Читать книгу Диосайм. Кос - Николай Вереск - Страница 9

***

Она засмеялась. Засмеялась, обняв себя руками как можно крепче. Засмеялась, уходя от столба, от дороги. Смеялась, падая на колени в траву и избивая землю руками. Смех переходил в крики, затем обратно и заканчивался избиением растений. И так по кругу.

Она дрогнула, когда привычно бьющий в глаза свет приглушился. Приподнялась, села. Рядом сидел Аратон. Она не знает, сколько времени просидела, пролежала и прокричала в землю. Не знала, как долго с ней сидел датр.

– Ты не понимаешь, как это звучит, да? – мышцы на лице дрожали. Её эмоции не могли определиться. – «Почувствуйте всё, а затем идите умирать. А там посмотрим». Вот что это!

– Ты права, эту связь можно провести из этих рун.

Слова её не порадовали. Ювиме обняла себя опять, покрепче. Аратон подтвердил её слова. Её глаза слезились.

– Я согласилась на смерть. На смерть! Я умираю в любом случае! Либо я отдаю свою жизнь абсолютному служению, либо просто Кошмарам.

– Исходя из рунописи, предполагалось не абсолютное…

– Ты не понимаешь! – Ювиме подскочила. Она срывалась на крик. – Это не ты живёшь несколько лет как не в своём теле! Не ты видишь в зеркале чужую. Это не ты отдаёшь свою жизнь. Не тебе умалчивают о твоей жизни, о прошлом, о будущем, лишая и настоящего! Это не ты линет, это не тебе не дают выбора!

Аратон поднялся следом за ней. Она сжалась, косилась и делала шаги от него, от его протянутых раскрытых ладоней, как от пламени. Её коготки терзали куртку, грудину, прямо под которыми билось тревожное сердце. И между сердцем и когтями медальон, как камень.

– Юви, я хочу помочь тебе.

– Нет! Это ложь! Я не хочу! Я не хочу жить, это не моя жизнь! Не моя судьба, не моё тело, не моё время. Я не хочу. Ты говорил, что тело лишь сосуд. Этот не мой! Это не я!

– Кто же со мной говорит на сей час, если не ты?

Вопрос, на который она не может дать ответ. Только повторяется шёпот: «Я не знаю, я не знаю». Её коготки царапают и без того истерзанную куртку. Ювиме опустила взгляд. Её хвост почти не двигался, как и поникшие уши. Она уже не рычала на его попытки подойти ближе, на попытку обнять: она прижалась в ответ. По дрожащим скулам скатывались тёплые слёзы. Щека предательски заныла. Недавний шрам напомнил о себе и заставил заплакать сильнее. А ведь след должен был уже зажить.

– Я не могу утверждать, Ювиме, что пойму тебя полностью. Я был осколком камня. Я не помню, жил ли до, жил ли в подобном вам понимании, но таким ты меня выявила в этом мире. Клыки и рога мне не нужные, мешающие, но они не решающие моей сути, личности. Кем бы я ни стал, оно не изменит меня, мою суть, лишь сосуд, влияющий на жизнь и требующий правил, адаптации, но не уничтожения. И кем бы ты ни стала, это не изменит тебя, твою суть, лишь потребует адаптации.

– Зачем?.. – она тихо взвыла. – Зачем ты это мне говоришь?

– Зачем я об этом говорю? Или зачем об этом говорю я? Зачем я говорю об этом? В каждом варианте много переменных, а их всех ответы будут проще: я могу, я рядом, я хочу понять.

Тишина. Эти слова изводят. Как просто было бы принять, что это ошибка. Не то место, не то время, не то тело. Всё как застрявшая нога в капкане, которую быстрее отгрызть, чтобы освободиться, а тут останавливают, предлагают мучительно долго ломать зубья, чтобы спасти целиком. Как больно осознавать, что несправедливость не имеет основания, а ещё больнее – выпутаться из этого.

– Ты творишь свою судьбу, Юви, а не туми и не их законы или ритуалы, правила: подобное изменчиво и можно изменить. Ты живая, потому есть боль, и это та боль, которую нужно пережить, чтобы идти. Это то, что доводилось мне видеть, как я видел образы, которым удавалось выжить. Не всё и не сразу, как очистка, но это единственный способ остановить коррозию. Потом может стать лучше, может хуже, но, только пройдя, оно перестанет копиться. Сколько есть сил на шаги.

– У меня их нет. Нет сил! Я устала.

– Я знаю, я вижу, пусть и иначе.

– И без призвания в городе меня не примут…

– И я это помню, и я хочу помочь, вернуть жизнь за жизнь.

Она утихала. Прижималась к тощему созданию, обнявшему её. Он немного гладил её по спине, раскачиваясь. Всё окружившее Ювиме предательски красочное: и травы яркие шумящие, и свет Линтою едва скрывали редкие белые облачка, и граница моря Юцииль вдали спокойна. Что-то в травах шумело и копошилось, на что задвигались уши. Возможно, полёвки или крупные жуки.

Ювиме отпрянула от тёплых объятий, потянулась за флягой с водой. В горле пересохло, как и на глазах, покрытых жаром. В голове бушуют боль и усталость. Слишком тепло.

Они прошли чуть дальше, на привал. Перекусили в тишине рыбой, которую Аратон ел очень долго и с трудом. Он иногда смотрел на Ювиме. Её взгляд остановился на столбе. Соль они заели ломтиком хлеба.

– А ведь раньше не врали, но пройти было сложнее.

– Возможно, у нас получится сложить всю правду, прочитав все тексты. Кортам говорит: «меняя клан, меняя жизнь, они носят на себе сетер и обязаны помогать туми, если путь охоты совпадает». У тебя нет запрета на то, чтобы покинуть город, только обязанность помочь, если это необходимо.

– А тогда меня как наёмницу для караванов хотели взять, – она кивнула, вспоминая требования Гетамерис к ней. Ювиме поникла. – Но я всё равно всё нарушила. Первая декада лета, все сетери шли. Это традиция. И вернулись слишком рано… Вдруг что случилось? Я должна была быть там, с ними.

– Только смогла бы ты в тот момент их защитить? Твоё состояние было удручающим.

– Я не знаю, – её внимание перешло на собеседника. Двигались уши на все шумы. Аратон спросил:

– Кто есть линет?

– Пустота, – вполголоса процедила Ювиме. – Отсутствие цикла у ацирь, мёртвое семя у датров, и то и другое у таронов. У таких, как я, не может быть руми.

– Из твоих уст это звучит безвыходно.

– У нас это явление пытались изучить, – она прикрыла глаза и пожала плечами. Пока её взгляда не было на нём, Аратон чуть склонил голову и попробовал схоже приподнять плечи. – Никак. Просто природа считает тебя нежизнеспособной и ничего с этим не сделать. Теперь только понимаю: мой оце был мёртвым. Теперь и я.

– Я слушаю тебя, все слова, твою речь, мысли. Ты хотела бы руми?

– Не скажу точно. К пятидесяти могут напоминать о том, что пора. Так сказать, просят оставить след в истории. Либо быть учёной, либо лучшей воительницей, врачеей. Стать мастерицей своего дела. Я хотела быть алхимицей. А лучшие из лучших могут брать себе учениц. Вот воспитание, вот наследие тоже.

– А взять опеку над потерянными творениями?

– Считается. Но… это не моё. Давай не будем об этом.

Он согласился. В остаток времени она провела по ушам дурно пахнущей мазью, чтобы спугнуть насекомых, залегла в траву, чтобы Линтою не сжигала глаза. Да и Аратон, сидящий рядом, был как тень. Он не спал. Привыкал сидеть без маски на лице, без слоёв одежды. Рассматривал меняющийся пейзаж, как на рассвете цвета окружения становятся матовыми, пастельными. На синеющем небе плыли тонкие белые облачка, гонимые ветрами, скрывшие даже самые яркие утренние звёзды. Слабый ветер медленно бегал и среди травы. Аратон слабо прикрывал глаза, обращаясь к Линтою, но не щурился. Ловил тепло, лучи света. Глазам не больно. Всё равно, что смотреть на воду.

Скрежет со стороны дорог. Он обернулся. Там поднималась пыль, слышались прикрикивания. Аратон сообразил и пригнулся к земле, скрываясь за высокой травой. Он заметил их: туми на стаги. Что-то случилось, они спешили к городу, подгоняя живность. Им приходилось быть гораздо внимательнее, чтобы шипы не пробили тело в диком ритме.

Аратон смог подняться, когда туми пропали из виду и унесли за собой все звуки. Вот, под ногами лежит пончо и корона, перчатки. Если бы те не спешили, а заметили или решили подойти?

Он посмотрел на Ювиме.