Читать книгу Две луны мезозойской эры - Нина Запольская - Страница 7

– С фига ли? – спросил Петрович и повернулся к Сэму от микроскопа.

Сэм стоял перед ним с удивительно просящим видом, согнувшись в спине и вытянув шею, словно открывал дверь в кабинет врача с робким вопросом, можно ли ему войти.

Но Петровича трудно было пронять любым видом Сэма, даже видом Сэма умоляющего, поэтому он строго повторил:

– С фига ли, Сэмчик, мне это делать? Сейчас мои исследовательские часы.

Обрадованный тем, что Петрович, наконец-то, заговорил с ним, Сэм заканючил:

– Ну, перенеси свои часы, Петрович, миленький. Мне очень нужен микроскоп, просто до зарезу! Клянусь папой Иисусом!

– Мне тоже нужен микроскоп, Сэмчик, – отрезал Петрович и опять крутанулся к микроскопу на своём стуле.

– Да что? Что такого срочного тебе может быть надо? – взорвавшись, басом взревел Сэм уже в своей обычной манере.

– А то срочного! – не поворачиваясь от микроскопа, отозвался Петрович своим самым занудным тоном. – То и срочного, что дрозофилы не жрут наш горох… А ведь должны!

Сэм в удивлении округлил глаза, и они застыли на его чёрном лице, как белеющие в полумраке бара бильярдные шары, только шары с чёрными зрачками. Впрочем, эта маска потрясения на его лице так же быстро пропала. Скоро Сэм принялся стоять и молча смотреть на Петровича уже со скорбным видом.

Петрович чуть повернул голову от окуляров и скосил глаза на Сэма.

– Сходи, попроси микроскоп у Мики. Я знаю, что он сегодня тоже с микроскопом работает. У него какой-то облом с технологией получения аптамеров, – милостиво предложил он.

Наверное, Сэм смекнул, что любезно разговаривать с ним – самый верный путь доступа к микроскопу, потому что очень заинтересованно спросил:

– А что у Мики с аптамерами?

– Не знаю. Что-то у наших псов с носом стряслось, – пробормотал Петрович, подкручивая кремальеры регулятора света микроскопа. – То ли микрочип не оснащается нанодетекторами, то ли микроячейки не закрываются гидрофобными мембранами… Я особо не вникал.

Сэм на это ничего не ответил, он продолжал стоять, и тогда Петрович повторил даже угрожающе:

– В общем, лучше бы тебе сходить к Мики.

– Не-ет, ты плохо подумал… У Мики микроскоп рентгеновский, – жалобно протянул Сэм. – А мне надо твой, обыкновенный! Ты плохо подумал. Подумай хорошо, и скажи: «Да!»

Петрович молчал.

Потом, наверное, Сэм решил прибегнуть к лести, потому что заговорил томным голосом с придыханием:

– Ты такой красивый, Петрович… У тебя такая красивая красная лысина! Блестит так красиво и даже светильник в ней отражается. Очень эффектно…

– Я на солнце сгорел вчера, – заулыбался Петрович и обернулся к Сэму.

Взгляд Сэма напряжённо застыл, и Петрович посмотрел в ту же сторону: через лабораторию по проходу вдоль столов, здороваясь с парнями, шла Басс.

– Вы уже уходите, доктор Стар? – тут же поспешил заговорить с ней Сэм.

– Да, я уже закончила на сегодня, – ответила та, подошла к ним и остановилась.

Басс улыбнулась, и Петрович завороженно замер, в которых раз потрясённый обаянием её улыбки.

– Ну, и как там с нашими полюсами? – опять спросил Сэм, пожирая Басс глазами.

– Положение магнитных полюсов по-прежнему меняется в условиях снижении силы магнитного поля Земли, – всё с той же улыбкой сообщила Басс.

– А каковы прогнозы? – не отставал от неё Сэм.

Басс потрогала седой ёжик своих волос на макушке, словно проверяя, есть ли они на голове, и ответила:

– Сказать что-либо ещё сложно, для прогнозов недостаточно данных. Но понятно, почему на Земле сейчас несколько магнитных полюсов… Полюса начинают блуждать, когда магнитное поле Земли ослабевает.

– Это опасно, доктор Стар? – опять спросил Сэм и расправил свои широкие плечи, демонстрируя, что с ним ей можно не бояться никаких геомагнитных катаклизмов.

– Не знаю. Поэтому я связалась с Центром… Но меня там успокоили, что этот процесс может длиться тысячи лет, – ответила Басс и спросила: – А вы что делаете, Петрович?

Не успел Петрович открыть рот, как Сэм радостно выпалил:

– А мы здесь дрозофил изучаем!

Петрович неодобрительно глянул на Сэма, выключил микроскоп и ответил с достоинством:

– А вы знаете, доктор Стар, что в двадцатом веке все продукты питания были полезны? Все продукты, без исключения. В нашей семье сохранилось прабабушкино бумажное издание книги «О вкусной и здоровой пище» середины двадцатого века с очень интересными картинками. Так сливочное масло было очень полезно и в каше, и в картофельном пюре. Ещё его мазали на хлеб, а сверху клали сыр. И никто не боялся потолстеть. Куриные яйца были полезны, причём полезны целиком. Это потом медики забили тревогу, и рекомендовали всем есть в яйцах только белок, а ещё позднее – употреблять только желток… Мясо было полезно любое, особенно свинина. Были полезны почки, сердце, даже печень. Люди тогда не опасались холестерина и холестериновых бляшек в сосудах. И никто не боялся из-за нитратов есть крепкий отвар овощей в виде борща. Такой отвар особенно был полезным, как и мясной бульон, который не надо было сливать. И только к двадцать первому веку стало появляться все больше тучных людей разных возрастов с целым перечнем хронических заболеваний, несмотря на огромное количество всевозможных диет и ограничительных рекомендаций.

– Это вы к чему, Петрович? – спросила Басс.

– Это я сейчас сижу и думаю… Как хорошо, что моя бабушка, известный учёный-диетолог Татьяна Мещерякова… А у нас в роду все были диетологами, знаете ли! Что она не дожила до того времени, когда продукты питания стали синтетическими. Она бы этого не пережила! – выпалил он, с удовольствием отметив, что необыкновенно голубые глаза молоденькой докторши смотрят на него в потрясении.

– Ну… Продукты же не все синтетические. Есть и натуральная еда, – возразила та.

– Да, но мне иногда кажется, что синтетика как раз и появилась после многочисленных запретов врачей, – сказал он. – Люди стали бояться есть натуральные продукты.

– Ну, вы же сами понимаете, что всё было как раз наоборот. Но мы с вами об этом потом поговорим, а сейчас мне надо найти Янки, – сказала Басс с улыбкой, уже поворачиваясь, чтобы уйти.

– Янки в хозблоке, доктор Стар. Он сегодня собирался заняться танцами, – отозвался с соседнего стола Гамэн, и Петрович подумал, что этот малец уж точно не пропустил ни слова из их разговора.

Басс удивлённо вскинула брови, поблагодарила Гамэна и пошла по проходу между столами на выход.

– Я вас провожу, доктор Стар! Мне тоже надо в хозблок! – воскликнул Сэм.

Он быстро пошёл за Басс, уже что-то рассказывая ей. О «дозарезу нужном» микроскопе Сэм явно забыл.

Петрович неодобрительно глянул ему в спину, хмыкнул и опять включил микроскоп, чтобы продолжить научные изыскания: по традиции выходной день фуражиры посвящали своему хобби. Через пару минут он заметил, что из лаборатории, быстро выключив все свои приборы, ушёл Гамэн. Потом, убрав инструменты в стол, куда-то заспешил Полонский-старший, а следом за ним так же молча покинул лабораторию и его младший брат. Парни тихо и быстро уходили один за другим. Скоро Петрович остался в лабораторном блоке один.

Он оторвался от микроскопа, покосился направо, налево, оглядывая опустевшее помещение, потом откинулся на спинку кресла, посидел так немного в раздумье, затем выключил микроскоп и тоже потрусил на выход.

****

Все мифы придумываются теми, кому они выгодны.

Мифов про аргентинское танго к ХХII веку сложилось много. Кто-то объяснял новичкам, что танго – это откровенный танец борделей и страстный вызов проституток. Кто-то считал, что это предложение к сексу на одну ночь, а также красивая прелюдия к поножовщине. Были и те, кто в своём танго воспевал любовь всей жизни. Потому что каждый выбирает тот танец, к которому он тяготеет.

Фрейд разучивал с Янки аргентинское танго.

Войдя в хозблок, Басс какое-то время в удивлении стояла и смотрела, как они отрабатывали шаг и плавно двигались бок обок, подняв левые руки вверх, а правыми обхватив спины воображаемых партнёрш глубоким охватом. Музыка играла тихо. Фрейд отсчитывал шеститактный ритм.

Скоро Сэм, стоящий за спиной Басс, не выдержал и захлопал в ладоши с криком:

– Карамба! Да у вас тут веселуха!

Янки и Фрейд повернулись на голос, а, видев её, смешались и остановились.

– Продолжайте. Я посмотрю. Люблю танго, – сказала им Басс.

Только Фрейд вдруг усмехнулся, подошёл к ней и протянул руку со словами:

– Разрешите пригласить вас, сеньорита.

Басс на секунду замерла в удивлении, потом приняла его руку, но тут же убрала её. Сказала со сдержанной улыбкой:

– Одну минутку.

Она подошла к столу, сдёрнула с него упаковочную кисею и повязала себе на бёдра, чтобы закрыть брюки. Ей хотелось, чтобы лёгкая и длинная кисея, словно юбка, сделала её фигуру, – с довольно прямыми плечами, – более женственной. Янки в это время сделал музыку громче.

Аргентинское танго – это всегда танец с незнакомым партнером. В отличие от бального танго, в аргентинском нет никаких заученных вариаций – это обязательно импровизация, когда танцор ведёт женщину, а та за ним следует, поэтому каждый танец всегда отличается от другого своим рисунком. И сейчас Басс и Фрейд, присматриваясь друг к другу, сделали несколько качаний, чтобы понять партнёра и найти общий пульс.

Скандинав Фрейд был высокого роста, и Басс приходилось откидывать голову, заглядывая в его глаза. Ещё он был опытным танцором. Скоро Басс перестала отсчитывать про себя шеститактный ритм и отдалась танцу. Фрейд следил за своим телом, никогда не пропуская общие тренировки в гимнасиуме. Он следил за телом даже больше, чем за лицом, словно знал, что его рыжеватая шкиперская бородка, зеленовато-светлые глаза и твёрдого рисунка рот производят и без того должное впечатление на представительниц противоположного пола. Танцевал он уверенно и красиво, мягко и решительно направляя Басс. Она чувствовала его намерения и движения, но старалась отвечать им сдержанно, независимо.

Женщин, неуверенных в себе и в своём праве на поддержку мужчины, в танце видно сразу: двигаются они робко и на партнёра не опираются, лишая его контакта и ощущения присутствия в паре. Женщины, привыкшие в жизни за всё отвечать в одиночку, и в танго не слушаются партнёра, тревожно смотрят под ноги и оглядываются себе за спину, стараясь оценить ситуацию. Слишком уступчивые женщины, только встав на паркет, сразу делают в танго шаг. Иногда даже из некомфортного для себя положения, потому что думают, что именно этого ждёт от них партнёр. Те, кто не допускает в жизни настоящую близость с мужчиной, танцуют красиво, но словно не в паре, а сами по себе. Такие партнёрши глядят на партнёра, только одаривая его быстрой дежурной улыбкой.

Для партнёрши в танго главное – женственность, а это всегда мягкость и чувствительность. Для женщины в танго важно красиво держать спину и правильно делать шаг, всё остальное сделает мужчина. Ей не надо заучивать рисунок танца. Заученные схемы поведения лишают близости, теплоты и личностных отношений не только в жизни, но и в танго. Танцуя с Фрейдом, Басс старалась быть чуткой, но самодостаточной.

Однако, их танец длился недолго. Вскоре Сэм шагнул к ним, с натянутой улыбкой и нескрываемым вызовом глядя на Фрейда: они были почти одного роста. Басс остановилась. Фрейд сделал полупоклон и передал её руку Сэму.

Самое сложное в танго – это объятия: обычно в жизни мы никого не подпускаем к себе так близко. И теперь, обнимаясь с Сэмом в танце, Басс в первый момент растерянно вглядывалась в его лицо. Глаза Сэма были полуприкрыты красивыми веками. Басс лучше видела его полные негритянские губы – с каждой секундой они всё больше чувственно трепетали. Танцевал Сэм свободно и даже раскованно, несколько раз пытаясь направить её на танго-нуэво с его ломаным ритмом и непристойно-острым выбрасыванием ног. Однако Басс не позволила ему этого, хотя, что и говорить, от танца Сэма на неё повеяло истомой тропической ночи.

Только тут в хозблоке появился Гамэн. Он вошёл и застенчиво замер у входа, не отрывая взгляда от неё и Сэма. Басс остановилась, поблагодарила Сэма, заканчивая их танец, и ему пришлось проводить её туда, где стоял Гамэн. Она подошла и мягко, но требовательно протянула Гамэну руку, зная, что сам он не осмелится её пригласить, просто не посмеет, боясь показаться неловким. Гамэн с неопределённым вздохом вышел за нею на середину пола.

Он волновался – это было заметно, и первое время, чтобы подбодрить его, она тихо, почти только губами, отсчитывала ритм, не позволяя ему сбиться. У него были глаза с поволокой и нежная шея с крупным, подростковым кадыком. Она знала, что сердце Гамэна сейчас лихорадочно бьётся в гортани, в этом кадыке, и что ему не хватает воздуха, чтобы дышать, а губы от волнения пересохли: он несколько раз облизал их быстрым языком. Гамэн по неопытности слишком боялся что-то напутать, и от этого самой Басс стало хорошо и свободно.

Кажется, скоро в хозблок сошлись все фуражиры отряда, и она со всеми танцевала, подмечая их малейшее движение, их малейшее желание. Массивные братья Полонские танцевали с ленивой грацией, быстрый Лоретти – со стильными ужимками напудренного тангеро-профессионала. Мика своей манерой танца заставил её удивиться: и тем, что он умеет танцевать вообще, и тем, что он умеет танцевать танго-квир. Об этом ей ещё предстояло подумать… Потому что нет ничего лучше, чем танец, чтобы понять другого человека, будь то мужчина или женщина. Танцуя, ты начинаешь его хорошо чувствовать и понимать, и в этом заключается волшебство танго.

Самым последним в хозблоке появился Петрович. Танцуя, он тщательно держал дистанцию, словно боясь ненароком дотронуться до неё животом. Двигался он со старомодной грацией аргентинского рантье начала ХХ века, зашедшего в кафе потанцевать в свободный вечер. Басс почему-то знала, что именно так они и танцевали, эти рантье – соблюдая дистанцию до своей партнёрши, а всё для того, чтобы не попасть в неловкую ситуацию. Когда Петрович ей улыбался, в уголках его голубых глаз собирались ласковые морщинки. Басс было комфортно с ним танцевать, но её волновала мысль о Янки.

Тот по-прежнему возился с музыкальной системой, что-то там включая, переставляя и налаживая, и только иногда оглядываясь в зал. Когда она подошла к нему, он тут же обернулся, словно давно ожидал её. Спокойное, немного надменное лицо его было близко сейчас, и она, всматриваясь в странные холодно-пылкие глаза Янки, уже знала, что в танце он будет быстр, точен и сдержан до сухости, и только руки, – крепкие пальцы, – будут выдавать его чувства. Если эти чувства у него есть, конечно: иногда она в этом сомневалась.

Басс улыбнулась и произнесла, приглашая:

– Я только с тобой ещё не танцевала.

– Уже поздний вечер. Я думаю, что вы устали, доктор Стар, – вдруг сказал Янки и объяснил: – А завтра нам рано вставать… Но мы как-нибудь потанцуем с вами. Обязательно найдём время.

В этот миг ей показалось, что музыка неожиданно смолкла, резко оборвалась, как и её сердце, рухнувшее вниз, а сама она, – по виду ещё живая, – осталась стоять посреди тишины с громкой фразой на губах, и все присутствующие обернулись к ней и посмотрели с сожалением и жалостью, потому что, наконец, узнали её тайные мысли.

– Да, конечно, – нашла она в себе силы ответить и добавила: – Обязательно отыщем время.

****

Ночью Басс вышла на связь с Морозовым.

– Куда вы нас забросили, поручик? – спросила она.

И спустя долгие, томительные секунды ожидания голос Морозова с металлическими интонациями, характерными для временной гипер-связи, донёсся до неё сквозь толщу времён:

– Какая тебе разница, корнет? Материки в нашем понимании на планете ещё не сформировались. Южная Америка едва-едва отделилась от Африки. Но мы подобрали вам тихое местечко, подальше от вулканической деятельности.

– Так где мы находимся, профессор Морозов? – не отставала Басс.

– В Патагонии, доктор Стар. Чего ты кипятишься?.. Это будущая Аргентина.

– Почему в Патагонии?

– Потому что в остальных местах бушуют вулканы, и воздух непригоден для дыхания. А в Аргентине – покой и красота. Не то, что у нас в Москве сегодня.

Морозов замолчал, и Басс спросила:

– Что? Опять?.. И что у вас там на этот раз?

– На этот раз предупреждение о множественных торнадо. Готовимся к частичной эвакуации. Нескучный сад уже закрыли куполом. Так что завтра у нас – субботник по уборке территории. Тяжёлый будет день.

– Я тебя не задержу. Что ты узнал о моей просьбе?

– Так бы сразу и спрашивал, без прелюдий… Ничего я не узнал. Не смог узнать. Я же говорил, что личные дела отряда – строго засекречены. Даже моего допуска не хватает. Даже твоё досье мне не дают, хотя тебя рекомендовал в программу именно я.

Басс молчала, не зная, как на это реагировать.

– Но ты же сам говорил, что под твоей командой – нормальные мужики! – опять заскрежетал голос Морозова.

– Да, мужики нормальные, – согласилась Басс и объяснила: – Даже слишком нормальные. Не похожи они что-то на бомжей и клошаров.

– Ну, на тебя не угодишь! Бомжей ему подавай! – заворчал Морозов и добавил уже в своей обычной властной манере: – Я помню о твоей просьбе и постараюсь что-нибудь придумать… Ладно! Включаю передачу корреспонденции. Принимай! Сегодня писем мало. Только Фрейду – от матери и Сэму – от девчонок. И ещё…

Он помолчал и с явной неохотой выдавил:

– А ещё письмо тебе… От Катрин.

Басс подумала, что ей послышалось. Она откинулась на спинку кресла… Свет и дымящаяся свежесть давнего утра, и тяжесть шагов по невидимым тротуарам. Сверкание ног уходящей Катрин… И горечь её слов, – «Я замужняя женщина», – за которые та цеплялась, как за спасательный круг, навалились, оглушили, заставили потерять дыхание. Сил Басс хватило только, чтобы переспросить:

– От Катрин?

– Да, от Катрин. Принимаешь? – повторил Морозов.

Думала Басс недолго. Потом ответила:

– Нет, не надо… Ты же читал это письмо? Расскажи, что в нём?

– Не хочешь читать письмо Катрин? – переспросил Морозов. – Не верится, что ты так изменился. Хотелось бы мне сейчас увидеть твои глаза.

Басс усмехнулась. Произнесла с трудом:

– Вот и хорошо, что не можешь увидеть. Ты бы очень удивился… Так что в том письме?

– Ну, она пишет, что рассталась с мужем… Пишет, что сейчас у неё тяжёлый период. Что часто вспоминает тебя. Хочет встретиться, – ответил Морозов явно нехотя.

«Катрин верна себе», – подумала Басс и спросила медленно, тщательно подбирая слова, чтобы не начать говорить, как женщина:

– На моём счету ведь есть голда?

– Да, конечно, – подтвердил Морозов. – Всё согласно твоего контракта.

– Пошли ей половину, – попросила Басс.

– Но это очень много! – запротестовал Морозов.

– Пошли ей половину, – повторила Басс. – Вряд ли в ближайшее время я вернусь на Землю. Мне нравится здесь. Всё, как ты обещал… Чистый воздух, девственная природа.

– Темнишь, тощая докторская задница! – проскрежетал металлом Морозов.

– Если только совсем немного, толстая профессорская задница! – поддержала она обычную для них шутку.

Включив приём корреспонденции, Басс запустила поиск в ретро-библиотеке. Сегодня Петрович смутил её, когда заговорил на тему питания: ясно же, что заговорил он не просто так, ему явно хотелось произвести на неё впечатление. И солидный Петрович туда же! Ладно – Сэм, он – завзятый ловелас, и бороться с этим невозможно. Но Петрович? Басс чувствовала, что у неё не получается руководить отрядом мужчин. Не получается!.. И зачем только она теперь – женщина? И это называется получить «другой тип оружия»? Может, ей надо совсем перестать улыбаться и вести себя ещё жёстче, ещё суше? Или постричься налысо?

Басс потрогала ёжик своих волос на макушке, привычно ощущая ладонью их нежное покалывание, и сосредоточилась на материалах о диетологах Мещеряковых.

Татьяна Мещерякова действительно была известной учёной, о ней много писали, она выступала с лекциями и вебинарами в вирте. А ещё Басс нашла упоминание о её внуке, молекулярном диетологе Степане Петровиче Мещерякове в связи с большой транспортной аварией, в которой тот пострадал и только чудом выжил – выжил один из нескольких десятков погибших пассажиров.

И в этом была непонятная пока для неё странность.

****

Она видела корни деревьев – это Басс знала совершенно определённо.

Она, непонятно как, видела корни деревьев в совсем тонком слое плодородной почвы, что был сейчас на планете, Земле мелового периода. И вот на этой Земле только-только прошёл дождь, которого давно не было и по которому так исстрадались эти исполинские деревья. И теперь их корни тянулись к воде, сочащейся сквозь красноватую почву, и росли прямо на глазах. Они ползли и лезли во все стороны, охали, кряхтели и постанывали от натуги и животного удовлетворения, с большим трудом раздвигая почву, но не переставали слушать вздохи и движение корней, растущих рядом, с радостью принимая их довольное бормотание, потому что знали: где-то наверху ствола, на недосягаемой высоте, тянулись к солнцу пальцы-побеги, и набухали, лопались глаза-почки, и разворачивались с математической грацией ресницы-хвоинки, пока ещё нежные, трепетные и неопасные…

Пришла в себя Басс с осознанием того, что скоро непременно случится что-то нехорошее, после чего ей понадобится всё понимание здешних деревьев, которые только притворялись деревьями, а на самом деле имели звериную сущностью, и не только чувствовали всё и управляли всем вокруг, но могли защитить себя и даже могли нападать…

Испытывая невероятную слабость, которая всегда случалась с нею после приступов олибы, Басс быстро оделась, спустилась в командный отсек и через шлюз прошла в автономный мобильным блок связи. Вахтенный повернул голову и глянул на неё тёмными провалами глаз, и она, уже предчувствуя что-то страшное и готовясь к этому, спросила:

– Хафиз, как вахта? Ничего необычного не заметил?

– Да, доктор Стар. Вот сижу и ничего не понимаю… Такая атипичная волна прошла по планете, – ответил тот.

– Когда прошла?

– Сейчас только. Я даже не успел вас разбудить.

– Что за волна? Покажи!

Быстрым движением руки Хафиз направил изображение на ближайшую к ней панель монитора и сказал:

– Вот смотрите! Очень необычный рисунок из низкочастотных вибраций.

На панели Басс увидела чёткий зигзаг с преобладанием волны одного и того же типа, которая повторялась каждые семнадцать секунд и распространилась на десять тысяч километров по всей планете.

– Может, землетрясение было где-нибудь? – с надеждой спросила она.

– Нет. Когда здесь идёт землетрясение, запись другая… Тогда друг за другом приходят волны различных типов с разными периодами колебаний. У землетрясений очень характерная запись: сначала приходят продольные волны, потом поперечные, потом поверхностные. И все они поляризованы по-разному. А эта волна длилась минут пятнадцать, но у неё отдельные волны не различаются. Это непрерывное колебание поверхностного типа с периодом в семнадцать секунд. Период тоже очень странный. В общем, это не похоже на обычное землетрясение даже у нас, в наше время на Земле.

– Какие есть версии?

– Научная версия у меня только одна, доктор Стар. Волна пошла от вулканической активности и движения магмы. А активность в свою очередь вызвала горизонтальное смещение литосферных плит Земли.

– А ненаучная? Говори!

Хафиз помолчал, запнувшись, и произнёс со своей неловкой, чуть застенчивой улыбкой, которая всегда так шла ему:

– Проснулся морской монстр какой-нибудь!.. Кто его знает, что здесь в океане живёт!

Она недоверчиво подняла брови. Спросила:

– А эпицентр явления где?

Хафиз стал искать и наводить изображение, потом всмотрелся и выговорил потрясённо:

– Кажется… Подождите! Эпицентр – наш Мост Времени, доктор Стар!

– Надо связаться с Центром! – ахнула Басс.

Она быстро села за пульт, ожидая от Хафиза рапорт о доступной связи, но тот выговорил через несколько секунд:

– Связи нет, доктор Стар!

– Отправь запрос!

– Запрос отправлен! Связи нет!

– А наш защитный купол? Стабилен?

И ответом на её страхи в предрассветной тишине раздался зуммер разгерметизации купола.

– Твою мать! Нет больше у нас купола! – выругался Хафиз. – И провиантский блок горит!

– Системы пожаротушения? – вскрикнула Басс.

– Все системы активированы! – сообщил Хафиз.

Тут к ним влетел Янки – вид у него, всегда сдержанного, был взбудораженный.

– Пожар на крыше спального корпуса! – доложил он. – И склады тоже горят!

Басс включила общий обзор станции. Камеры слежения вывели к ней на монитор угрожающую картину пожара: горящие корпуса, а по территории, между ними – смутные, как тени, но стремительные, как смерть под колёсами поезда, силуэты с длинными хвостами.

– Включить красный код! – приказала она и всем телом потянулась к кнопке «Эвакуация персонала», но Хафиз уже выполнил её команду.

К зуммеру разгерметизации добавился сигнал тревоги. Это означало, что все фуражиры немедленно должны были покинуть свои помещения, собраться в командном отсеке и ждать от неё указаний по эвакуации. Поэтому она бросилась в командный отсек, решая по дороге, что объявить отряду: лететь к Мосту они не могли, хотя лететь было безопаснее и быстрее… Янки быстро шёл за ней.

В командном отсеке она подождала, когда соберутся все фуражиры. Последним, как всегда, приковылял Петрович, хотя было видно, что он торопился, как мог. Она обвела глазами парней и сказала членораздельно:

– Как вы уже поняли, на нашей станции по неизвестным причинам произошла авария. Все системы станции вышли из-под контроля… Нарушена стабильность защитного купола. Связи с Центром тоже нет. Но такое возможно. У них вчера объявили штормовое предупреждение из-за множественных торнадо. Поэтому связь сейчас – не главное. Связь мы можем установить позднее из мобильного блока. Хуже, что улететь к точке эвакуации нам не удастся. Пожаром на крыше мы отрезаны от капсул.

– И пожар на крыше мощный, – пояснил Янки. – Я там был сейчас. Нам его не локализовать.

«Не очень-то эти капсулы нам помогли в прошлый раз!» – подумала Басс, глянув на Янки.

И уловила его взгляд, остекленевший на миг. Она готова была поклясться, что Янки вспомнил сейчас, именно в эту минуту вспомнил, как его капсула исчезла в недрах водопада.

Он опустил глаза и бесцветно, без всякой интонации произнёс:

– Фэйл! Придётся уходить на кроссоверах, мэм.

– Да, такая подстава! Пойдём на кроссоверах. На них есть аварийный запас спасения, – подтвердила Басс и спросила: – Возражения есть?

Парни по-прежнему молчали с угрюмым видом. Даже Сэм был сосредоточен, а потом он просто пожал плечами.

И тогда Петрович ответил за всех:

– Возражений нет, доктор Стар.

– Тогда поспешим. И прошу разобрать оружие, – сказала она и направилась к двери в оружейную.

Мысли и чувства захлёстывали её, и самой мучительной была мысль о Янки: почему тот ночью оказался на крыше спального корпуса?

****

Вокруг стоянки, беспокойно повизгивая, бегали псы.

Мягкая чешуя перовскитовых фотоэлементов на них вздыбилась и непрерывно меняла окраску, что было само по себе непривычно: ветра сейчас не было. Басс какое-то время придирчиво следила за ними. Не нравилось ей их поведение, что-то с этими псами было определённо не так.

– Ты псов успел отладить? – спросила она у Мики.

– Успел, доктор-тян. На станции псы были в полном порядке, – ответил тот. – Но я и сам вижу… Что-то непонятное с ними творится.

– Ты приглядывай за ними, ладно? – попросила Басс и опять пошла по стоянке, осматриваясь вокруг.

Первый день их продвижения к Временному Мосту прошёл на удивление спокойно. Они шли на двух кроссоверах: первый кроссовер тянул за собой блок связи, который второй кроссовер прикрывал сзади. Блок связи был жизненно важен, потерять его они не могли ни при каких обстоятельствах.

Временной Мост, куда они сейчас направлялись, открылся на Земле Мезозоя в единственно возможной «кротовине», только местность эта была совсем непригодной для сельскохозяйственных работ. Поэтому и получилось так, что точка эвакуации оказалась от их станции в нескольких днях езды.

Весь день из окон кроссоверов они наблюдали обширные равнины, изобильно поросшие высокой растительностью. По этим равнинам бродили стада травоядных динозавров – огромных, как и все травоядные. Хищников рядом со стадами почему-то не было, и эта странность даже пугала Басс. Куда девались хищники?.. Куда?.. Зато травоядных сопровождали тучи крупных, как вороньё, насекомых. Некоторые из них подлетали к кроссоверам, и тогда по внешней акустике был слышен жёсткий стрёкот их крыльев. Высоко в небе парили, как всегда высматривая падаль, кетцалькоатли. Стояла такая влажность, что стёкла кроссоверов запотевали – климат-контроль не справлялся.

Лесов в этой местности было немного, но они таили в себе опасность. Разведчики-дроны с самого начала эксперимента не смогли установить, какие животные там обитали, а фуражирам заходить в леса было запрещено уставом тайм-калигмента, и правило это ими строго соблюдалось.

Ближе к вечеру отряд стал искать стоянку для ночлега: всем хотелось выйти из кроссоверов, подышать вольным воздухом, размять ноги. Подходящее место нашли довольно быстро на опушке рощицы странных деревьев. Их ровные, без боковых побегов стволы грязно-голубого цвета стремительно уходили в небо, и только на самом верху этих сорокаметровых исполинов трепыхалась довольно жалкая крона из несколько гибких веток. Земля под деревьями была устлана рыхлой полусгнившей подстилкой.

Вот к одному такому дереву Сэм и пробрался по этой мягкой подстилке, чтобы приладить на его бугристый ствол катодную инфра-сеть для обогрева и отпугивания насекомых: вечер обещал быть сырым и прохладным. Но не успел он потянуться к стволу руками, как с дерева с раскатистым треском рухнула кора. Сэм успел отпрыгнул. Быстрая реакция спасла его: кора с дерева осыпалась полностью, от макушки и до подножия, и лежала теперь на земле внушительными пластами.

– Что за фигня? – заорал Сэм. – Меня чуть не пришибло!

С перекошенным от злости лицом он шагнул через завалы коры и опять потянулся к теперь уже голому, гладкому, лишённому коры стволу.

– Нет! – закричала Басс. – Не подходи!

Тут с соседних деревьев тоже рухнула кора. Сэм застыл на месте с поднятыми руками.

– Да что же это такое? – вскрикнул Петрович. – Видят они, что ли?

– Это коропадные деревья! Наверное, они чувствуют! И предупреждают, – согласилась Басс и добавила: – Надо уходить отсюда! Мы им не нравимся!

– То есть, как это – не нравимся? Это же всего лишь простые деревья, хоть и коропадные! Ну, пусть не простые, а мезозойские, но всё же! – не мог успокоиться Сэм.

– Я не знаю, как не нравимся! Но они способны нас уничтожить! – сказала Басс.

– Жесть! Как это уничтожить? Типа, дать по башке корой? Или вообще рухнуть на нас? – завопил Сэм.

Басс помолчала, потом объяснила неожиданно даже для себя:

– Нет. Скорее всего эти деревья что-то выделяют! Посмотрите на наших псов!

Мика склонился над датчиками ближайшего робото-пса.

– Псы что-то учуяли в воздухе, – сказал он. – И то, что они учуяли, становится всё мощнее. Индикаторы словно взбесились.

– Знаете, мужики!.. Мне почему-то совсем не улыбается останавливаться здесь на ночь, – заявил Полонский-старший. – Нехорошим чем-то повеяло. Вспомнилось давнее.

Парни стояли в нерешительности. Они устали, им не хотелось срываться с облюбованного места и опять ехать куда-то на ночь глядя, тем более, что приборы показывали скорую грозу. Парни посматривали на Басс, на деревья и на псов, которые повизгивали и, действительно, вели себя с каждой секундой всё беспокойнее. Сэм уже овладел собой и начал демонстративно принюхиваться, со своей обычной усмешкой поглядывая вокруг. Он даже сделал шаг к ближайшему дереву-исполину и потянулся к нему широким носом. Посыпались шуточки. Парни улыбались, но не думали трогаться с места.

Всё это время Янки стоял и задумчиво поглаживал пальцем бакенбард. Потом он сжал свои тонкие губы, поднял руку, – армейский браслет его сверкнул металлической застёжкой, – и скомандовал:

– Хорош тормозить, милашки! Мы уходим и ищем другую стоянку. Места кругом полно. Целая планета в нашем распоряжении.

Улыбка у Сэма пропала, подбородок закаменел. Однако спустя мгновение он покосился на Басс и воскликнул:

– А и правда, чуваки! Ходу!

И подхватив свой бэкпэк, Сэм первым двинулся к кроссоверам. Янки пошёл за ним, и Басс вгляделась в его спину: за всё это время Янки не посмотрел на неё ни разу.

Может быть, из-за того, что с самого начала она села в машину не к нему, а к Сэму?

****

Впрочем, от коропадной рощи они отъехали недалеко и скоро разожгли костёр, несмотря на возражения Янки.

Нашли упавшее дерево, напилили его и, немного помучавшись с сыростью этих дров, сложили костерок. Не для тепла даже, – инфра-сеть работала исправно, – просто неуютно было сидеть и ждать приближения ночи без огня. К тому же заряд аккумуляторов с кроссоверов надо было беречь, и с этим Янки был согласен.

К ужину из блока связи вернулся Хафиз и доложил, что соединения с Центром нет по-прежнему.

– Если мы и завтра не свяжемся с Центром, они сами начнут нас искать, – успокоила всех Басс

Аккуратно распечатывая свой пищевой контейнер, Гамэн грустно заметил:

– Вечер здесь слишком стремительно наступает. И «сильвупле» не успеваешь сказать.

– Так ведь дни на этой Земле короткие какие, – ответил Янки, подсаживаясь к нему со своим контейнером.

– Да! Дни, может, и короткие, а вот год – целых 385 дней, – тут же вставил Сэм, вольготно вытягивая длинные ноги ближе к костру.

– Ну и что? Зато едим чаще! – отозвался Петрович сосредоточенно: он никак не мог подцепить толстыми пальцами свою ложку из узкого отсека.

Полонский-старший включил свой контейнер на разогрев и сказал с недовольством в голосе:

– Завтра надо обязательно хакнуть кого-нибудь помясистее. Для шашлыка.

– По уставу мы можем стрелять в животных только в случае крайней необходимости, – напомнил ему Мика.

– Фан! – ругнулся Фрейд. – А у нас сейчас, типа, не крайняя необходимость?

– Да, крайняя, – сказала Басс и улыбнулась: как все истинные шведы, Фрейд везде вставлял это словечко «фан», которое у него в зависимости от контекста могло превращаться в довольно сильное выражение.

– Ещё древнейшие люди запекали куски мяса и даже целые туши. Копчение было первым способом консервирования пищи, – наставительно проинформировал всех Хафиз.

– Ну, да, – пробормотал Петрович. – А дым вносил в продукт углеводороды, некоторые из которых были мутагенны и канцерогенны.

– Карамба, Петрович! Ты что? Против барбекю? – возмутился Сэм.

– Я? Против барбекю? – переспросил Петрович потрясённо. – Да ни в жисть!

Скоро разговоры смолкли, как это обычно и бывает всегда в начале любой трапезы. Потом Петрович, с аппетитом подчищая ложкой стенки в пищевом контейнере, спросил:

– А теперь скажи мне, Сэмчик, как это ты успел отскочить от того злодейского коропада?

– Значит, вот такой я молодец! – явно бахвалясь, ответил Сэм.

– А если серьёзно? – спросила Басс.

– А если серьёзно, то я услышал, как кора начала сыпаться на самом верху ствола, доктор Стар, – объяснил Сэм.

– А ты, типа, не сочиняешь? – спросил у него Полонский-старший. – Прям, типа, услышал!

– Сочини сам, – огрызнулся Сэм. – Говорю же: я услышал. Или, скорее, почувствовал что-то. А сам-то ты… Что ты там говорил о нехорошем, которым на тебя повеяло?

– Ну, да. Повеяло, – пробормотал Полонский-старший и глянул искоса на брата. – Был случай, значит…

– Расскажите, Войцех. Вечер только начинается, – попросила Басс и отложила свой контейнер, готовая слушать.

Полонский-старший замялся. Чувствовалось, что ему не хочется ничего рассказывать, и Басс уже покаялась, что повела себя так неделикатно, но неожиданно заговорил Полонский-младший:

– Да особо хвастаться нечем, пани доктор. По-глупому так всё случилось… Мы с братом возвращались тогда домой из бизнес-поездки. А жарко в тот день было, лето в тех местах, под Орловщиной, стояло знойное… А дорога наша шла мимо Голубых озёр. Когда-то давно под Орлом хотели построить водохранилище – Орловское море. Начали копать, выкопали несколько карьеров и обнаружили в тех карьерах голубую глину. Даже добывать её стали… Но тут наступили иные времена, проект водохранилища забросили, а карьеры оказались затоплены. Вот и получилось из них несколько небольших озёр, с голубой водой из-за цвета глины. Красотища – словами передать трудно… Местные там купаются и рыбу ловят. Вот мы мимо едем, солнце печёт, хоть в салоне нашего кара и прохладно, но купаться всё равно хочется… Я прошу у брата: «Давай остановимся, искупаемся!» А Войцех: «Нет времени!» Вот мы три озера проехали… Уже и четвёртое проехали, я опять попросил вернуться: купаться хочу, мочи нет. В общем, упросил я Войцеха, и он вернулся на последнее озеро. Дивное место… Камыши по берегу, цветы всякие на лугах вокруг. Бабочки, мушки, стрекозки носятся… Мосточек – пирс самодельный. В-общем, нырнул я с того мосточка – и не вынырнул…

Стас Полонский замолчал, с жалкой улыбкой глядя на Басс. От неожиданности никто из фуражиров не произнёс ни слова, а Басс внезапно с пронзительной ясностью поняла, что свою историю Стас Полонский рассказал сегодня именно ей, только для неё и только потому, что она – женщина. Никогда раньше он фуражирам ничего о себе и брате не рассказывал. Ни одного словечка.

Где-то вдали отчётливо прогремел гром, потом ещё и ещё раз.

Сэм воскликнул:

– Как не вынырнул?.. Стас! Ты чего несёшь-то?

– Так… Не вынырнул, – повторил тот. – Захотелось мне под пирсом проплыть. А там сеть рыбацкая оказалась потерянная, я в ней запутался, испугался, погрёб назад, да не туда. Саданулся головой о доски… Воздуха в груди не хватило. И я утонул… Вот так случается иногда, пани доктор. Очнулся в больнице. Спасибо брату, вытащил меня, откачал. Сам заболел только…

– Человек стреляет, бог пули направляет, – громко сказал старший Полонский и добавил: – А ведь, однако, парни, гроза пришла.

Резким порывом ветра разметало костёр, разнесло по земле искры и угли, и Янки стал машинально затаптывать их, не переставая настороженно оглядываться вокруг. И только тогда все заметили, что на крышах кроссоверов уже полностью развернулись автоматические ветрогенераторы, потому что ветер дул всё сильнее.

– По машинам! – сдавленно прокричала Басс.

Янки и Сэм первыми, а за ними остальные, бросились сворачивать оборудование и заносить его в кроссоверы. Мика стал звать псов. Хафиз рванул к себе в блок связи.

Мезозойская гроза, между тем, скоро превратилась в хаос.

Порывы ветра не давали дышать. Гром оглушал раз за разом. Молнии били, казалось, прямо над головой, ежесекундно прорезая сгустившуюся черноту. Только молнии и фары кроссоверов освещали окрестности мертвенным светом, и в этом свете было отчётливо видно, как по земле всё быстрее и быстрее понеслись мутные потоки воды, которые тащили с собой копошащихся насекомых, вертлявых мелких динозавров, извивающихся червей, змей и каких-то других животных, чьи лапки и хвосты уже трудно было разобрать в мешанине из грязи, веток валежника и опавшей коры, а стоявшие неподалёку деревья отчаянно метались под ветром из стороны в сторону, словно хотели сорваться с места и убежать в ужасе. Потом хлынул ливень, но фуражиры уже успели сесть в кроссоверы.

– Похоже, что это сель начался, доктор Стар, – донесся по громкой связи до них голос Янки из второго кроссовера.

– Буду выбираться на возвышенность, – отозвался Сэм. – Следуй за мной!

И тут в боковое окно их машины, беззвучно хлестнув комком спутанных корней, ударился ствол дерева. Следом в ветровое стекло саданул другой ствол, но эластичные стёкла выдержали удары. Мотор кроссовера заработал, и Сэм плавно снял машину с места.

Умный вездеход уверенно плыл по густой жиже селевого потока на своих лёгких, композитного металла, буерах. Иногда только Сэм, ориентируясь по радарам, заставлял вращаться его многочисленные колёса, и тогда колёса работали, как лопасти гребных винтов.

Хотя кроссовер спроектирован был справляться с корректировкой движения автоматически, без вмешательства человека.

****

Каждый из нас утром просыпается ребёнком и остаётся им всё время, пока лежит и мечтает под одеялом.

В это утро помечтать Басс не удалось. Сэм разбудил её, когда доложил совсем тихо:

– Мне надо поменять пятнадцать секций у наших колёс, доктор Стар. Их пробило во время селя, ещё ночью. Ехать мы, конечно, сможем, но лучше не рисковать… И в кроссовере Янки есть поломки.

Басс открыла глаза. Сэм стоял перед нею. Мотор кроссовера гудел мерно, чисто и чуть слышно.

– Мне надо поменять пятнадцать секций у наших колёс, доктор Стар, – стал повторять Сэм уже громче.

– Не надо. Я слышала, – прервала его Басс.

Она умела просыпаться быстро, поэтому бодро поднялась с кресла, на котором, сидя, спала всю ночь, и огляделась в окна. Было раннее, предрассветное утро, вездеход всё так же стремительно шёл по равнине среди высокой травянистой зелени. На горизонте по-прежнему паслись травоядные, в ясном небе летали птерозавры… Идиллия, да и только!..

– Да, конечно, мы встаём на ремонт. И на завтрак, – согласилась Басс и спросила: – Тебе удалось поспать?

– Удалось немного. Я ночью включал автоматику, – ответил Сэм.

Басс посмотрела в салон, где парни уже начали просыпаться и переговариваться, и объявила привал.

Спустя несколько минут Сэм свернул, затормозил на пригорке и принялся ездить по нему туда и обратно, приминая растительность для стоянки. Янки на втором кроссовере проехал вперёд, развернулся и остановился рядом с блоком связи, прикрывая его. Псы первыми выскочили на землю, чтобы исследовать её. Потом парни стали вытаскивать из кроссоверов вещи и оборудование для бивуака. Они уже шутили и громко перекрикивались друг с другом, занимая очередь в санузел. Сырость донимала своими густыми, насыщенными запахами. Вставало солнце. На крышах кроссоверов стали подниматься фотоэлементы.

Басс подошла к Янки, поздоровалась и сразу спросила о главном:

– Насколько сложные у тебя поломки?

– Так! По мелочи… Немного, – коротко ответил он и склонился над правым буером, вглядываясь в вереницу его колёс.

– Возьми себе в помощь кого хочешь. Гамэна или хоть Лоретти. Он вроде толковый, – не отставала она, надеясь поймать его взгляд: он опять не смотрел ей вглаза.

– Я справлюсь, – бросил Янки, не оборачиваясь.

– Жестянки должны быть на ходу, сам знаешь. И чем скорее – тем лучше, – настаивала она.

Янки молча лег под буер и застучал там чем-то.

Басс нашла Лоретти и Гамэна и отправила их в помощь по ремонту кроссоверов. Заспанный Хафиз вывалился из блока связи и стал разминать поясницу. Увидев, что Басс смотрит на него, он отрицательно покачал встрёпанной головой: связи с Землёй не было… Ну, да!.. Конечно! Иначе он бы её разбудил. Но где же связь?.. Что у них там в Москве случилось во время торнадо?

Завтрак сообразили быстро, просто разобрав контейнеры по вкусу и включив их на разогрев. С душем и «прочим» было сложнее – в душ и в «прочее» образовалась очередь, и кое-кто из парней пошёл «инжектировать нанитов» за блок связи. Басс окликнула Мики и показала ему кивком в ту сторону. Мика понял её без слов и послал за блок связи пса, чтобы сторожил мужиков.

Когда все сели и начали есть, Басс сказала Сэму:

– Я посмотрела наши координаты… Почему мы так медленно движемся?

Сэм застыл, сглотнул и выпалил:

– Так всё из-за грёбаных яиц, доктор Стар! Динозавры яиц своих навалили – целые поляны! Я что? Должен был по ним переть?

– Нет, не должен был переть. Ты правильно сделал, что стал их объезжать, – согласилась она.

– Целые поляны больших белых яиц в ночи, – заговорил Янки, прикрыл глаза и добавил: – Удивительно красивое зрелище.

Басс, не отвечая, открыла свой контейнер. Фрейд заметил, плотоядно усмехаясь:

– Фан!.. Целые поляны яиц… Какая яичница пропала!

– Яичница из ящериных яиц? Фу! – забрезговал Полонский-старший, он бросил есть и застыл с ложкой над своим контейнером.

– А что? В Колумбии это – деликатес! – загоготал Сэм.

Полонский-старший посмотрел на него чуть ли не жалобно. Младший Полонский толкнул старшенького коленом, и тот опять заработал ложкой, только не так охотно, как прежде.

– Под утро к нам кто-то долбился в крышу. Словно бился с разгона. Слышали? – сообщил Петрович и, задрав заросший подбородок, поскрёб ногтями шею.

– Это ночные птерозавры… Ктенохазмы или рамфоринхи, – красуясь своей эрудицией, пояснил Хафиз и добавил: – Гроза их ночью разогнала, а под утро они слетелись к нам, твари.

– А они хищные? – спросил у него Гамэн.

– А то! – «успокоил» его Хафиз и подморгнул Сэму, явно призывая того подшутить над Гамэном.

Но Сэму было не до шуток.

– Они мне разбили на крыше несколько ячеек фото-элементов. Теперь менять надо, – выдавил он.

Петрович перевёл разговор:

– А хорошо, что мы вчера от коропадной рощи слиняли. Деревьев повалило ветром в грозу – ужас сколько! Наша виктрановая инфра-сеть, конечно, в шесть раз прочнее стали, но всё же…

Парни замолчали. Если бы не Басс, останься они под деревьями на ночь, то порванная инфра-сеть была бы самым меньшим злом, причинённым стихией – это все понимали.

Басс нарушила тишину, объясняя:

– Я больше волновалась из-за тех непонятных запахов, которые выделяли коропады, чтобы нас отогнать. Надо будет изучить потом это явление. Вручную, без автоматики. Хочу понять: нравимся мы деревьям, или они людей априори воспринимают, как врагов?

Парни начали переглядываться.

– А что вы удивляетесь? – спросила она. – На Земле даже наши, обычные растения отпугивают одних насекомых и приманивают других. Например, деревья приманивают муравьёв, и муравьи их защищают. В своём внецветочном нектаре растение продуцирует для муравьёв специальную нейроактивную субстанцию. Это вроде муравьиного лакомства или, скорее даже, наркотика. У муравьёв вырабатывается зависимость. И готово!.. Теперь дерево может менять поведение муравьёв, как ему вздумается.

– Как менять? – спросил Гамэн.

– Изменяя дозу наркотика в нектаре. Если муравьи начинают привыкать и расслабляться, то дерево сокращает количество наркотика. И вот муравьи уже снова взбодрились и начали, как и следует, патрулировать вокруг, прогоняя чужих, непрошенных насекомых. Ещё растения могут продуцировать нейроактивные вещества ради того, чтобы манипулировать насекомыми-опылителями. Это научно доказано. А в Мезозой, я думаю, возможно всякое!

И тут залаяли псы: к границе защитного купола инфра-сети приближались зауроподы-детёныши. Непоседливые и любопытные, как все дети, детёныши подошли, стали принюхиваться и проталкиваться через купол, который сдерживал их и не пропускал.

– Мы хотели поохотиться! – вскричал Сэм.

– Ты что? Это ж детёныши! – пробормотал Петрович и быстро вытер губы по-простому, рукавом.

– Фан! Эти детёныши по три метра в длину, – поддержал Сэма Фрейд и пояснил, поднимаясь: – Жрать же охота!.. Ну, давайте хакнем хоть самого маленького!

Он стал выбираться из круга сидящих, явно намереваясь взять оружие. Сэм поглядывал с нескрываемым азартом на него, на парней и на Басс, готовый вскочить по её команде.

Но она сказала:

– А их родители будут метров по двадцать пять в длину. Если такая взбешённая мама взмахнёт хвостом… Я за купол не ручаюсь.

– Разрази меня в корму! – воскликнул Фрейд с отчаянием и опять сел.

– Ну… Я думаю, ты ещё не так голоден, викинг, – сказала ему Басс.

Фрейд опустил глаза, кажется, ему стало неловко.

– Кстати, чао, пацаны! А вот и мама идёт к своим детям! Или папа! – сказал Лоретти, который всё это время поглядывал по сторонам.

Все посмотрели, куда он указывал.

К ним довольно быстро приближалась группа зауроподов – динозавров с очень длинной шеей и сравнительно маленькой головой. Их четыре толстые, колоннообразные ноги мерно переставлялись по бокам огромного туловища, казалось, сами по себе. Длинные хвосты, вытянутые назад для баланса передней части тела, перемещались из стороны в сторону в такт движению. Самый первый в группе и самый крупный зауропод замедлил движение и призывно, а может, предостерегающе заревел.

Псы на стоянке ответили ему яростным лаем, и только детёныши продолжали увлечённо штурмовать защитный купол. Почему-то они лезли через него в одном и том же месте, шумно сопя, брыкаясь, взвизгивая и отпихивая друг друга – наверное, играли.

– А если родители бросятся сюда, что будет? – спросил Петрович, поднимаясь со своего стула.

Янки потянулся к своему королевскому бакенбарду, что бывало с ним всегда в минуты раздумий, и предложил:

– Можно попробовать отвлечь детёнышей с помощью дронов, доктор Стар. Пусть дроны уведут их за собой. Рой заодно и местность прочешет.

– Давай попробуем, – согласилась она. – Только не выпускай весь рой. Одного дрона будет достаточно.

Янки бросился к своему кроссоверу, за ним побежал Мика. Сэм проводил их скептическим, но внимательным, даже настороженным взглядом.

Скоро дрон взлетел с крыши кроссовера, и был он маленький, вёрткий и страшно нахальный. Он подлетел к детёнышам и стал метаться и порхать над ними, привлекая к себе внимание. Детёныши потянулись к дрону длинными шеями, завертели хвостами и потопотали на своих колонно-лапках туда, куда дрон и Янки из кабины кроссовера повели их – прочь от стоянки отряда. Скоро детёныши услышали призывный рёв старших и повернули к ним, а дрон стал подниматься, чтобы облететь долину.

Он уже набрал приличную высоту, как откуда-то с небес на него стремительно кинулась стая мелких птеродактилей. Они окружили беспилотный аппаратик со всех сторон резкими взмахами крыльев и щёлканьем клювов, и Янки, видимо, не смог справиться с управлением. Никто в лагере ничего не понял – только через секунду дрона среди летающих ящеров уже не было видно.

– Ах вы, твари! – взревели все.

Хафиз подвёл итог:

– Сожрали дрон, а ведь дроны нынче дороги!

– Чтоб ты подавился, проклятый! – заорал Петрович в сторону уносящимся прочь птеродактилям. – Чтоб тебе пусто было!.. Чтоб тебе шею переклинило и разорвало!

Петрович кричал и возмущался долго, а когда Янки и Мика вышли из кроссовера, он сказал им:

– Этот грёбаный птеродактиль сдохнет от несварения! Стопудово!.. Может поискать потом нашего дрончика по сигналу?

– Нет, Петрович. Ты видел, как быстро летают эти птерозавры? – ответил Мика. – Они уже далеко, конечно.

Янки вопросительно, исподлобья посмотрел на Басс. Она пожала плечами и философски заметила:

– Что делать! С дронами такое случается иногда!

Сэм сидел с задумчивым видом до тех пор, пока Басс не скомандовала подъём. Может быть, он тоже думал: «Куда девались хищники?» Потому что за всё утро в этой долине она не увидела ни одного наземного хищника.

Только птеродактили летали в небе, а чуть ниже – огромные насекомые, очень похожие на обычных земных стрекоз.

****