Читать книгу Эпоха золотой розы - Николай Вардин - Страница 7

Сартаал поджал тощие ноги, устраиваясь удобнее в своей норе. Это было его жилище: крошечное овальное углубление в земле, в котором едва хватало места, чтобы сидеть. С внешним миром нору соединяло отверстие у самого пола. Чтобы выбраться наружу, нужно было пролезть ползком через эту узкую щель. Но Сартаал был доволен этим: так меньше пытливых глаз могло заглянуть внутрь. Но даже этого было мало: он ещё и приваливал выход крупным камнем, который ему было трудно двигать в такой тесноте. Зато, когда он отгораживался от остального мира, он чувствовал себя гораздо увереннее и спокойней.

Вот и сейчас, проверив, плотно ли камень закрывает щель у пола, пальцами с длинными ороговевшими ногтями он откопал в стене маленький тайник. В нём он прятал огарки свечей, которые находил, огниво и немного соломы для розжига. Глубже в этом тайнике хранился осколок зеркала размером с ладонь: Сартаалу казалось важным знать и понимать, как он выглядит. Он не мог объяснить себе мотивов этого стремления, поэтому он просто принял это за правило. Но главным сокровищем этого маленького тайника была небольшая книжка. Она тоже была не больше ладони взрослого мужчины. Края её обтрепались, а страницы изогнулись от влаги. Но внутри эти страницы сохранили белизну. Белизну, от которой Сартаал приходил просто в неистовое возбуждение. И ещё больше волнения вызывал флакон с чернилами и аккуратно заточенное перо. Вернее, будоражили его не эти предметы, а то, что он может начертать на белых листах всё, что пожелает.

Долгое время ему доставляла удовольствие одна только мысль о подобной возможности. И сама по себе эта мысль была завершённой. Он наслаждался ею. Но вскоре ему стало мало только думать об этом. И мерзкий червь заполз к нему в голову и стал прогрызать дорожку к осуществлению этой задумки. Именно тогда Сартаал стал улучать момент, чтобы уединиться подальше и на долгие часы. У него оказалось не так много свободного времени, как он думал раньше. Тем не менее он смог находить огарки свечей в оставленных Первым Народом деревнях. Благо таковых было много в округе. Ведь было важно писать в одиночестве своей норы, чтобы никто не смог увидеть того, чем он занимается. Сартаал не мог бы и представить, что с ним сделают за такие вольности.

Хотя бы раз за сутки он мог залезть в свою нору, закрыть наглухо входную щель, чтобы никто не мог увидеть язычок пламени в его жилище. И тогда он поджигал свечу и смотрел на раскрытую белую страницу. Она волновала его и завораживала. И ему казалось, что большего и не нужно. Но тот самый предательский червь всё ещё грыз его изнутри. В этих уединённых размышлениях он осознал, что помнит руны Первого Народа – он мог бы начать писать в любой момент. Но сутки проходили за сутками, огарки свечей догорали один за другим, а Сартаал так и не решался начать.

Он хотел написать обо всём, что помнил. Ведь где-то там – в Форхе или Мехре – уже написаны десятки книг по истории Эренхара. Они в подробностях описывают великую работу мироздателя и всех шести райнер. Они описывают труды алтеидов. Но они не знают, что происходило и происходит здесь, в Джосхару. Странно, но сколь бы сильным ни было отвращение Сартаала к алтеидам, в те моменты, когда он думал о своей летописи, он думал обо всех народах, которые есть и которые будут. Он понимал, что это ничем не оправданное тщеславие. Но он хотел… нет, он считал, что должен сохранить все события, до которых не смогут дотянуться иные летописцы. Думал он так по той простой причине, что больше некому этим заняться. Он единственный во всём Джосхару, кто мог бы и хотел бы писать. И была в нём странная уверенность, что если он сможет закончить эту книгу, то её непременно найдут. Она не истлеет и не пропадёт без следа. Он не боялся этого ни секунды. Сартаал даже не думал об этом – столь велика была его уверенность.

Несколько минут назад он выкопал ногтями ещё одно углубление в земле. И вот теперь поставил в него зажжённую свечу. Так огонь располагался на удобной высоте, чтобы освещать его согнутые ноги и раскрытую на них книгу. И рядом со свечой хватало места, чтобы поставить флакон с чернилами: Сартаал предусмотрительно подумал о том, что флакон должен быть хорошо освещён, дабы он случайно его не уронил и не разлил драгоценные чернила.

И вот теперь, когда всё было готово и всё было сделано как нельзя лучше, Сартаал понял, что не может найти повода, дабы вновь отложить первые строки. Он глубоко вздохнул и макнул перо в чернильницу. Начать должно с самого Джосхару…

На месте нынешнего Джосхару была когда-то лишь пещера в земле. В этой пещере испокон веков в одиночестве жил Велиар. Пока однажды к его жилищу не пришла Селехэт с младенцем на руках, гонимая алтеидами. Велиар укрыл их и пообещал защищать от Первого Народа. Грозен облик Велиара, как грозна и кара, которую он пообещал обрушить на алтеидов и их царицу Маэлиру, которая изгнала Селехэт из земель, ею же и созданных.

Одного просил он взамен у чернокрылой райнеры: родить ему собственного наследника, дабы стал он мечом, который Велиар выкует против вероломной власти Первого Народа. Согласилась Селехэт и вскоре понесла от него сына. В означенный день родился он. Дано было ему имя Адрион. И суждено было этому мальчику стать возмездием и карой за свершённое преступление.

Тихие разговоры полушёпотом о том, что свержение Селехэт является именно преступлением, ходили между алтеидами всегда. Но никогда не находили эти мысли отклика. Теперь же слух – лёгкий, словно ветерок, – донёсся до селений и городов Первого Народа. Слух о том, что где-то в вересковом море чернокрылая райнера обрела могучего заступника по имени Велиар. И родила она от него сына, который востребует свой законный престол у Маэлиры, когда окрепнет. А сейчас же он сзывает всех, кому справедливость важнее посулов златокудрой царицы.

Ветер разносил весть о сыне Селехэт всё дальше по городам и селениям Асхайина. Молва приписывала ему самые невероятные черты и качества. Наверняка слышала эти рассказы и сама Маэлира. Но сын её Атрен был слишком мал, чтобы предпринимать какие-либо шаги. А сама райнера не придавала им значения поначалу. Когда же алтеиды стали тихо роптать на её власть и уходить в вересковые моря, стало слишком поздно.

Мужчины и женщины шли далёко за обжитые земли. И они находили того, кого искали: маленького мальчика с искренними чёрными глазами. Он сам встречал каждого из своих новых последователей и рассказывал о том, что уготовано ему и тем, кто пойдёт за ним. Когда их стало слишком много, Адрион забирался на большой валун и оттуда звонким чистым голосом ведал им о том, какая судьба их ждёт. Ему и его верным последователям суждено вернуть в этот мир справедливость. Настанет день – и они возвратят Немерен в руки той, кому он принадлежит по праву – в руки его матери Селехэт, которую изгнала вероломная Маэлира. Не признавал Адрион и власти Атрена, который занимает престол Форхи. Он говорил, что сын преступницы не может править алтеидами. Поэтому он сам займёт его трон. Обличал он и тех алтеидов, которые поддержали это предательство. И поддерживают молчаливым согласием до сих пор. Адрион объявлял, что не заслуживают они уважения и не могут отныне зваться братьями и сёстрами тем, кто пришёл сюда искать справедливости. И каждое из этих слов находило отклик. Эти мужчины и женщины согласно вторили ему голосом толпы. Их души наполнялись радостью и верою в тот день, когда они воздадут по заслугам вероломным предателям. Как удастся свергнуть Маэлиру и её приспешников, Адрион не объяснял. Он говорил, что всё они познают в тот день, когда начнётся их поход.

Алтеиды всё приходили к нему и приходили нескончаемым потоком. И каждый из них оставался с ним навсегда. Шли года. Гнев и ярость, которые подпитывали самого Велиара, сливались с гневом и яростью тех, кто шёл сюда. Они искажали землю под их ногами: вереск высыхал, почва трескалась и превращалась в чёрные уголья. Но искажались и сами алтеиды, становясь подобием Велиара. Кожа их, подобно почве, высыхала и трескалась, становилась тёмно-красного цвета. Кровь чернела. А облик… облик был у каждого свой. Но каждый уже мало походил на алтеида. Народ Адриона стал превращаться в демонов.

Они выстроили свой город. Великая Форха имела семь ступеней, уходящих вверх белыми стенами. Великая Джосхару тоже имела семь ступеней, но уходящих вглубь чёрной дымящейся земли. Демоны вырывали себе норы-жилища прямо в стенах этой огромной воронки. И не было им числа, ибо огромен был и Джосхару. Широкая лестница была проложена от поверхности земли к самому дну ямы. А на дне, где даже небесный свод уже не был виден из-за смрада и дыма, открывался огромный вход в подземный дворец самого Велиара, где жил он со своим сыном Адрионом.

Сартаал был одним из тех, кто был вхож в чертоги Велиара. А для юного Адриона он был наставником и другом. Такую честь Сартаал смог заслужить только за долгие годы верной службы. Ведь он был одним из тех первых, кто пришёл к той маленькой пещере, на месте которой возник Джосхару. И никогда с тех пор не сомневался он в правильности выбранного им пути.

Сартаал почти не помнил своей жизни среди алтеидов. Он понимал, что был рождён, что где-то в тех городах у него есть отец и мать. Но их следы стёрлись в его воспоминаниях. Смутно, словно полузабытый сон, он помнил только своих братьев. Их было двое. А быть может, трое. Он был старшим из них. Но не ему достались силы и красота. Даже самый младший из его братьев очень скоро обогнал его в росте. Они всегда держались вместе. А сам Сартаал оставался в одиночестве. Только он не мог вспомнить, сам ли он старался избегать их компании или они сторонились его…

Сартаал часто общался с одним мудрецом. И этот мудрец по имени Местрен часто размышлял о том, что тот внешний облик, который приняли демоны, является отражением грехов и страстей, которые двигали ими при прежней жизни среди алтеидов. Сомневаться в его умозаключениях у Сартаала не было никаких причин. Местрен говорил о жадности и указывал ему на тех из них, которые имели множеств рук или огромные ладони. Одним своим видом они будто бы показывали, что хотят загрести все сокровища мира себе. А потом он указывал на похотливых сластолюбцев, которые нелепо тащили за собою по земле свои гипертрофированные гениталии. Маленьких и бездумных бесов, которые составляли низшую касту Джосхару, Местрен обличал в безволии и слабомыслии. Они не имели своего мнения при прошлой жизни, а теперь и вовсе превратились в свору вечно галдящих уродцев. Проку от них не было почти никакого. Даже разговаривать из них могли лишь единицы, и те с трудом. Зато их каста была самая многочисленная. На каждого разумного демона приходилось несколько десятков этих мелких снующих повсюду тварей. Именно от них в Джосхару всегда стоял непрекращающийся гул и гомон.

Так Местрен без труда угадывал те страсти, которые верховодят демонами. Эти их разговоры он иногда даже превращал в игру. И Сартаал делал в ней успехи. Порой во внешности демонов сочетались два, три порока. И тем интереснее Сартаалу было их опознавать.

Но особое место в иерархии Джосхару всегда занимали те, чьей кровью была ненависть, а гнев бился в груди вместо сердца. Они были самыми могучими и сильными представителями своего нового народа. Они всегда были пропорциональны, как алтеиды. Но под красной кожей вздымались бугры невероятных мышц. Порой тела или головы их имели устрашающие рога или шипы.

Эти демоны были высшей кастой. Сартаал боялся их и ненавидел за это, хоть и был он приближен к Велиару. Так и эти могучие монстры презирали слабого и тощего Сартаала, хоть порой им и приходилось выполнять его приказы.

Когда Сартаал покидал алтеидов, он думал, что здесь сможет изменить свою жизнь. Он думал, что здесь станет сильнее и значимее, чем был в собственной семье. Но и здесь, в Джосхару, хоть он и был старше, но оказался много слабее большинства демонов – как и прежде. Утешением ему служило то, что здесь он имел власть. И даже демонам ненависти и гнева приходилось его слушать.

Где-то в этих причинах у него рождалось болезненное желание помнить свою собственную внешность. Поэтому среди прочих своих сокровищ он хранил осколок зеркала. Его он мог иногда доставать из тайника и разглядывать самого себя. Сартаал хотел видеть своё иссохшее тело, серую кожу, которая висела словно тряпка на непропорциональном скелете с длинными руками и ногами. Руки оканчивались узловатыми кривыми пальцами. Ногти давно отросли и стали тупыми и толстыми. Именно над таким телом насмехались демоны ненависти, налитые силой и мощью. А лицо его было столь же серым, как и тело. Глубокие морщины прорезали его, словно шрамы. Щёки давно запали. А во рту было лишь несколько почерневших кривых зубов. Голову прикрывали неровные пучки соломенных волос.

Но всегда, когда он разглядывал себя, Сартаал дольше всего хотел видеть свои глаза. Именно глаза выдавали его сущность. Об этом не говорил ему даже Местрен. Но сам Сартаал догадался уже давно о своих страстях – о своём грехе. Глаза его были огромны и чисты, белёсые радужки отливали блеском. Именно эти его глаза выдавали зависть, которая грызла его душу всегда, сколь он себя помнил. Именно зависть наполняла его жизнь смыслом. Во имя её удовлетворения он оставил свою прошлую жизнь. В её честь он добился расположения Велиара.

Сартаал не был глуп: он понимал, что эту страсть нельзя исчерпать. Он всегда служил именно зависти, а не Велиару. Как и все другие, которые пришли в Джосхару, служили своим собственным грехам. Сам Велиар – это следствие, а причина всегда была и остаётся в них самих. Но ловушка заключалась в том, что Сартаал и не хотел ничего менять. Ведь он нашёл в Джосхару то, что искал…

***

Из полузабытья его вырвал гул Джосхару. Этот гул составляли тысячи голосов демонов. И он всё нарастал. Сартаал забеспокоился и торопливо стал отодвигать камень, загораживающий вход. Он высунул свою голову, щурясь от едкого дыма. Его жилище находилось на самой нижней – седьмой – ступени города. А здесь дым и смрад почти не давали ни дышать, ни видеть что-либо.

Но сквозь гул тысяч голосов Сартаал почувствовал грохот. И звук этот приближался. Этот грохот исходил из обители Велиара. А это могло означать только одно: Первый Демон проснулся от своего многолетнего сна и теперь идёт на поверхность. Сартаал почувствовал, как противно задрожали его колени. Взгляд его невольно застыл на чёрной дыре в земле, которая была входом во дворец Велиара. Грохот из неё только нарастал.

Сартаал полностью вытащил своё тело из норы и постарался забраться повыше, чтобы хоть немного улучшить свой обзор. Но он и не желал быть одним из первых, кого увидит хозяин Джосхару под своими ногами, когда выберется из своего логова.

Сартаал с трудом залез на ступень выше. Демоны, что сидели здесь, с негодованием зашипели и скривили свои и без того безобразные пасти при виде его. Тем не менее они отступили, давая ему место, чтобы забраться. Сами они вжимались в стены и с опаской глядели вниз, перешёптываясь друг с другом. По обрывкам фраз, которые долетали до него в царящем гуле, Сартаал догадывался, что они думают, что он сам понимает, что именно сейчас происходит. Ведь наставник принца часто входил во дворец Велиара. Он не стал ничего им отвечать. Ведь он не имел ни малейшего понятия, чем вызвано пробуждение Первого Демона.

Он огляделся: с шестой ступени он мог видеть хоть немного дальше – здесь дым не был столь плотным. И, насколько хватало его взгляда, всюду он видел снующие силуэты самых разных форм и размеров, которые выползали из своих нор. На его памяти Джосхару ещё никогда не приходил в такое оживление. А помнил он этот город с самого его сотворения.

В какой-то момент даже застоялый, затхлый воздух пришёл в движение. Ветер подул с поверхности земли. И все взоры обратились не вниз, а вверх. Поток свежего и чистого воздуха ударил Сартаалу в нос. Этот запах… вернее, полное отсутствие запаха или вони закружило голову и чуть не сбило его с ног. Сартаал едва удержался на своих тощих ногах. Но когда он смог вновь поднять голову, то увидел, что ветер расчистил от дыма и смрада только лестницу, ведущую с поверхности на самое дно Джосхару. И в этот момент на вершине, на краю Джосхару появились два силуэта. В то же мгновение гул тысяч голосов прервался резко и оглушительно. Молчание демонов буквально зазвенело. Только грохот из глубин земли становился всё ближе, превратившись в отчётливый ритм тяжёлых шагов.

Любой из жителей Джосхару узнал те два силуэта на поверхности земли. Сама Селехэт вернулась в эти земли спустя много лет. Она ушла отсюда тогда, когда Велиар погрузился в свой долгий сон, и не появлялась здесь все эти годы. Где она скиталась, не ведал никто. А второй силуэт принадлежал её верному спутнику по имени Релгал. Могучий демон с вырванным языком сохранил остатки внешности алтеида. Никто не знал, кто он и откуда взялся. Поговаривают, что он был первым, кто пришёл к пещере Велиара. Но в том-то и дело, что о нём лишь поговаривают, но никто не знает ничего наверняка. Кроме того, что он неустанно следует за своей хозяйкой. И что его боятся даже демоны ненависти – сильнейшие из жителей Джосхару.

Селехэт, расправив четыре чёрных крыла, плавно ступила на лестницу, ведущую ко дну города. Чёрные покровы её одежд, оплетающие её белое тело, больше открывали посторонним глазам, чем прикрывали её наготу. Белизна её кожи была столь невообразима в этом месте, что казалось, будто райнера излучает свет, озаряя мрак этого города. А немой мрачный силуэт так же бесшумно двигался за своей хозяйкой.

– Матушка! – раздался звонкий чистый голос из тьмы подземелья.

Вверх лёгкой стремительной походкой вбежал Адрион. Но тёмная тень метнулась из-за спины райнеры, отгородив принца от его собственной матери. Очень долгие несколько мгновений прошли прежде, чем Селехэт положила ладонь на плечо Релгала, молча веля ему отступить. Лишь тогда её сын смог прильнуть к матери и крепко обнять её. Мальчик был искренне рад видеть её. Но в чёрных глазах Селехэт оставался холод, устремлённый поверх его плеча в чёрную бездну, которая шла ей навстречу. Мальчик ещё о чём-то ей шептал и рассказывал, но Селехэт уже не обнимала его, а отводила ладонью как можно дальше Релгала. Ибо казалось, что её страж готов был броситься и на самого Первого Демона.

А Велиар не заставил себя дольше ждать. Когда его голова появилась из зияющей бездны, даже Сартаал согнулся от ужаса, хоть и видел его неоднократно. За годы, проведённые во сне, Велиар не переставал напитываться ненавистью и страхом. И теперь он был просто огромен. Раза в три он был выше любого из демонов Джосхару. Поэтому земля так грохотала под его ступнями. В первый момент он зажмурился и отвернулся, прикрываясь огромной лапой, хоть и не было здесь света, а лишь один дым кругом. Но потом он полностью выполз из бездны на всех четырёх своих конечностях. Не поднимаясь с четверенек, Велиар медленно пополз вверх по лестнице, подняв голову навстречу матери своего сына. Селехэт ещё раз обернулась, жестом оставляя Релгала и Адриона позади, а сама пошла навстречу Велиару.

– Я ждал тебя, – пророкотал Первый Демон.

Он был на десяток ступеней ниже, тем не менее ему пришлось склонять огромную голову, дабы взгляд его оказался на одном уровне с глазами Селехэт. Она потянулась к нему и коснулась поцелуем его вечно оскаленной пасти. В этот момент даже демон Сартаал почувствовал отвращение при виде того, как прекраснейшее существо касается губами самого ужасного.

– Я пришла на твой зов, любовь моя, – откликнулась Селехэт. Но голос её источал тот же холод, что и её глаза.

Велиар отклонился назад. Он слегка покачивался, словно змея. Взгляд его скользил по райнере будто бы оценивающе. А она смотрела чуть вниз, будто бы в смирении. Но в глазах её не было ни капли покорности.

– Твой выродок сбежал из Джосхару! – неожиданно прорычал Велиар. Этот рык его заставил демонов прятаться обратно в свои норы. Сартаал повалился на спину и машинально отполз назад. Обернувшись, он увидел, что остался один. Но забираться в свою щель он не стал: он как заворожённый смотрел на Селехэт. Лицо её оставалось непроницаемым, она не поднимала глаз. Но Сартаал заметил, как на краткий миг дрогнули уголки её губ. И его затрясло от ужаса от мысли о том, что райнера позволила себе усмешку. Велиар не мог этого не видеть. Но его гнев не перерос в ярость. Он вновь склонил свою пасть к Селехэт. Длинный тонкий язык скользнул между клыков размером с ладонь.

– День настал, – прошипел Первый Демон.

И теперь райнера вздрогнула при звуке этих слов. И весь Джосхару наполнился робким возбуждённым шёпотом. Велиар смотрел на Селехэт, и если бы у него были губы, он бы широко улыбался сейчас.

– День настал, – повторил демон. А потом обратился к чернокрылой: – Скажи мне, как сильно ты ненавидишь Маэлиру, которая изгнала тебя с позором из земель, тобою же и созданных, и объявила себя царицей Немерена? Как сильно ненавидишь ты сына её Атрена, который взошёл на престол Форхи, став царём всех земель, созданных и будущих?

– Всей душою ненавижу их, любовь моя, – тихо откликнулась Селехэт. Но голос её дрожал. Сартаал не понимал, что уготовил ей Велиар. Но он видел ужас райнеры. И от её ужаса он сам готов был врасти в землю под своим ногами.

– А теперь скажи мне: насколько ты ненавидишь алтеидов? – ещё тише прошипел Первый Демон. Но даже шёпот его разносился к каждому уголку Джосхару. Когтём он поднял лицо райнеры за подбородок, впившись взглядом в её глаза. – Желаешь ли ты кары на головы тех, кто заклеймил тебя позором и презрением?

– Ненавижу. И желаю, – обессиленно проговорила в ответ Селехэт.

– Будь по сему. День настал, – в третий раз проговорил Велиар и подхватил райнеру в свою огромную лапу, отрывая её от земли и поднимаясь на ноги сам. Он не сводил с неё глаз. – Ты сама станешь карой для каждого из них. Ты будешь карой для каждого живого существа во всём Эренхаре. И каждый, кто будет рождён под этим небосводом, однажды придёт к тебе на поклон, дабы молить прощения. А молить тебя они будут. Они будут стенать и плакать в ужасе пред тобою. Каждый миг их жизней будет прожит в ожидании встречи с тобою. И страхе пред этим мгновением.

Он поднял лапу с зажатой в ней райнерой ещё выше, дабы все видели её. А потом громоподобным голосом провозгласил:

– Тебя называю я смертью и впускаю в этот мир, – были его слова. – Отныне каждый обречён на умирание. Теперь у каждой жизни будет конец.

Он небрежно отбросил Селехэт на ступени. Райнера подняла лицо к Велиару. Тело её было изранено его когтями. Алая кровь текла ручьями по белой коже и капала в чёрную землю.

– Вот теперь великое творение окончено, – презрительно прошипел демон, глядя на райнеру с высоты всего своего роста.

И в тот момент вновь тишина зазвенела в воздухе. Ветер больше не дул с поверхности земли. Дым и смрад вновь стали застилать яму Джосхару. Лишь исполинская фигура Велиара оставалась видна в этом смоге. В наставшей тишине услышали демоны голос Селехэт, и все понимали, к кому она обращается:

– Однажды я приду и за твоей душой, – заговорила она. – Когда чёрные крылья превратятся в вечную ночь, ты увидишь пред собою дочь, спустившуюся с неба. За одним её плечом будет стоять твоя погибель, которую она приведёт за собою. А за другим её плечом буду стоять я. Ты умрёшь в тот час, а я вытащу твою душу из твоего поганого тела и заберу с собою. Пророчество моё непоколебимо, и даже ты не в силах его изменить.

В дыму Сартаал видел лишь голову Велиара. Демон смотрел куда-то себе под ноги. А голос Селехэт в тишине уже был повсюду, эхом многократно отражаясь в стенах Джосхару. Велиар полностью погрузился в туман. Было слышно, как он вновь заползает в свою бездну. Повинуясь непонятному порыву, Сартаал побежал к лестнице, где разворачивалось всё прошедшее действо. Его никто не задерживал, потому что демоны всё ещё робко жались к стенам, пытаясь осознать произошедшее.

Достигнув лестницы, Сартаал едва не столкнулся с Адрионом, который неожиданно выплыл из дыма. Он огляделся по сторонам, но понял, что Селехэт и её страж исчезли без следа. Тогда он положил ладонь на плечо принца и заглянул в его глаза с немым вопросом. Адрион положил ладонь поверх его пальцев и улыбнулся ему странной отстранённой улыбкой. От этой улыбки что-то защемило в груди Сартаала – что-то, что некогда было сердцем.

Адрион поднялся по ступеням выше. Он окинул взглядом Джосхару. И заговорил неожиданно погрубевшим голосом:

– Собирайтесь. Собирайтесь все. День настал, – Адрион опустил глаза и поглядел на свои белые ладони с тонкими длинными пальцами. – Сзываю всех, кто ждал этого момента долгие годы. Идёмте со мною, ибо теперь вы в силах отнимать чужие жизни. Я уготовил свой дар этому миру. Моим даром будет война.