Читать книгу Дзюдо и кино. Жизнь напролом. Мемуары в рассказах - Нина Левина - Страница 5

Уроки от пролетариев и Дмитрий Ефимович Шелест

Оглавление

После седьмого класса я наотрез отказался продолжать учёбу в школе. Мама плакала, умоляла, грозила мне – всё было напрасно. Я твёрдо решил, что пора начинать самостоятельную жизнь, и направил стопы в ПТУ. Честно говоря, в школьных науках, а особенно в математических, я был не силён, надоело получать «шайбы» в школе и выволочки от матери, и уж очень меня прельстила стипендия – целых двадцать три рублика, которую обещали выплачивать в училище. Что ж, мама поплакала, но смирилась – в то время я был на редкость упрям и мог легко составить конкуренцию одному известному вьючному животному.

Взяли меня на обучение токарем. Первого сентября нам объявили, что в классах ещё не закончился ремонт, а потому начнём сразу с работы учениками в цехах. Каждый день в восемь утра я стоял возле станка и терпеливо обучался процессу вытачивания деталей строго по чертежу. Процесс мне, надо честно признать, совсем не понравился. К концу дня я был весь чумазый, в смазке и стружках, а мама с детства прививала мне любовь к чистоте и порядку. После обучения в цеху я мчался на уроки в вечернюю школу, так как пообещал маме, что не остановлюсь на ПТУ, а буду стараться поступить в институт. А после уроков спешил на тренировки ибо без спорта не представлял свою жизнь. Вот так началось моё вхождение во взрослую жизнь. Крутился словно белка в колесе! Через месяц такой напряжённой деятельности я страшно устал, был зол на всех, а ремонт в классах всё никак не заканчивался. Зато я научился неплохо ориентироваться в чертежах и мог самостоятельно выточить простейшие детали.

В один прекрасный день мой наставник, вечно хмурый здоровенный дядька средних лет, поручил мне целую смену точить какую-то простую деталь цилиндрической формы. Я внимательно изучил чертёж, настроил станок и всю смену старательно работал, высунув язык от усердия. Я наточил целый ящик этих деталей, когда ко мне подошёл наставник. Он взял несколько цилиндров, измерил их и, выпучив глаза и брызгая слюной, обрушился на меня трёхэтажным матом. Из этой лавины непечатных выражений я с трудом смог выловить несколько литературных слов, из которых стало понятно, что наточен целый ящик брака. Я, конечно же, возмутился, так как всё делал в точности по чертежу. Безуспешно попытался прорваться сквозь поток брани и объяснить ему, что всё делал правильно, потом ткнул чертежом наставнику в лицо, чем привёл его в неописуемое бешенство. Он схватил чертёж, порвал его у меня на глазах и продолжил свои «поучения».

В этот момент я перестал управлять собой. Обострённое чувство справедливости, усталость последнего месяца и наползающая на сознание тень холодной ярости помутили мой разум. Я схватил лежащий рядом молоток и полез в драку, размахивая этим тяжёлым орудием производства, прямо к ненавистному лицу наставника. Что тут началось! Сбежались токари со всего цеха, несколько человек скрутили меня, отобрав молоток. Меня колотили со всех сторон, а потом вышвырнули в раздевалку и сказали, чтоб духу моего больше не было на этом заводе!

Я плакал, размазывая грязные слёзы по щекам. В этот момент пионер, будущий комсомолец, возненавидел дерущийся и ругающийся пролетариат аж до печёнок! Нет! Всё, что угодно, но только не пролетарии! Я поклялся на всю жизнь никогда больше не идти в рабочие! Хватит с меня этой грязи, ругани и несправедливости! Собрал свои вещи и бегом, зарёванный, помчался домой. Там я бросился маме в ножки и умолял её помочь вернуться в школу. Какими сладостными мне казались теперь двойки по математике! Мама успокаивала, как могла, но в душе ликовала – её упрямый сын на собственной шкуре понял, что надо учиться.

Однако устроиться в школу оказалось не так-то просто. Заканчивалась первая учебная четверть, и все классы были заполнены под завязку. В мою школу вернуться не представлялось возможным – свободные места отсутствовали. То же самое было и в других школах. Мы с мамой обошли почти весь Святошинский район и, наконец, наши поиски увенчались успехом! В сороковой школе нашлось одно свободное место в восьмом… математическом классе. Я чуть было снова не зарыдал – хуже всего у меня обстояли дела именно с математикой. Если по другим предметам удавалось кое-как перебиваться на троечках и четвёрках, то моя предыдущая учительница математики вывела неутешительный вердикт касательно моих способностей – «полный бездарь!» Но страх перед заводом пересилил страх перед математикой, и меня зачислили в восьмой класс.

Классным руководителем моего нового класса оказался Дмитрий Ефимович Шелест – родной брат Первого Секретаря ЦК Компартии Украины Петра Шелеста. Помимо классного руководства Дмитрий Ефимович преподавал математические науки. Именно к нему мне пришлось явиться с повинной. Я рассказал ему о своих злоключениях в заводском цеху и желании продолжить учёбу в школе. Но при этом честно признался, что в математике у меня знаний меньше ноля, и в его математический класс пришлось идти от безысходности.

Дмитрий Ефимович внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Мне нравится твоя честность, Серёжа. Скажу откровенно – за свою многолетнюю учительскую деятельность я понял одно: не бывает плохих учеников, бывают плохие учителя. Приступай, сынок, к учёбе и ничего не бойся. Гарантирую, что через месяц ты будешь знать математику, пусть не лучше всех, но не хуже других в классе.

Про себя, конечно же, я посмеялся над его словами, ведь и в обычном классе чувствовал себя полным Буратино, а уж в специализированном – тем более ничего не светит. Дмитрий Ефимович даже не представляет себе, с каким «полным бездарем» ему придётся иметь дело! Но я его честно предупредил, и он позволил мне учиться, а большего и не надо!

Однако Дмитрий Ефимович знал, что говорил. Он был Настоящим Учителем, а это дар от Бога! К своему неописуемому удивлению и радости через месяц я действительно перестал чувствовать себя деревянным сыном папы Карло и больше не смотрел на алгебраические выражения, как на таинственные письмена. А в геометрии, кроме точки, появились и другие фигуры, и теоремы начали приобретать глубокий смысл. Более того – математика стала моим любимым предметом! Когда я сказал об этом Дмитрию Ефимовичу, он только улыбнулся и ответил:

– А как можно её не любить! Люди не любят только то, в чём не разбираются. А математика – это увлекательнейшее путешествие для извилин нашего ума.

Ну чего-чего, а «путешествий для извилин» нам хватало. Математика была по двенадцать часов в неделю, и задавал Дмитрий Ефимович по сотне примеров и задач! И всё это надо было сделать на завтра. Мы с ребятами кооперировались по несколько человек, делили задание на всех поровну и потом обменивались решёнными задачами. Поначалу, учитывая, что мне пришлось серьёзно догонять свой класс по знаниям, у меня иногда от усталости опускались руки, а перед глазами даже во сне продолжали мелькать формулы и уравнения. Но стоило мне только вспомнить токарный станок, как откуда-то брались силы, и я решительно приступал к трудным задачам.

Чуть позже я узнал, что родители, дети которых хотели бы в дальнейшем поступать в институт на технические специальности, старались всеми силами пристроить своих чад именно в класс к Дмитрию Ефимовичу. Тройка, заработанная в его классе, не шла ни в какое сравнение с пятёркой, полученной в обычной школе. То, что именно в этом классе нашлось место для меня, в дальнейшем я рассматривал как необыкновенное чудо. Дело в том, что нашего математика знали и уважали все ректоры ВУЗов, и для них его рекомендация была обязательной к исполнению. А Дмитрий Ефимович имел обыкновение в выпускном классе выносить так называемый «вердикт» своим ученикам, которых он знал, как облупленных.

– Ты поступишь, ты поступишь, ты поступишь, – проходя перед строем выпускающихся в этом году учеников, перечислял Дмитрий Ефимович. – Ты поступишь, нет, ты не сможешь поступить, ты поступишь…

Этого его «вердикта» ждали все с замиранием души. Потому что если Шелест сказал «поступишь», то это железно. Однажды даже был такой случай. В ноябре в школу зашёл один из ребят-выпускников. Он встретился с учителями, среди них был и Дмитрий Ефимович. Выяснилось, что парень не поступил в институт, так как не добрал балл на экзамене по математике.

– Этого не может быть! Ты должен был поступить! Ты – мой ученик! – Шелест побагровел от негодования. – Я тебя знаю, у тебя прекрасные знания по математике. Почему не пришёл ко мне сразу?

Парень замялся, объясняя, что ему было неудобно беспокоить Дмитрия Ефимовича, и вообще, он смирился с этим. Нет, так нет. В следующем году он попробует снова.

– Я этого так не оставлю! – заявил математик.

И не оставил. В скором времени молодой человек получил письмо из института, в котором сообщалось, что во время проверки экзаменационных работ была допущена досадная ошибка, он зачислен на первый курс и может приступать к занятиям.


Счастливые школьные годы пролетели быстро, и наступила пора выпускных экзаменов. Как-то утром весь класс собрался перед аудиторией для сдачи письменного экзамена по математике. На экзамен я шёл легко, так как с математикой был на «ты» и с улыбкой вспоминал то время, когда меня называли «полным бездарем». Мы оживлённо переговаривались, ожидая Дмитрия Ефимовича – он должен был принимать у нас экзамен. Время шло – Дмитрия Ефимовича всё не было. Прошёл час ожидания, второй, пошёл третий. Директриса заметно нервничала – неужели математик забыл про экзамен? День был по-летнему тёплый, мы всей гурьбой переместились в школьный двор и расположились на травке, греясь на солнышке.

– Идёт! – вдруг крикнул кто-то, и мы увидели Дмитрия Ефимовича, шагающего по аллейке.

Он шёл не спеша, беззаботно насвистывая какую-то мелодию.

– Дмитрий Ефимович! – подскочила к нему директриса, пытаясь сдержать рвущееся в голосе раздражение. – Вы не забыли случайно, что принимаете сегодня экзамен?

– Не забыл, конечно, – ответил математик. – Вот, пожалуйста, ведомость. – Он протянул ошарашенной директрисе заполненную экзаменационную ведомость.

– Но как это…? Что это? – растерянно пробормотала она. – А как же экзамен?

– Ну зачем мне принимать экзамен у СВОИХ учеников, которых я прекрасно знаю несколько лет? Здесь выставлены оценки по их способностям.

Директриса пыталась ему что-то безуспешно и ненастойчиво возражать, но он уже собрал нас возле себя и начал оглашать свой «вердикт» по поводу поступления. Какой сладкой музыкой для меня прозвучали его слова «поступишь»! Да, я не был отличником и получил от него итоговую тройку. Но с этой тройкой я легко и без напряжения расщёлкал все примеры и задачи, получив пятёрку на вступительном экзамене по математике в Киевский политехнический институт – один из лучших технических ВУЗов СССР того времени.

Дмитрий Ефимович, безусловно, был необыкновенным человеком – Гением своей профессии! За годы обучения у Шелеста я заново оценил себя, свои способности, и это сыграло очень важную роль в моей дальнейшей жизни. Мне стало ясно, что нет нерешаемых задач и проблем – нужно просто подобрать правильный алгоритм для их решения. А я не бездарь, а человек с мозгами, способный на многое!

До сих пор с особой теплотой вспоминаю Дмитрия Ефимовича – очень сдержанного уравновешенного человека, классического учителя с картинки – слегка вьющиеся седые волосы, зачёсанные назад, строгий костюм. Это был человек высокой культуры, одинаково вежливо разговаривающий с учеником «бездарем» Сергеем и директором школы. Высокое общественное положение брата наложило свой отпечаток на его особу, но это больше проявлялось в уважительном отношении к нему окружающих. Сам же он вёл себя со всеми ровно, без чванства и высокомерия.

Я часто спрашивал себя потом, во взрослой жизни, почему, имея такого брата, Дмитрий Ефимович довольствовался должностью простого учителя в обычной, даже не престижной школе на окраине города? Ведь он легко мог занимать пост, если не Министра образования, то хотя бы его заместителя, или быть каким-нибудь высоким должностным лицом в этой сфере. А ответ на этот вопрос простой – Дмитрий Ефимович жил математикой, жил школой и своими учениками. Он по-настоящему искренне любил нас и отдавал нам всего себя! Он посвятил свою жизнь любимому делу, отбросив ненужные ему амбиции.

Сейчас я понимаю, что какая-то невидимая рука в определённый период времени подводила ко мне человека, который оказывался Учителем с большой буквы. Дмитрий Ефимович был таким человеком, но ещё раньше в моей жизни появился тренер по дзюдо Леонид Степанович Литвин.

Дзюдо и кино. Жизнь напролом. Мемуары в рассказах

Подняться наверх