Читать книгу Две луны мезозойской эры - Нина Запольская - Страница 5

Эта семейка приходила на его поле в одно и то же время.

Басс узнавал об их появлении по дрожанию земли под ногами. Впереди всегда брёл папаша, нехотя волочивший за собой шестиметровый хвост. За ним и чуть сбоку тащилась мамаша, усердно переваливаясь на столбообразных ногах. Малыш появлялся самым последним. Он скакал вприпрыжку, высоко поднимая лапы, и даже издалека было видно, как ему весело.

Почему аллозавры выбрали его купол, Басс не представлял. Здесь росла пшеница, и его поле ничем не отличалось от других таких же наделов. Аллозавры – хищники. Они не едят пшеницу, но эта троица приходила сюда каждый вечер. Самец и самка утыкались в невидимый купол огромными мордами и какое-то время стояли так, словно пытаясь сообразить, что же их не пускает дальше. Потом они с тяжёлыми, шумными вздохами ложились вдоль границы действия купола и замирали. Малыш, побегав от одного родителя к другому, подскакивал, наконец, к Бассу – тот уже ждал детёныша у периметра.

Малыш был совсем маленьким, чуть выше человеческого роста. Он садился на хвост, закрывал глаза и протягивал Бассу голову на тонкой и по-детски ещё короткой шее. Его передние трёхпалые лапки с нешуточными, между прочим, когтями уморительно подёргивались, как у выпрашивающей подачку дворняжки. Басс, невольно улыбаясь, принимался его гладить.

Тело Малыша уже начинало покрываться кератиновыми бляшками, но гребень на носу пока не появился. Здесь кожа была нежная, тёплая, нагретая яростным мезозойским солнцем. Как и у всех детёнышей динозавров, на морде Малыша росли мелкие пёрышки, напоминающие мягкую шёрстку. В этой шёрстке, от внутреннего угла большого глаза, тянулся мокрый след от слезы, как у оленёнка.

– Ах ты, глупая скотинка, – сказал Басс жалостно. – Никто-то тебя здесь не гладит.

Малыш приоткрыл веко, сверкнул дурным стеклянным глазом и, согласно выдохнув, подставил Бассу морду другой стороной.

Послышался тихий шелест капсулы, приземлившейся на крышу спального корпуса. Скоро подошёл Янки.

– Теперь я знаю, почему на Земле вымерли динозавры! – вместо приветствия сказал он.

Янки всегда возвращался домой раньше всех: его поле находилось от основного купола ближе других наделов. Он принялся почёсывать Малыша возле уха. Тот довольно засопел приплюснутым носом.

– Как дела? – спросил Басс у Янки.

– Плохо, доктор Стар, – ответил тот. – Мне кажется, моя пшеница заражена базальным бактериозом.

– По инструкции полагается выявить возбудитель, – напомнил Басс.

– Да. Я взял образцы. После ужина начну. – Янки вздохнул: ему не хотелось торчать вечером в лаборатории.

Почти одновременно прилетели Сэм и Гамэн. Они тоже подошли к Малышу.

– Вечерний груминг? – произнёс Сэм с издёвкой, засовывая руки в карманы штанов.

– И ты тоже здравствуй, – ответил ему Басс.

Гамэн, глядя на Малыша, сказал с улыбкой в голосе:

– Ласковый. Ну, прямо, как телёнок.

Он обернулся и позвал Сэма:

– Пойдём, погладим!

– Сюда бы классную тёлочку. Уж я бы её погладил, – проворчал Сэм и вдруг вскричал возмущённо: – Ну, почему к нам женщин не берут? С тоски же подохнуть можно!.. Клянусь папой Иисусом!

Гаитянин Сэм обладал неудержимым мужским темпераментом. К концу полугодовой вахты характер его испортился окончательно. Сэм уже пару раз сцепился с Янки, дело чуть не дошло до драки.

Янки тоже об этом помнил. Он фыркнул и ответил Сэму ядовито:

– Женщин сюда не берут потому, что они не вынесут запаха твоих носков!

– Ты свои носки понюхай, придурок! – не остался в долгу Сэм, и его чёрное красивое лицо скривилось, как в плохом зеркале.

– А не пойти ли тебе к свиням! – лениво огрызнулся Янки по-русски.

Гамэн растерянно глянул на того, на другого, отвёл глаза и поспешил спросить у Басса, продолжая разговор:

– Нет, как вам это удаётся, доктор Стар? Вот ко мне на поле никто не приходит. Ни одна зверюга, даже самая маленькая…

Басс ответил совершенно серьёзно:

– А я говорю им мысленно: «Я пришёл к вам с миром от имени всего человечества!»

Сэм хохотнул.

– И пришёл, когда человечеству стало нечего жрать, – съязвил он. – Оно, это человечество, планету прокакало в своём двадцать первом веке. Теперь и к вам явилось, зверята!

Сэм, не спуская нагловатых глаз с Басса, принялся раскачиваться с пяток на носки. Руки он по-прежнему держал в карманах.

– Ничего не прокакало! Зачем ты так говоришь? – возмутился Гамэн. – Просто население Земли резко увеличилось, а ресурсы продовольствия выработались… И всё такое… Но мы же аккуратно? Мы же здесь ничего не нарушаем?

Он с надеждой посмотрел на Басса.

– Нет. Не нарушаем. Пока не выходим из купола, – успокоил его Басс.

Сэм оглядел всех и произнёс вдруг тихо, с тоской в голосе:

– Хоть вешайся! Совершенно нечем заняться!

– В кино можно поиграть, – предложил Гамэн. – Ты можешь даже играть за сборную русских футболистов.

– Надоело, – мрачно проворчал Сэм. – Мы уже во все фильмы переиграли по сто раз.

Басс посмотрел в сторону корпуса. На крышу садились капсулы остальных фуражиров.

– Однако, ужинать пора, – заметил он.

Гамэн спросил у него:

– Принести вам ужин, доктор Стар? Я всё равно туда иду?

Гамэн, ласковый и добрый до простоты французик, был самый молодой из них, почти мальчик, непонятно как попавший в эту клоаку цивилизации. Другие фуражиры – изрядно тёртые жизнью мужики – звали его «бэби» и постоянно гоняли с поручениями. Басс никогда не делал этого. И сейчас он отрицательно покачал головой и быстро направился к провиантскому блоку.

Когда Басс вернулся, почти все парни уже расселись. Последним прихромал Петрович, сжимая в руках контейнер с ужином, а под мышкой – бутылку пива. У него опять болело колено. Располагаясь на шезлонге, он кряхтел, жмурился и вытирал платком пот на лысине – влажно было без меры.

Заглянув внутрь своего распакованного контейнера, Петрович буркнул брюзгливо:

– Фу!.. Опять соте… Ненавижу баклажаны.

Сэм ему тут же ответил с издёвкой:

– А ты хотел люляки бабы?

Шутка была старая, но Петрович радостно гоготнул. Парни тоже довольно захохотали. Скоро все принялись за еду, неспешно перебрасываясь словами. Жаркий мезозойский день завершался. Семейка аллозавров скрылась в лесу, и какое-то время оттуда доносились чьи-то вопли и шум сминаемых растений. Потом всё затихло, как обычно перед наступлением темноты, когда дневные хищники уходят на покой, а ночные ещё таятся.

И тут Басс почувствовал, что на него накатывает олиба.

Он не испытывал этого чувства очень давно. Да, пожалуй, всё то время, что он пробыл здесь, у него не случалось олибы… И тут другие, чьи-то чужие мысли заполнили его голову, и она сделалась гулкая и пустая, а на душе стало сумрачно, как бывает только во время похорон. Мыслей в этот раз было только две. Они раскатывались эхом под сводом черепа с болезненным звоном. В глазах его потемнело.

– Запомните, полковник! Олибмен такого уровня мне нужен живым! Только живым! – гремел кто-то начальственно.

– Я никогда не ходил через Временной Мост, сэр. – Отзвуки ответной мысли пропадали и терялись в гулкой тишине головы Басса.

– Ничего, научитесь… Выполняйте! – Командный голос стих.

Басс увидел, как чёрная стрелка приближается к красной шкале, и как, следуя за нею, неотвратимо меняется кривизна окружающего пространства. Тошная муть покатилась по животу, по груди, по всему телу, опережая раскалённую волну холодного пота, а пространство скручивалось и скручивалось всё туже, всё плотнее, и чёрный абрис корабля вдруг стал зыбким, он медленно таял, исчезая, а потом вновь появился, возник на солнце жёстким сгустком тёмного космоса.

И тут же воздух потрясла вспышка взрыва, и вся корма брига как-то странно и страшно вздыбилась, и по бухте прокатился могучий грохот, и в растущем облаке дыма, копоти, кусков деревянной обшивки и ошмётков такелажа начали, одна за другой, валиться мачты, корёжа борта, леера и палубные надстройки, а ванты лопались с резкими хлопками, едва различимыми в рёве рвущихся и рвущихся в крюйт-камере бочонков с порохом и пороховых зарядов…

Басс очнулся. В воздухе стояла кислая пороховая вонь. Только этого никто, кажется, кроме него не чувствовал. «Агенты нашли меня. Я плохо спрятался. Надо было всё же завербоваться в Иностранный Легион», – подумал Басс и огляделся.

Сэм смотрел на него насмешливо, но зрачки его глаз, неподвижные и чёрные, как угли, потрясённо расширились.

– Бокорские штучки, – бормотнул он и отхлебнул пива.

Кто-то ему ответил:

– Бери выше. Не бокорские штучки, а олибменские.

Сэм глянул в ту сторону, спросил с вызовом:

– И ты веришь в олибменов, умник?

– Не знаю. Говорят, что они могут людьми управлять… Ну, прямо, как мы в кино, только без шлемов, – опять ответил кто-то.

Кто-то добавил:

– И ещё говорят, что все они работают на секретные службы.

– И поэтому ты про них, про секретных, так хорошо знаешь, – съязвил Сэм.

Никто ему не ответил. Басс вытер рукой мокрый лоб, хотел заговорить, но только захрипел горлом, глухо, как цепной пёс.

– Да, такая жара, – посочувствовал ему Петрович и протянул салфетку. – А ведь только конец мая.

Наконец, Басс выговорил:

– Будет взрыв… Скоро. Сегодня.

Парни даже курить перестали.

– Академик Симонян считает, что Большой Взрыв произойдёт через триста тысяч лет! – заметил Петрович осторожно. – И только тогда начнут гибнуть динозавры.

– Академик Симонян ошибся, – ответил Басс. – Надо уходить отсюда… Быстрее. Надо запросить Мост для перехода.

Пухлые губы Сэма брезгливо скривились. Он откусил кончик новой сигары и сочно сплюнул его в сторону. Басс оглядел остальных – никто ему не верил.

Как можно беспечнее он спросил:

– Тогда, может, слетаем на Ниагару? Давно собирались.

Никто не шелохнулся. Только на лице Гамэна появилось облегчение. Он вскочил, бросил осторожный взгляд на Сэма и поспешно выговорил:

– Да, давно собирались, мужики! Ночь сегодня будет двулунная!

– Куда вас несёт на ночь глядя? – удивился Петрович.

– Да ладно, давайте слетаем… Пива с собой побольше возьмём, – продолжал уговаривать Басс, уже поднимаясь.

Все смотрели на него молча. Янки кашлянул и задумчиво погладил пальцем свой бакенбард а-ля какой-то их американский король. Его армейский браслет выживания блеснул клипсами на приоткрывшемся запястье.

– Я тоже, пожалуй, слетаю, – вкрадчиво произнёс он. – Ниагара во время полного двулуния – это отпад.

Никто ему не ответил. Янки поднялся и пошёл за Бассом и Гамэном. Сэм издевательски захохотал им вслед.

И тут подул ветер – вдруг, посреди абсолютного штиля.

Басс схватил Гамэна за руку и потащил за собой. Янки тоже прибавил шаг. Они ворвались в корпус, вскочили в кабину лифта и поднялись к капсулам. Басс выбежал из лифта первым и застыл в оторопи.

По крыше тянуло холодом. Предзакатное небо, только что бесцветное, потемнело и сделалось зловещим. Его словно заволокло огромной пылевой тучей. Ветер дул, свирепея. На негнущихся ногах Басс приблизился к краю крыши.

Вся широкая долина, ограниченная пологими зелёными холмами, распахнулась перед ним… Далеко, до самого горизонта, поля золотистой пшеницы заламывались чёткими, словно вырезанными фрезой, кругами. В гуще зелёных зарослей пластами обнажалась земля… И тут он услышал крик. Парни внизу бежали за Сэмом к спальному корпусу, а им наперерез двигалась стая велоцирапторов. Смертоносные мелкие хищники почему-то прорвались через охранный купол и стремительно неслись на двух задних ногах, напоминающих птичьи лапы.

Первым мчался вожак, вытянувшись от кончика длинного горизонтального хвоста до раззявленной зубастой пасти, мчался, размашисто двигая из стороны в сторону передними лапами. За ним, чуть приотстав, летели другие самцы, такие же поджарые, сильные. На бегу они, как всегда, перепрыгивали друг через друга. Следом за самцами бежали самки – они были мельче, с массивными задами и более короткими хвостами, и они тоже перепрыгивали друг через друга, стремясь вперёд неудержимым вихляющимся потоком.

Янки выхватил бластер, – он один сумел провезти сюда оружие, – и стал стрелять. Стрелял он метко, срезая на бегу прыгающие тела, но велоцирапторов было слишком много, и оставшиеся в живых уже настигали фуражиров, которым оружие не полагалось по инструкции.

Сэм бежал к полю пшеницы с бутылкой пива. Он резко обернулся и врезал бутылкой по зубам ближайшему велоцираптору. Тот упал, покатился через голову, но на Сэма навалились другие хищники и стали рвать его. Хромого Петровича настигли у провиантского блока. Остальные фуражиры врассыпную бросились прочь. Вся долина была наполнена их криками и визгом велоцирапторов.

– Будь оно всё проклято! – завопил Янки, голос его сорвался.

– В капсулу! – крикнул Басс. – Надо запросить Мост!

И тут в долине тоскливо и жалобно завыл кто-то.

Янки бросился к капсуле. Басс потянул Гамэна от ограждения. Тот намертво вцепился в перила и глядел на то, что творилось внизу, качаясь, рыдая и вскрикивая невнятно. Янки вернулся, помог затолкать Гамэна в капсулу Басса и кинулся к другой.

Басс упал на водительское сидение, включил двигатель и поднял капсулу в небо. Гамэн затих, закрыв глаза и откинув голову на тонкой детской шее. Басс всполошено думал: «Да что этим агентам от меня надо? И что у них получилось с Мостом?»

Над горизонтом искрящейся мутью всходили две луны. Земли не стало, её словно украл кто-то, украл холмы и мокрую зелень леса, и золотые круги пшеницы – всё лежало внизу неживое, белое, будто припорошенное снегом. Шквалистым ветром капсулу Басса сносило к Ниагаре, то оттаскивая от капсулы Янки, то опасно прижимая к ней, но Басс скоро выправился и полетел низко, по широкой дуге над самым гребнем водопада. Прямо у его ног свинцового цвета река гигантским уступом надламывалась в сторону безымянного пока озера, едва различимого за клубами брызг. Капсулу Янки швырнуло вниз, и та пропала в бездне бесшумно грохочущего водоворота.

Связи не было, и Басс кричал в пустоту, надсадно, хрипло, выдавливая глаза, а на капсулу уже шла стена плотного серебристого инея, и мотор смолк, и вновь загудел, а волосы затрещали, заискрили, и потянуло дымом, и начали лопаться с резкими хлопками разряды иридия, почти неслышные в рёве магмы, рвущейся и рвущейся в крюйт-камере переходного блока. Из туч мохнатыми хлопьями повалил пепел. Две луны задрожали и слились в одну.

Басс понял, что у него перестало биться сердце. Он обернулся и тронул Гамэна.

Тот был холодный, а от внутреннего угла его глаза тянулся кровавый след от слезы, как у оленёнка.

****