Читать книгу Колдунья из Треугольного переулка - Нина Гравицкая - Страница 5

На обратном пути все удрученно молчали, Анна неподвижным взором смотрела перед собой, и в ее глазах было такое смятение, что никто не решался ни о чем ее спрашивать. Когда экипаж въехал на территорию больницы, она первой выскочила из кареты, и хотя сердце подсказывало ей, что Мани там нет, стремглав бросилась к флигелю, сопровождаемая супругами Картамышевами. Володя побежал по соседям, чтобы опросить всех на предмет того, не видел ли сегодня кто-то Маню, а Яков направился в больницу, узнать, не появился ли там доктор Загребельный.

Через час картина удручающе прояснилась: никто не видел Мани с раннего утра, и местонахождение ее было никому не известно. Мало того, доктор Загребельный и собака аптекаря Вальтера, не оставив после себя никаких следов, самым загадочным образом также исчезли в неизвестном направлении.

Оставалось только возлагать надежды на возвращение Гуровича и доктора, и весь больничный двор собрался в ожидании под старой грушей, обсуждая возможные причины таинственного исчезновения девочки, доктора и собаки. Груша была местом, где проходили все застолья обитателей больничного двора, но сейчас вместо веселья и смеха здесь царили уныние и тревога, а в воздухе витало ощущение несчастья. Все единодушно уповали на катакомбы.

– Я думаю, – поделился своими мыслями плотник Кирюша, – дело было так: Джульетта помчалась за кошкой, та побежала прятаться в катакомбы, Маня побежала ее спасать, а доктор увидел, что она скрылась в катакомбах, и тоже бросился за ней.

– Чего ж они до сих пор там сидят? – задала резонный вопрос Катерина.

– Так заблудились они, что тут непонятного? – недовольный тем, что его предположение поставили под сомнение, – ответил плотник.

– Нет, не получается, – покачал головой истопник Петро.

– Это почему же? – обиделся Кирюша.

– А потому что нет у нас такой кошки, которую бы погнала Джульетта, – привел веский довод Кирюша. – Она со всеми ними дружит.

– Да, – вынужденно согласился плотник, – это правда.

– Я думаю, было иначе, – важно изрек старьевщик дядя Рома, старожил больницы.

– Вы помните, как Маня нашла тайный склад Матрены и Трофима? Все утвердительно закивали. – Так вот, что я вам скажу, господа хорошие, без злодеев здесь не обошлось.

– Каких таких злодеев? – всполошились все.

– А мало ли каких? Воров, беглых каторжников, или даже контрабандистов, – важно объяснил слушателям дядя Рома. – Маня у нас глазастая, может, опять заметила, что кто-то там прячется, вот, и пошла посмотреть, что там и как. А для смелости взяла с собой Джульетту, вместе ж оно надежнее будет. А доктор как увидел, что они в сторону катакомб направились, подумал себе: дай-ка я погляжу, как бы чего плохого не вышло, и пошел за ними, – и дядя Рома, гордясь своей логикой, торжествующе оглядел соседей.

– Ну, и что дальше? Чего ж они там застряли, опять заблудились, что ли? – кивнула Катерина в сторону плотника, выдвинувшего такую версию.

– Почему обязательно заблудились? – невозмутимо ответил старьевщик.

– Злодеи заметили, что за ними следят и схватили их. Сейчас придет полиция, и их освободят. Анна и повитуха Евдокия не принимали участия в общем обсуждении, тесно прижавшись друг к дружке, объединенные общим горем, они стояли в сторонке с супругами Картамышевами, целиком погруженные в свои переживания. Анну бил нервный озноб, она вся дрожала мелкой дрожью и непрестанно молилась про себя. А Евдокия время от времени трясла седой головой и тихо повторяла:

– Ой, беда… чует мое сердце, беда…

– Ничего, милая, – время от времени повторяла Наталья Дмитриевна, стараясь поддержать новую родственницу, – бог даст, все образуется.

Наконец, вернулись банкир с доктором, а с ними отряд вооруженных солдат во главе с приставом. Вопреки расхожему мнению, Одесса в те времена была тихим городом, не в пример Москве или Петербургу, и преступления здесь были редкостью, поэтому полицейских в городе было чрезвычайно мало.

Вооружены были стражи порядка допотопными алебардами, ходили в одежде из грубого толстого сукна, которую в народе прозвали «сермяжная броня» и являлись объектом постоянных насмешек со стороны обывателей. Малопривлекательный образ полицейского середины ХІХ века дополняли широкие шаровары, подпоясанные веревкой, и кожаные каски. В качестве оружия рядовые полицейские обычно использовали саблю, которую из ножен доставали крайне редко и пользовались ею, как сейчас пользуются резиновой дубинкой. Еще одним видом оружия городового был свисток, заслышав который, на помощь бежал дворник, вот и все вооружение стражей порядка[13]. Построив солдат, пристав выдал им несколько керосиновых ламп и, встав во главе отряда, повел их в катакомбы. Из гражданских следовать за солдатами разрешили только доктору. О происшествии в больнице уже стало известно всему городу и, узнав о пропаже Мани, из лицея, в чем был, сбежал Леня Капилло. Он бросился к входу в катакомбы, но поставленный там полицейский категорически отказывался пропустить туда, кого бы то ни было.

– Пропустите меня, – требовал у него младший Капилло, размазывая бессильные слезы по лицу, – я один знаю дорогу в катакобы.

– Оставь, Леня, мы уже пробовали, – отводя друга в сторону, уныло сообщил ему Володя Гурьев, – просить бесполезно, все равно не пустит, приказ у него такой.

– Я знаю еще один вход в катакомбы, – нашелся мальчик, – на Херсонской, за дворцом Потоцких, ты со мной? – спросил он приятеля

– Причем здесь дворец Потоцких? – недовольно пожал плечами Володя Гурович, – что Маня там забыла?

– Так мы что – будем просто так стоять и ничего не делать? – кипятился Леня, – надо же что-то предпринимать!

На него было жалко смотреть, мальчик весь дрожал от вечерней прохлады и нервного перевозбуждения, глаза у него горели.

– Ленечка, иди ко мне, – взглянув на него, – велела Анна, – ты ведь совсем раздетый, простудишься. Леня послушался и, припав к животу Анны, по-детски расплакался.

– Надо ждать, пока вернется твой папа, мой мальчик, – неумело погладил его по голове Гурович. – Наберись терпения, криками да слезами тут не поможет, будем ждать…

Яков принес из дому скамейки, и все скорбно расселись у входа. Володя Гурьев примостился с другой стороны от Анны и вскоре мальчики, согретые ее теплом, постепенно уснули.

Поиски продолжались до самого утра, к этому времени толпа у входа в катакомбы значительно поредела. Обитатели больничного двора постепенно разошлись по своим домам, учитель с женой по настоянию Гуровича, также уехали к себе домой, предварительно заручившись его обещанием держать их в курсе результатов поиска.

Наконец, с первыми лучами солнца из катакомб стали выходить люди. Первыми вышли пристав с доктором, вид у них был усталый и озабоченный.

– Папа! – подбежал к нему Леня. – Где Маня?!

Доктор удрученно развел руками и тут же бросился к Анне, которая, вскочив им навстречу, едва не упала. От пережитых волнений она едва держалась на ногах.

– Не нашли? – угрюмо констатировали Яков Натанзон, и пристав в ответ только устало кивнул головой.

– Может, стоит еще поискать? – неуверенно предложил фельдшер.

– В катакомбах искать далее бесполезно, – удрученно покачал головой пристав, – мы осмотрели все штольни, но даже следов ваших пропавших там не обнаружили, так что расходитесь по домам.

Все направились к Якову и провели во флигеле оставшееся до утра время. Когда совсем рассвело, Леню и Володю, несмотря на их протесты, отправили в лицей, пообещав, что через пару дней их на выходные заберут обратно. Яков и доктор Капилло засобирались на работу, и тут неожиданно Анна заявила:

– И я с вами.

Гурович, наклонившись к доктору, тихо шепнул ему:

– Отговорите ее, Аркадий Константинович, вы же видите, она еле на ногах держится.

– Разрешите с вами не согласиться, уважаемый Йосиф Давидович, – так же тихо возразил ему доктор, – Анне сейчас лучше быть на людях, поверьте.

Так начался первый день без Мани. Дальнейшие поиски Марии Картамышевой и доктора Павла Загребельного распространились на всю территорию необъятной российской империи, однако по-прежнему не дали никаких результатов.

За это время бедная Анна так похудела и осунулась, что от нее остались одни лишь глаза,

с которых не сходило выражение скорби и отчаяния. Гурович не мог без слез смотреть на несчастное лицо своей дочери: перед его глазами сразу вставал образ жены, умершей от горя и тоски, когда много лет назад пропала их собственная дочь.

– Я не переживу этого во второй раз! – не переставал он повторять доктору. – Не переживу! Нужно что-то делать!

– Что я могу сделать? – в отчаянии восклицал доктор. – Анна не хочет жить! Если бы не работа и Леня, мы бы уже потеряли ее. Слава богу, что есть хоть что-то, что может ее как-то отвлечь.

Володя Гурович отказался возвращаться к деду и какое-то время жил во флигеле, затем, когда тяжело заболел Леня Капилло, им с Анной пришлось перебраться в дом доктора: мальчик лихорадил, бредил, звал Маню, и не хотел отпускать от себя Анну ни на шаг. Забота о детях отвлекала женщину, не давая ей впасть в глубокую депрессию, а когда Леня поправился и вернулся в лицей, она с головой ушла в работу. Володю забрал отец, которого вызвал враждовавший ранее с ним тесть, и в этой семье все пошло на лад: все помирились и простили друг другу старые обиды. Якову Натанзону временно пришлось заменить пропавшего доктора Загребельного, и работы у Анны в больнице прибавилось за двоих. Она уже давно исполняла обязанности медсестры, причем делала это исключительно профессионально.

Как-то раз, делая обход в больнице, доктор Капилло увидел Анну, которая, сидя на постели больной держала, наклонившись к ее груди, приставленную к уху тетрадь, свернутую трубочкой.

– Что вы делаете, Анна? – поинтересовался доктор.

– Слушаю больную, Аркадий Константинович, – невозмутимо ответила молодая женщина, – она жалуется на усиленное сердцебиение.

– А зачем вам тетрадь? – внимательно взглянул на нее доктор.

– А так гораздо удобнее, попробуйте, – предложила она, передавая ему трубку, – слышите? Удары сердца через трубку гораздо более четкие, чем при простом приложении уха к области сердца.

– А вы знаете, Анна, – с интересом взглянул на нее доктор Капилло, – что вы совершили бы переворот в диагностике, если бы до вас это уже не сделал кто-то другой?

– Что вы имеете в виду, Аркадий Константинович? – удивленно подняла на него глаза молодая женщина.

– Я говорю о французском враче, Рене Лаэннеке, который создал прибор, названный стетоскопом. Принцип его действия такой же, как у вашей тетради, правда, широко он еще пока не используется.

– Это странно, – задумалась молодая женщина.

– Что именно тут странного? – переспросил ее доктор.

– Мне кажется, что это никакое не открытие, я уверена, что каждый врач рано или поздно приходит к такому же выводу, что и я. Кроме того, этот метод используется уже давно, если я не ошибаюсь, о нем писал еще Жан Корвизар[14].

– Вы знакомы с исследованиями Корвизара? – удивленно уставился на нее доктор Капилло, – вы меня поражаете, Анна, все больше и больше.

– Ну, нельзя сказать, что я знакома со всеми его работами, – скромно ответила Анна, но мне попадались некоторые экземпляры его журнала «Общество медицинского взаимообучения», где часто печатаются очень интересные материалы парижских медиков, и в частности в одном из них упоминалась такая же методика выслушивания больных**.

– Вы настолько хорошо владеете французским, что можете читать специальные статьи? – еще больше удивился Аркадий Константинович.

– Оказывается, да, – смущенно улыбнулась Анна, – для меня самой это было открытием. Дядя Яков по моей просьбе иногда приносит мне различные книги по медицинской тематике, и когда он однажды принес мне выпуск этого журнала на французском языке, я поняла, что оказывается, с легкостью могу его прочитать.

– Кстати о Корвизаре, – вспомнил доктор, – вы знаете, что Жан Корвизар был личным врачом Наполеона***?

Анна улыбнулась, и эта улыбка так странно смотрелась на ее поникшем, осунувшемся личике, что у доктора сжалось сердце:

– Я даже читала, что Наполеон как-то сказал:

– Я не верю в медицину, но… я верю Корвизару, – одновременно произнесли они вторую часть фразы и рассмеялись.

– Но мне кажется, – добавила Анна, – что это просто анекдот.

– Может быть, и анекдот – согласился доктор, – но, тем не менее, Корвизар не раз спасал императору жизнь, так что если это и шутка, то она возникла не на пустом месте.

– И все-таки Анна, – поинтересовался доктор, – как вам пришла в голову мысль использовать трубку при прослушивании больных?

– Ничего проще, – улыбнулась Анна, – каждому открытию что-то предшествует: на Ньютона упало яблоко, а мне помогли дети. Как-то я увидела за нашим сараем, где свалены дрова, детей, они возились с большим бревном. Одни прикладывали ухо к одному его концу, другие с энтузиазмом колотили палкой по противоположному. Я тоже решила послушать: звук, проходя внутри дерева, усиливался, и это натолкнуло меня на мысль использовать этот принцип при прослушивании больных.

– Удивительно, – поразился Аркадий Константинович, – ведь Лаэннек пришел к этому методу тоже через бревно!

– И в этом тоже нет ничего удивительного, – спокойно взглянула на него Анна, – часто одни и те же открытия делаются разыми людьми одновременно, хотя они и не связаны друг с другом ни местом, ни положением, вы согласны?

Этот случайный разговор произвел на доктора большое впечатление, он понял, что Анна не только дорогой для него человек, но и незаурядная личность с большими потенциальными возможностями.

– Я знаю, что нужно сделать, чтобы помочь Анне! – с торжеством заявил он Йосифу Гуровичу на следующий день.

– И что же? – ожидающе уставился на него банкир.

– Нужно отправить ее учиться! – выпалил доктор. – Это вернет ей интерес к жизни и, кроме того, даст законное основание выполнять свои обязанности в больнице.

– И куда же вы считаете нужным ее отправить? – с воодушевлением откликнулся на это предложение Гурович.

– К сожалению, только за границу, – развел руками Аркадий Константинович, – в Швейцарию или во Францию. В России для женщин такой возможности, увы, нет. Скорее всего, это будет Сорбонна, я слышал, что при Медицинской школе Сорбонны открываются полугодичные женские курсы для сестер милосердия. После окончания курса и сдачи соответствующих экзаменов, слушательницы получают ученый диплом, дающий им право не только работать в лечебных заведениях, но и вести преподавательскую работу. У меня в Париже есть один давний знакомый, который преподает на медицинском факультете, я немедленно свяжусь с ним и он, надеюсь, поможет нам получить подробную информацию об условиях поступления и даст необходимые рекомендации.

– О, это было бы замечательно, дорогой Аркадий Константинович, вы настоящий друг! – крепко жмя ему руку, с чувством сказал Йосиф Гурович. – А вы знаете, дорогой доктор, – задумался он, – а у меня ведь тоже есть одна очень неплохая идея.

– И какая же? – с любопытством взглянул на него доктор Капилло.

– Как вы отнесетесь к тому, любезный Аркадий Константинович, если я предложу вам строительство больничной лаборатории? – хитро подмигнул он.

– Лаборатории? – растерялся доктор, – естественно, положительно, но я уже давно ставил этот вопрос в Городской Управе, и все безрезультатно, мне отказали.

– И каковы причины этого «безрезультатно»? – прищурившись, переспросил его банкир.

– В первую очередь, финансы, конечно, – признался доктор.

– А вот этот вопрос, дорогой мой доктор, я беру на себя, – торжественно объявил Гурович. – Сам я, конечно, не потяну строительство лаборатории в полном объеме, но попробую подключить к решению этой задачи состоятельных людей в городе.

– Это действительно было бы замечательно, – горячо одобрил предложение банкира доктор, – и Анна, я уверен, тоже обрадуется этой новости. Насколько я знаю, она уже давно мечтает, чтобы в нашей больнице появилась своя собственная лаборатория.

Но предложение доктора Анна восприняла безразлично.

– Хорошо, – не глядя на него, ответила она. – Что ж, если нужно, то я не против, я поеду.

– Я мог бы помочь вам подготовиться к собеседованию, – с болью глядя на ее безжизненное лицо, предложил доктор. – И если вы согласитесь, то мы могли бы заниматься с вами вечером после работы.

– Хорошо, – коротко ответила молодая женщина. – Благодарю вас, вы очень любезны, Аркадий Константинович.

Уже на первом занятии доктор Капилло был весьма удивлен уровнем образованности своей ученицы и смог убедиться в том, что проблем с поступлением у нее не будет.

– А вы знаете, Йосиф Давидович, – поделился он с банкиром, – я и не предполагал, что Анна так хорошо образованна.

– А чего вы ожидали? – обиделся Гурович. – К вашему сведению, Аннушка закончила гимназию с золотой медалью!

– Если бы я, уважаемый Йосиф Давидович, знал об этом раньше, – укоризненно взглянул на него доктор, – Анне не пришлось бы влачить такое жалкое существование, исполняя в больнице самую черную работу.

– Я знаю, что виноват, дорогой доктор, – опустил голову банкир и, поверьте, заплатил за свои ошибки высокую цену. Доктор сочувственно положил ему руку на плечо:

– Полноте печалиться, милый мой человек, – душевно сказал он ему, – что уж сейчас расстраиваться, главное, что теперь у вас есть возможность исправить свои ошибки.

– Я готов, уважаемый доктор, – с горячностью уверил его банкир, – я готов сделать для счастья своей дочери абсолютно все и, конечно же, оплачу все расходы по ее поездке за границу.

– Нет-нет, – замахал руками доктор, – об этом не может быть и речи. Анна работает в больнице, поэтому наше учреждение все расходы возьмет на себя. Я уверен, что у Анны Йосифовны блестящее будущее в медицине, вот увидите, – с энтузиазмом добавил он.

– Дай бог, дай бог, – расчувствовался Гурович и долго с благодарностью тряс доктору руку.