Читать книгу Священный путь. По следам «Пира» - Нина Бандурина - Страница 5

– Ирина, сестра моя! – распахнув объятия навстречу сестре, Ованес вошёл в комнату.

– Приветствую тебя, брат, – улыбнулась красивая молодая женщина со слегка смуглой кожей и выразительными чёрными глазами. – Как поживаешь? Ты выглядишь расстроенным.

Ованес ласково посмотрел на сестру:

– Всё хорошо, не переживай. Просто день был нелёгким. – Невольные нотки грусти мелькнули в голосе Ованеса, однако он тут же ослепительно улыбнулся и поспешил сменить тему.

Ирина по-настоящему озадачилась, уловив тревогу в голосе обычно такого уравновешенного и тщательно скрывающего свои эмоции брата. Иоанн, по достоинству прозванный Грамматиком, или Ованес, как называли его только близкие люди, перехватил её испытывающий взгляд и лукаво поинтересовался:

– А где же наш маленький гений?

– В своей комнате. Уже измучился весь, ожидая своего любимого дядю! – смеясь, ответила Ирина.

– Если позволишь, мне бы хотелось взять его с собой к императору. Кстати, и вы с семьёй приглашены во дворец.

– Это огромная честь, Ованес, но, к сожалению, муж мой неважно себя чувствует, и потому мы будем вынуждены принести императору свои извинения, – Ирина нервно улыбнулась.

Ованес прекрасно понимал, что так называемая «болезнь» мужа сестры вызвана не чем иным, как отказом подчиняться императору-иконоборцу и участвовать в еретической службе. Будучи твёрдым почитателем икон, Сергий, муж Ирины, общался с Ованесом как с родственником, однако предпочитал держаться на расстоянии от Иоанна Грамматика – одного из авторов иконоборчества и едва ли не самого ярого его сторонника. Стремясь хоть как-то сгладить ситуацию, Ирина ослепительно улыбнулась и сказала:

– Но ты можешь взять с тобой Фотия. Представляю, как он обрадуется!

– Хорошо, сестра, – ответил Ованес, улыбнувшись в ответ одними уголками губ.

Девятилетний мальчик красивой наружности сидел за своим маленьким столом, увлечённо над чем-то работая и не замечая вошедшего мужчину. Нежность засветилась в глазах философа при виде этой картины. Тихо подойдя к ребёнку, он замер от удивления: мальчик закреплял очередной камень в оправе чудесного по своей красоте медальона.

– Здравствуй, маленький гений! – мягко поздоровался Ованес.

– Дядя! – обрадованно воскликнул Фотий. – Я тебя так ждал, так ждал! Смотри, что я сделал!

– Очень красиво! Но, может, ты мне расскажешь, что это? – поинтересовался мужчина, рассматривая причудливые узоры, украшавшие медальон.

– Я и сам не знаю, дядя. Несколько раз я видел этот амулет во сне – запомнил и решил сделать, – ответил мальчик.

– А почему ты решил, что это был именно амулет, а не обычное украшение?

– Потому что мне очень хочется, чтобы этот медальон приносил счастье, – улыбнулся Фотий.

Ованес внимательно посмотрел на амулет, главной особенностью которого был незатейливый, но весьма загадочный узор, состоявший из нескольких кругов, и задумался о чём-то своём.

– Дядя, – сказал Фотий, отчего-то вдруг смутившись и опустив глаза. – Мне хочется подарить его одной девочке. Ты поможешь?

Ованес удивился, но, стараясь сохранить серьёзное выражение лица, сказал:

– Хорошо, Фотий. Ты мне расскажешь, кто она, и мы вместе подумаем, что можно сделать.

– Она… ну, она не обычная девочка.

– Ну, в этом-то я не сомневаюсь! – улыбнулся философ, и в его глазах заплясали весёлые огоньки. Племянник всегда знал, как поднять ему настроение. Всю усталость, накопленную за день, как рукой сняло.

– Её зовут Екатерина. Она сирота и воспитывается монахинями. Кстати, сам император её выделяет среди остальных и часто с ней беседует. Наверняка она сегодня будет в Соборе Святой Софии. Вот только боюсь, что матушка будет против того, чтобы я искал её по всему храму во время службы.

Ованес несколько растерялся от такого поворота событий. Но, решив, что не пристало такому мужу, как он, закалённому в политике и дипломатии, терять дар речи от простого заявления ребёнка о симпатиях к любимице императора, поспешил на помощь:

– Тогда можешь считать, что тебе повезло. Как раз сегодня мы приглашены во дворец. Так что у тебя будет прекрасная возможность пообщаться с Екатериной и поздравить её с Рождеством.

– Это правда, дядя? – с восторгом в глазах спросил мальчик.

– Ну конечно, правда! Так что не теряй времени и собирайся.

Фотий почувствовал, как за спиной выросли крылья. Душа его была озарена тем светлым предчувствием первой детской влюблённости, воспоминание о которой люди хранят на протяжении всей жизни как эталон чистой любви и абсолютного счастья.

Величественный храм Святой Софии в ту рождественскую ночь казался поистине неземным творением. Несмотря на поднявшуюся вновь вьюгу, количество людей, собравшихся под его огромным сводом, продолжало неумолимо расти. Священники заканчивали последние приготовления, снуя из одного угла в другой, клирики постепенно занимали свои места, и все присутствующие были в приподнято-торжественном настроении.

В это время высокий, крепкого телосложения мужчина, во всём существе которого угадывалась принадлежность к военной службе, нетерпеливо кого-то разыскивая, пробирался сквозь толпу. Наконец, увидев нужного человека, он осторожно приблизился к нему и незаметно передал какую-то бумагу. Лёгким кивком головы отослав солдата и выждав немного времени, чтобы не навлечь подозрений, тот развернул послание, бегло пробежал по нему глазами и, стараясь не выдать своего волнения, поспешил к выходу из храма. Под покровом ночи он быстро подошёл к группе людей, плотно кутавшихся в тёмные плащи в попытке укрыться от свирепствующей вьюги, и, поговорив с ними несколько минут, спешно вернулся в храм.

К тому времени императрица вместе с сыновьями уже поднялись на своё место, и все с нетерпением стали ждать появления государя. Взор каждого человека был обращён к южному входу, где располагались императорские врата.

Симпатичный мальчик, стоявший рядом с высоким мужчиной, казалось, был единственным безучастным к происходящему. Огромные серые глаза пытливо всматривались в толпу, стараясь кого-то отыскать в ней. В это время южные врата распахнулись, и в огромный зал вошёл император. Пройдя на клирос, Лев звучным голосом запел хвалебную песнь Господу.

Тем временем Фотий наконец увидел ту, что так часто посещала его мысли. Мальчик нетерпеливо взглянул на дядю и уже был готов бежать к Екатерине. Ованес, прекрасно понимая желание племянника, тем не менее попросил того проявить немного терпения, обещая помочь, как только представится возможность. Случай не заставил себя ждать: Даниелиду, с которой Екатерина была очень дружна, зачем-то позвала к себе настоятельница. Воспользовавшись тем, что девочка, ожидая подругу, осталась одна, Фотий поспешил к ней.

– Екатерина! – тихонько окликнул её Фотий. Вздрогнув от неожиданности и озираясь по сторонам, девочка испуганно сказала:

– Фотий, что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что законы монастыря очень строги и нам не разрешается общаться с мальчиками, тем более в стенах храма!

– Знаю. Но я ненадолго. Я… – Фотий мгновение поколебался, но, собравшись с духом, произнёс: – Я просто хотел поздравить тебя с Рождеством. – С этими словами он достал медальон и протянул его Екатерине. Девочка искренне залюбовалась чудесным подарком и с благоговением взяла его.

– Как красиво! Но что это?

– Это – твой амулет. Несколько раз я видел его во сне, после чего решил сделать. Думаю, что этот медальон будет приносить удачу. И мне очень хочется, чтобы он принадлежал тебе. Кто знает: может, со временем станет понятно, что он обозначает!

С трепетом рассматривая причудливые круги, Екатерина произнесла:

– Спасибо большое, Фотий.

Тут дверь отворилась, и к ним подошла Даниелида.

– Какая красота! – воскликнула она. – Что это?

– Мой медальон, – ответила девочка.

– Э… Екатерина обронила его в храме, а я нашёл и решил вернуть его хозяйке, – пришёл на выручку Фотий, мысленно прося Господа не записывать эту маленькую ложь во благо в книгу грехов.

– Что-то я не видела раньше у тебя таких дорогих украшений, – с улыбкой произнесла Даниелида. – Ну, да ладно. Нам пора. Незачем нарываться на неприятности в такой день, – сказала девочка, направляясь к выходу.

Екатерина последовала было за ней, но потом, словно поддавшись порыву, подбежала к Фотию. Робко посмотрев ему в глаза, она с нежностью сказала:

– Спасибо большое, Фотий! За всё.

Оставшись один, мальчик в очередной раз почувствовал, будто обрёл крылья. В тот момент он ощутил себя героем, способным преодолеть любые трудности и сотворить все самые красивые украшения, чтобы хотя бы ещё раз услышать «Спасибо, Фотий!» и увидеть радость в её глазах.

Неожиданно входная дверь отворилась, и Ованес, не на шутку встревожившись, подбежал к племяннику:

– Где Екатерина?

Впервые Фотий видел дядю в таком состоянии: лицо того заметно потемнело, а глаза бешено метали молнии.

– Она только что вышла вместе с Даниелидой, – растерянно ответил мальчик.

Тут наконец Фотий расслышал гул, усиливающийся с каждой минутой. В зале явно что-то происходило.

– Дядя, а что случилось?

– Потом, Фотий, – стараясь сохранять спокойствие и ясность ума даже в такой непростой ситуации, ответил Ованес. – Немедленно уходи отсюда! Найди Андрея, и ждите меня в карете. И не смей высовываться оттуда!

Казалось, напряжение дяди передалось и племяннику, потому что Фотий вдруг почувствовал дрожь во всём теле.

Андрей – конюший и верный подданный Ованеса – как ни в чём не бывало стоял возле кареты и что-то говорил лошадям, поглаживая их роскошные гривы.

– Андрей! – мальчик подбежал к молодому человеку и схватил того за рукав.

– Маленький гений, что случилось? – с улыбкой поинтересовался Андрей.

– Дядя сказал, чтобы я нашёл тебя и чтобы мы ждали его в карете. Что-то случилось в храме, но что именно – я не знаю.

– Тогда садитесь в карету, а я буду здесь. Вместе подождём вашего дядю.

Забравшись в карету, Фотий выглянул в небольшое отверстие, пытаясь выяснить, что происходит. Неожиданно воздух пронзил крик, который постепенно перерастал в ужасающий шум толпы, повторяющей, словно в оцепенении, единственную фразу: «Царь убит!».

Сидя в тёмной карете, Фотий уже не обращал внимания на толпу. В мысли его проникла пустота. Происходящее казалось сном, но мальчик понимал, что пробуждение будет непростым, ибо ничто уже не будет прежним.

– В ту ночь случился очередной переворот, – обратившись к ребятам, сказал Тимофей Иванович. – Император был убит, а его место на византийском престоле занял Травл. Тот самый, кому покойный Лев так опрометчиво решил сохранить жизнь. Пророчество Книги сивилл всё-таки сбылось. Но шли годы. Со временем случившееся в рождественскую ночь практически стёрлось из памяти византийцев, и жизнь вновь потекла в привычном русле. Однако после кончины императора Травла трон перешёл к его сыну Феофилу. Тот, по-прежнему глубоко переживая ужасную гибель своего любимого крёстного, ничего не забыл. И, едва взойдя на престол, жестоко отомстил всем, кто был виновен в гибели императора Льва. А в это же самое время далеко от величественных стен Царьграда начинало своё существование в истории молодое государство руссов-славян, распростёртое на огромной территории с севера на юг и с запада на восток, с множеством крепостей и укреплённых поселений. Вместе с Куябией, Славией и Артанией, а также со священным островом Руян – главным славянским центром – эта страна являла собой уникальный союз племён, связанных между собой духовными узами. Правда, в отличие от остальных городов, столица Артании – белокаменная Арта – была закрыта от посторонних и окутана ореолом тайны. Эта тайна долгие годы будоражила людские умы, побуждая к действиям всё новых и новых завоевателей. Но всё было тщетно до тех пор, пока на то была Воля Божия. Однако когда каган – такой титул носил князь Артании – приютил своего внезапно заболевшего друга, торговца из Константинополя, и впустил его в священную Арту, Ратмир, верховный жрец, понял, что час настал. В то утро он, как обычно, пришёл навестить князя. Однако взор его был печален… – Тимофей Иванович задумчиво посмотрел в окно, словно листая в памяти знакомые картины…

– Мы подходим к тому моменту, о котором нам вещали далёкие предки. Следует оставить Арту, князь, поскольку приблизилось то, о чём они предупреждали, – с грустью вынужден был признать верховный жрец.

– Вы требуете невозможного! – возразил Сагилл, каган Артанский.

– Я ничего не требую, князь, а лишь говорю о том, что наш город скоро падёт, и никто из смертных не сможет этому помешать. И хочу также напомнить, что об этих предсказаниях в той или иной степени известно нашим врагам, поскольку вы знаете, что информация распространилась повсюду.

– Что же ты предлагаешь?

– Постепенно уводить жителей, расселяя их по побережью вплоть до самых артанских границ.

– Вы предлагаете бросить их прямо в руки хазарам? Это подло!

– Это необходимо, поскольку так вы избежите куда бóльших жертв. Руссы смешаются с хазарами и получат возможность жить.

– Может, есть ещё какой-нибудь выход? – не унимался каган. – Отправить их в Киев, например.

– Нет, в Киев нельзя. Руссам нельзя уходить с этих земель – только так они сохранят свою культуру и в нужное время передадут её потомкам.

– Или погибнут.

– Князь, я лишь рассказал тебе о том, что мне было открыто богами. Если поступишь, как они велят, – спасёшь не только свой род, но и весь мир от грядущей катастрофы, которая обязательно произойдёт в том случае, если Знания попадут в недостойные руки.

Сагилл задумался:

– Возможно, ты и прав. Сам я не брошу свой город, и если понадобится умереть, защищая его, я всё равно не отступлю. Но людей своих пожалею. Делай так, как считаешь нужным. Начинай постепенно уводить их из Арты.

Однако этим планам не суждено было осуществиться – несмотря на то, что жрецу удалось расселить небольшое количество людей по побережью вплоть до Тмутаракани, многие по-прежнему продолжали ждать своей участи в обречённом городе. И вот сейчас, с высоты крепости священной Арты, верховный жрец Ратмир, наблюдая за тем, как стремительно приближаются неприятельские всадники, неся с собой хаос и смерть, невольно задумался над тем, что волю богов нужно исполнять вовремя, поскольку в некоторых случаях промедление равняется погибели – если не физической, так душевной.

Тем не менее, несмотря на всю сложность ситуации, лицо жреца по-прежнему оставалось невозмутимо спокойным, а мудрые глаза светились покорностью.

– Не успели, – обречённо обронил он, но, тут же взяв себя в руки, начал раздавать чёткие указания своему помощнику и ученику:

– Мирослав, срочно собрать всех, кого можно, у главной стены крепости! Быстрее! Времени слишком мало. И предупредите кагана.

Потом, закрыв за собой дверь, Ратмир уверенно произнёс:

– Они не получат того, что так отчаянно ищут. И никто не получит ровно до тех пор, пока не исполнятся сроки.

С этими словами великий жрец бросил на пол зажжённый факел и решительно вышел из комнаты, оставляя за собой пламя пожара.

Каган, уже в доспехах, быстрым шагом подошёл к жрецу:

– Как это случилось?

– Змея всё равно ужалит того, кто её пожалел. Просто потому, что она – змея, – ответил тот.

Сагилл на мгновение прикрыл глаза, словно стараясь отгородиться от внезапно охватившего душу чувства вины, ставшей причиной столь печальных событий:

– Я не думал, что этот византиец окажется предателем.

– Пожалев его, ты, князь, выполнил свой долг перед страждущим человеком: приютил нуждающегося и оказал ему помощь. Нет твоей вины в том, что этот торговец оказался не в состоянии отплатить тебе тем же.

– Всё равно люди не должны расплачиваться за мои ошибки. Собери всех женщин, стариков и детей и уведи их.

Отдав приказ, каган вышел к воинам, в полном боевом облачении ожидавшим его у главной крепости священного града. Окинув взором всех собравшихся, могучий правитель обратился к ним:

– Братья! – прогремел его звучный, сильный голос. – Мои славные воины, свободные дети степи и истинные наследники Великой Скифии, верой и правдой служившие своей Родине! Новая беда не заставила себя ждать. Коварные хазары проникли в первое укрепление и скоро будут у наших ворот. Моя вина – в том, что я позволил этому случиться. Мне и отвечать. А потому я благодарю вас за верную службу и отпускаю с миром. Ратмир выведет вас и ваши семьи в безопасное место. Берегите вольный Дон, защищайте Артанию, наших жён и детей. Не поминайте лихом и простите меня, если сможете. – С этими словами каган поклонился своему народу.

Однако никто из воинов даже не подумал сдвинуться с места. Один из них, самый старший, попросил разрешения говорить. Сагилл кивком дал согласие.

– Князь, – начал тот, – всё это время мы старались жить достойно, верой и правдой защищая Арту и её небесные сокровища. Почему же сейчас ты так жесток с нами? Почему лишаешь нас возможности достойно закончить эту жизнь, призывая взамен к бесславному существованию, никчёмной жизни с постоянным осознанием собственной трусости?! Нет, князь! Ежели судьба уготовила нам такой конец, самая большая честь для нас – достойно его принять.

Каган молча подошёл к старейшине и после тёплого рукопожатия обнял своего верного воина. Затем, повернувшись, вновь обратился к своей доблестной дружине:

– Братья, независимо от исхода битвы знайте: вы уже победители! Ибо невозможно победить дух. Каждый из вас уже прославлен в веках, и придёт время, когда потомки вспомнят и возгордятся тем, как умели жить и умирать их предки.

Со слезами на глазах Сагилл наблюдал, как его добрые воины подходят к нему и преклоняют колени в знак верности до самого конца.

Тем временем местные жители, среди которых были в основном женщины и дети, продолжали собираться около городской стены. Красавица Орифия, жена князя, и его сын подошли к Сагиллу. Взяв Аскольда на руки, каган крепко обнял мальчика.

– Отец, я хочу сражаться вместе со всеми. Почему ты меня отсылаешь? – обиженно спросил ребёнок.

– Сын мой, Аскольд! Теперь ты мужчина и должен будешь позаботиться о нашей маме и о твоём будущем братике или сестре. Ты нужен им, особенно когда меня не будет рядом. Обещай, что всегда будешь о них заботиться, Аскольд.

Мальчик, немного поколебавшись, наконец принял для себя решение. Серьёзно посмотрев на отца, Аскольд подал ему руку для воинского приветствия. Глядя на внезапно повзрослевшего сына, Сагилл одобрительно покачал головой и с улыбкой ответил на рукопожатие. Орифия тоже улыбнулась при виде этой картины, однако в её глазах застыли слёзы. В это время к ним подошёл Мирослав, помощник жреца, и обратился к кагану:

– Пора.

Обняв на прощание жену, Сагилл молча смотрел, как, удаляясь, его семья исчезает из виду. Понимая, что, возможно, больше никогда ему не суждено увидеть, как растёт сын, как рождается дочь, как улыбается его любимая жена, князь старался запечатлеть в памяти каждую деталь происходящего. Будто прочитав мысли мужа, Орифия внезапно развернулась и, с трудом пробираясь сквозь толпу спешащих к подземному ходу людей, бросилась к нему. Рыдая, прижалась она к широкой груди Сагилла.

– Ну, полно, родная, – утешал её князь, нежно обнимая и прижимая к себе. – Не стоит так убиваться. Всё будет хорошо. Вот увидишь, – говорил он, целуя её волосы. – Не терзай мне душу. Полно.

Ратмир, верховный жрец, подошёл к кагану, и Сагилл осторожно, но решительно отстранил от себя жену. С любовью вглядываясь в заплаканное лицо Орифии, князь сказал:

– Почему-то мне кажется, что у нашей дочери будут такие же красивые глаза, как у тебя. Береги себя, Орифия. Ты должна жить ради наших детей.

Молодая женщина сквозь слёзы улыбнулась и вместе с Ратмиром поспешила к безопасному убежищу. Повсюду царило гробовое молчание, которое ещё более остро ощущалось на фоне криков и воплей осаждавших стену всадников. Верховный жрец обвёл взглядом всю площадь и спокойно, но твёрдо сказал:

– Уходим!

Тайна лабиринта, проложенного под Артой много веков назад, передавалась из поколения в поколение, от одного жреца к другому, равно как и особые технологии изготовления металла, способного гнуться во все стороны и не ломаться. Металл этот обладал чудесными свойствами, будоража фантазии людей далеко за пределами Артании. Хазары, так жадно и целенаправленно стремившиеся к обогащению и власти, давно замыслили покорить столь недоступный город и получить ключ к таинственным технологиям. Однако, не имея возможности захватить хорошо укреплённую Арту силой, решили прибегнуть к хитрости и коварству.

– Будем надеяться на лучшее, – сказал жрец, ободряя людей, но в его голосе при этом появились неопределённые нотки, а взгляд устремился в вечность. Дождавшись, когда последний человек скрылся в темноте лабиринта, верховный жрец решительно закрыл проход и подошёл к князю. Сагилл, увидев Ратмира, не пожелавшего покинуть город вместе со всеми, очень удивился.

– На всё воля богов, – объяснил своё решение жрец.

– А как же люди?

– Не волнуйся, князь. Они в надёжных руках Мирослава. Моя же задача – уберечь сокровища Арты. А потому моё место здесь.

Каган с гордостью окинул взором свой величественный град, своих великих людей, которые предпочли смерть бесчестному существованию, и в его сердце поселилось счастье от осознания того, что ему выпала честь прожить свою жизнь в таком месте и с такими людьми. Тем временем пламя пожара, устроенного Ратмиром, уже полностью охватило крепость, и огненное зарево осветило ночное небо. Улыбнувшись, Сагилл уверенно поднял вверх меч, вызвав радостный, победный клич своих доблестных воинов.

Аскольд стоял возле маленького холмика, ставшего последним пристанищем его красавицы-матери. Мирослав стоял рядом, погружённый в тяжкие думы о судьбе молодого князя и его новорождённой сестры. «Вот если бы Ратмир был жив, наверняка бы подсказал, как быть», – подумалось жрецу, взявшему на себя ответственность за княжескую семью после гибели доблестного Сагилла и верховного жреца Ратмира. «Мальчику явно необходимо мужское плечо», – рассуждал Мирослав, глядя на то, как отчаянно Аскольд сдерживает слёзы, то и дело обжигавшие глаза. Чувство вины за то, что не выполнил обещание, данное отцу, и не уберёг мать, которая так и не смогла пережить гибель мужа, несмотря на отчаянные старания сына, занозой засели в юном сердце, постепенно рождая в нём жажду мести за свою семью. Святослав, сын одного из защищавших Арту воинов, с которым молодой князь успел подружиться, как мог старался поддержать друга, но Аскольд, казалось, был полностью погружён в собственные мысли и не проявлял никакого участия к происходящему.

– Простите, что прерываю, – сказал юнец, которого Мирослав выбрал себе в помощники и ученики, – но у меня срочная грамота. Это от князя Вислава, брата нашего славного Сагилла.

Жрец со вздохом взял грамоту и стал читать. А когда прочитал, облегчённо вздохнул и, подняв руки вверх, радостно произнёс:

– Слава богам!

Но потом, словно спохватившись и устыдившись своего поведения, понуро опустил голову.

На следующий день Мирослав сообщил Аскольду о том, что его дядя Вислав скорбит о случившемся с братом и приглашает племянника к себе для обучения и взросления под его личным присмотром. Лучшего учителя для молодого князя жрец и придумать не мог! А для того, чтобы немного смягчить боль от предстоящей разлуки, Мирослав принял решение отправить с Аскольдом его друга Святослава.

Перед самым отъездом Аскольд долго сидел возле могилы матери, обещая ей (а заодно и себе), что отомстит хазарам, византийцам и вернёт Арту, чего бы ему это ни стоило. Потом вернулся, сосредоточенный и серьёзный, поцеловал сестрёнку и решительно отправился в путь.