Читать книгу Русский вечер (сборник) - Нина Соротокина - Страница 5

Яна была в Милане год назад, тоже весной, но ездила туда не по туристической путевке, а по приглашению подруги. Рита давно получила гражданство и считала Италию своей второй родиной. Она выскочила замуж через два года после школы, даже институт не успела кончить, и уехала в Милан. Брак оказался неудачным. Пьетро был награжден уничижительными кличками, как то сухарь, бухгалтер и жандарм, что не мешало Рите и в дальнейшем принимать его услуги. За квартиру в престижном районе, картины (случайные), скульптуры (в основном гипс, но очень хороший), две ванные комнаты и пятнадцатиметровый увитый шпалерными розами балкон тоже платил сухарь и бухгалтер, хотя у него давно была другая семья.

Ну и что – квартира? Деньги на жизнь все равно приходилось зарабатывать самой. Спасла Риту феноменальная способность к языкам. Она переводила с русского на итальянский, с итальянского на английский, с английского на французский… Приходилось работать и синхронным переводчиком, а за это, как известно, хорошо платят. Беда только в том, что зачастую переводчиков было больше, чем работы. В черные дни Рита писала в журналы статейки про русскую культуру, незамысловатые, но броские, из которых следовало, что русские – такая нация, которая все делает наоборот. Например, люди культурного Запада при ожоге отдергивают руку, а русские держат ее у огня до тех пор, пока она не обуглится, при этом страдают и от страдания получают удовольствие. Конечно, в подобном изложении Риткиных работ есть некоторое преувеличение, но общее настроение было именно таким. Еще Рита устраивала выставки, что-то делала в кино и на радио, словом, волка ноги кормят.

Но ни лицом, ни фигурой, ни повадкой Рита не напоминала дочь вышеупомянутого хищного зверя. Она была дочерью Евы, то есть самой женственностью. Ритка не признавала современной моды. Ее нельзя было назвать толстой, скажем так, фигура ее была несколько расположена к полноте, и Марго драпировала эту фигуру с таким тщанием и экзотичностью, словно собиралась позировать Рембрандту: шелк, бархат, юбки в пол, меха, зачастую дешевые, а также бусы, браслеты и немыслимых размеров броши, на которые оглядывались прохожие. И не бижутерия, боже избави, все добротные произведения искусства. Просто Ритка любила перели́шить: если уж янтарные бусы, то длиной не менее двух метров, если кораллы, то в двенадцать рядов. Яркая женщина, двумя словами. Ритку легко было любить, хоть и виделись они раз в три года, не чаще.

Когда Яна прибыла в Милан, подруга выполняла заказ некого журнала по интерьеру. Статья должна была иллюстрироваться фотографиями нескольких русских уголков ее квартиры. Предполагался также ужин в русских традициях. Целый день Яна была предоставлена самой себе. Рита бегала как угорелая, мерила наряды, говорила по телефону, ставила цветы и двигала мебель. На кухне хлопотали две трудолюбивые итальянки. С них буквально пот катил градом, однако к вечеру выяснилось, что накулинарили они не так уж много: щи из крапивы, горку блинов, бефстроганов, картофель фри. Бублики, икру и красную рыбу принесли из магазина. Больше всего удивила Яну сервировка.

– Рита, с чего ты решила, что русские едят на черных льняных скатертях?

– Ах, оставь. Это красиво, это эффектно.

Металлические, яркие, как солнце, золотые тарелки были взяты напрокат, где-то хозяйка умудрилась достать ножи и вилки такого же желтого металла. И еще черные свечи, и темно-красные, почти черные розы в черной же вазе.

– Это не русский стол, это декадентский изыск, – насмешничала Яна. – А почему блины белые? Их надо было подрумянить до черноты!

– Что за узколобость! Ты рассуждаешь как провинциалка. А я не хочу, чтобы в Италии Россию считали провинцией. И вообще русские могут позволить себе все, что угодно. Такой здесь у вас имидж.

Долго обсуждали, кто же сядет за стол. Одна пара по каким-то причинам выбыла из игры, поэтому появление Яны было подарком судьбы. Рита сказала подруге, что она «великолепно вписывается», более русское лицо трудно вообразить, но красоту нужно подчеркнуть шалью. Шаль – это по-русски. Яну задрапировали в большой, вышитый розами черный плат. Рита щелкнула пальцами – подойдет! Вечером пара мужеска пола к черному платку была найдена – вот и все, что помнила Яна о своем соседе справа.

Застольным кавалером хозяйки дома был русский тенор Алеша, который находился на стажировке в Ла Скала. Он совершенно не соответствовал своему романтическому образу. Алеша выглядел как бас, эдакая двухметровая орясина с румяным веснушчатым лицом. Тенор скучал, интересничал, говорил, что разрывается между Киевом и Миланом, при этом ясно давал понять, что в Киеве пребывает только его душа, а тело с квартирой и гонорарами замечательно существует в Италии. И вообще все ему было скучно, и грустно, и совершенно некому, господа, подать руку.

Третья пара мнимых русских была представлена итальянцами – подругой Люлю с мужем-капиталистом, который производил то ли мебель, то ли макароны, не суть важно. Сама Люлю была похожа на немолодую куклу Барби: платиновые волосы до плеч, распахнутые в вечном удивлении глаза, худые холеные ноги. Она была разговорчива, любила искусство и собирала бегемотов в виде мелкой пластики, игрушек, рисунков на чашках, тарелках и на бумаге. Люлю казалось это остроумным, а Яна втайне решила, что она просто тиражирует изображения мужа. При неком допуске капиталист и правда смахивал на бегемота.

Вечер прошел преотлично. Фотограф быстро отщелкал интерьер, потом принялся за живых. Застолье не озвучивалось, поэтому за едой булькала в основном итальянская речь. Рита с удовольствием переводила подруге весь разговор. Выяснилось, что Яна помнит много подробностей этого вечера и только прилизанный сосед продолжает хранить инкогнито. А ведь у него было простое нашенское имя. Виктор или Валерий… Нет, пожалуй, Виктор. Что же он ей говорил целый вечер? Комплименты, это понятно, и еще он утверждал, что путешествовать по туристической путевке гораздо комфортнее. Яна сопротивлялась и говорила, что жить в частном доме несоизмеримо лучше, чем в гостинице, а Прилизанный спрашивал… Что же он спрашивал? Ах, да… он интересовался, отметилась ли она у карабинеров, то есть в полиции, о своем пребывании в Милане.

– А ведь они могут и не разрешить проживать у вашей подруги… (Поддразнивал или кокетничал?) Вы сколько времени проторчали в итальянском посольстве, получая визу? То-то же! А за туристов все документы оформляет фирма.

Тенора Яна помнила отлично, потому что он водил ее к «Тайной вечере» Леонардо. Потом они гуляли по городу. Замок Сфорци… и удивительное огромное дерево в парке. Оно цвело синими колокольчиками, целые гроздья колокольчиков, как тысячекратно увеличенная сирень. Колокольчики пахли фиалками. А Прилизанный больше не появлялся в их доме. Да и разговоров о нем не было.

Ах, Италия, чудное было время! Миланский собор… они зовут его Дуомо. Там лес колонн, мерцающие витражи, свечи, воткнутые в песок на подносах. Гулкое, божественное эхо рокочет, мотается меж мраморных стволов, а потом устремляется вверх и исчезает в их акантовой кроне. А вокруг Дуомо – солнце, туристы, голуби.

Потом на Милан лился дождь в тысячу ручьев, Яна промокла, продрогла и заболела. Ритка лечила ее неведомыми итальянскими лекарствами. Они там странно лечатся. В Москве при простуде рекомендуется принять аспирин, попить горячего чаю с лимоном и лечь в постель. А в Милане считают, что при высокой температуре ни в коем случае нельзя пить горячее, а тем более – водку. Еще одна тема для Риткиной статьи.

Старинный университет в Милане… славное здание. А недалеко в проулке лавчонка антиквариата. Хозяин лавки – Риткин друг и венецианец. Видимо, именно здесь подруга покупала все свои цацки. Лохматую голову венецианца венчала тирольская шляпа, а торс до пояса, как у Брежнева орденами, был украшен самыми разнообразными значками. На память о Милане Яна купила серьги с прибалтийским янтарем и африканские бусы.

Поистине, итальянская жизнь Яны была полна парадоксов. В Риткином доме никогда не было еды, но в углу на кухне стояло два ящика отличного вина. Убираться в дом приходила молоденькая метиска из Латинской Америки. Она же подавала утром Яне кофе с двумя печеньями. Объясняться с метиской было до чрезвычайности сложно. Почему-то нигде в их районе не продавали ни хлеба, ни сыра, ни ветчины. Завтракать Яна ходила в пиццерию.

Тогда ее пребывание в Милане не предвещало никакой беды, а она могла быть, потому что Ашот был связан деловыми отношениями именно с Миланом. Какие это были отношения – она не знала, но подозревала, что вслух об этом лучше не говорить. Дважды Яна звонила каким-то людям и на чистом русском языке говорила непонятный текст, похожий на пароль или шифр. Что она тогда думала и понимала? Да ничего.

Она точно помнит, почему во время русского вечера как-то сам собой возник разговор про Ашота. Кто его начал? Нет, не вспомнить. Во всяком случае, не она сама.

* * *

Она позвонила Ритке в час ночи, для Милана это вполне разумное время. По счастью, подруга была дома. Она долго не могла врубиться в разговор: кто сидел, за каким столом? Потом по ниточке стали вытаскивать из прошлого подробности. Скоро это Рите надоело:

– Тебе что – деньги не жалко? О какой ерунде мы говорим!

Однако много вспомнилось. Да, действительно, это был русский, имя – Виктор, фамилию вспоминать бесполезно, потому что Рита ее никогда не знала. Его привел с собой тенор, а может быть, Люлю. Виктор занимается гостиничным бизнесом, во всяком случае, он так представился.

– Мне надо знать об этом человеке все. Ты мне поможешь?

– Все – я не знаю даже о себе самой, – отрезала Рита. – Объясни мне вначале – зачем он тебе?

– Во-первых, узнай – жив ли он. Понимаешь, мне в руки совершенно случайно попали чужие документы. И там наша фотография. Да, да, русский вечер. Я хочу узнать, случайно я туда попала или преднамеренно.

– На эту фотографию?

– Нет, в конверт! Там были еще фотографии и компьютерный диск. А на одном снимке – труп.

– Какие ужасы ты говоришь мне на ночь.

– Ритуль, узнай. Мне это жизненно важно.

– Легко сказать. Алеша (речь шла о теноре) поет в Вене, и у меня нет его телефона. Люлю не может вспомнить, что она делала вчера, а не только год назад. А как к тебе попали эти документы?

– Глупейшая история. Мама ездила в Италию. В аэропорту в Риме ее попросили передать в Москве конверт некому Игорю, а тот не явился в Домодедово.

– Елизавета Петровна была в Риме? В Милане тоже? Почему ко мне не зашла? Когда она прилетела?

– Домой она вернулась одиннадцатого, в пятницу. А когда в Милане была – не знаю.

– Ага, поняла. А кто послал секретные документы?

– Понятия не имею. Какой-то мужчина.

– А почему через Елизавету Петровну?

– Видимо, приперло его, он и бросился к первому встречному.

– И правда глупая история. Ладно, я поищу тебе этого Виктора. Позвони мне через пару дней. Если узнаю что-нибудь путное, то сама позвоню. А кого там убили-то?