

Но надо было что-то срочно говорить и доказывать, иначе и верно, загремишь в тундру к этим самым северным оленям!

– Товарищ полковник! Мне необходимо лечение в Военно-медицинской академии! – начал отнекиваться Громобоев. – Я записан в очередь. У меня последствия контузии и ранения, да еще был тепловой удар…. А в конце сентября у меня предварительный осмотр, на октябрь диспансеризация, в ноябре плановое лечение в стационаре.

– Удивляете вы меня, товарищ капитан. Такой молодой и уже косите под инвалида, – фыркнул недовольно полковник и нахмурился.

Эдуард понял, что его должность кому-то уже пообещали, потому начальник отдела кадров и недоволен, он-то все давно решил за него и распланировал.

– Справку медицинскую представите, любезнейший друг?

– Так точно! И могу приложить направление и выписной эпикриз из госпиталя. Все будет в полном порядке!

Полковник продолжал морщиться, словно страдал от зубной боли.

– Эх, не с того приступаете к службе, товарищ капитан! Службу надо начинать с трудностей!

Кровь хлынула в голову Громобоева, а сердце бешено заколотилось. Он даже шумно задышал, завелся, как хорошо отлаженный двигатель, с полоборота.

– Можно подумать, я с курорта к вам прибыл! Да у меня за плечами сорок две боевые операции! И я два года вовсе не в Крыму прохлаждался!

Эдик готов был наговорить еще кучу дерзостей, но полковник понял, что перегнул палку.

– Не шумите, товарищ капитан, спокойнее! Если вам требуется лечение, мы конечно же войдем в положение, но командование полагало, вам необходимо расти дальше. Поступить в академию, стать крупным начальником…. Негоже киснуть в укрепрайоне, – миролюбиво проворковал начальник.

Громобоев резко снизил тон и пробормотал:

– Я и не собираюсь киснуть, но здоровье тоже дорого. Здоровье дается лишь раз, его не купишь…

Полковник, нехотя соглашаясь, закивал:

– Конечно, конечно! Обследуйтесь, лечитесь, обоснуйтесь на новом месте, а потом посмотрим, что нам с вами дальше делать…