Читать книгу Cat-черновик «Прочь с Земли» - Нина Запольская - Страница 5

Течением его потащило под лёд.

К счастью, нарты оказались на льду, и он с помощью страховочной верёвки попытался выбраться, но лёд не держал его и продолжал ломаться. Стараясь облегчить свой вес, он отшвырнул на лёд тяжёлый фотоаппарат и метеоприборы, висевшие на ремне через плечо, но не смог добросить, и они пошли на дно. Из последних сил он вылез на кромку просевшего льда и пополз вплавь до берега этой громадной застывшей реки, огибая полынью – ветер дул, свирепея. Когда он добрался под берег, то утолил жажду от жара тела снегом, наметённого здесь ветром.

Отдышался немного. Стал снимать мокрую одежду, чтобы выморозить.

Потом закопался в снег, растирая руки и ноги.

****

Егоров всегда торчал по утрам в коридоре перед их палатой.

И если его сейчас перед палатой нет, это означало только одно – он бросился к Сергеичу. А если так, то сейчас Сергеич нагрянет к Роману с обыском. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы был обнаружен патрон. Патрон – это доказательства… Вот только доказательства – чего?

Роман закрутился по палате, запинаясь о ножки коек и стараясь вспомнить всё о патроне… Патрон никто не должен видеть. Это опасно для самого Романа. Почему опасно – он забыл… Надо быстрее вспомнить. Как-то это связано с Сергеичем.

И тут слабое воспоминание забрезжило перед его сознанием, такое же слабое – как тонкая нить, отрывная нить. Роман поднял руку к глазам и разжал кулак: патрон всё ещё был в его пальцах. И у патрона была отрывная нить! Значит за неё можно дёрнуть!

И он дёрнул и вытащил патрон из оболочки, и, сбросив с ноги тапок, запихал в него патрон. Немного помедлил и запихал туда же пластиковую оболочку. Теперь тапок можно опять надеть, потому что шаги уже близко. Он надел тапок, придавил патрон пальцами и отвернулся от двери, потому что она уже открывалась.

– Так вот же он! – воскликнул доктор Сергеич и простучал каблуками через палату к Роману. – Вот же он, наш герой!

Роман обернулся и как мог спокойнее посмотрел на Сергеича, краем глаза заметив, что санитары уже бросились обшаривать его постель и постель Егорова.

– Ну, давай, хвались, герой! Что ты там принёс? – продолжал ликовать Сергеич.

Роман недоумённо посмотрел на него и переспросил:

– Принёс?

Ликующее выражение на лице Сергеича сменилось на недоумённое.

– Где патрон? Егоров мне всё рассказал! – спросил он и, не дождавшись ответа, обернулся на Егорова, который выглядывал из дверного проёма, не решаясь зайти внутрь.

– Какой патрон? – опять переспросил Роман и добавил с удовольствием, тоже посмотрев на Егорова: – Ваш Егоров – псих сумасшедший!

– Ну, не такой уж он и сумасшедший, – пробормотал Сергеич, обшаривая глазами Романа с ног до головы: тот стоял ровно, прямо, руки со сжатыми кулаками держал по швам.

– Не такой уж он и сумасшедший, – повторил Сергеич задумчиво и принялся разжимать кулаки Романа – сначала пальцы на правой руке, потом на левой.

Роман не шевелился, он вежливо и согласно улыбался, но кулаки не разжимал. Сергеич кликнул санитаров, и они тоже стали бороться с кулаками Романа, а когда побороли – увидели, что в кулаках у него ничего нет. Роман заулыбался ещё шире и ещё радостнее, а когда ему приказали снять тапки, то он их с готовностью снял, чтобы Сергеич тоже увидел и понял.

Понял то, что секунду назад почувствовал пальцами ног сам Роман. Что в тапке у него!.. Уже!.. Ничего!.. Нет!

****

– Будущее тормознулось, потому что космос двигает только один нормальный чел – Илон Маск! Ты усёк? Остальные богатенькие ричи всё своё бабло положили под жомпу. И сидят на них. Они своих муллиардов никогда в жизни не истратят, так и склеят ласты возле них, но научно-технический прогресс не будут двигать. А правительства?.. Им разве нужна борьба с болезнями? Им нужен только электорат в период выборов, а потом хоть бы всё население Земли гробанулось нахрен! Им же нас кормом снабжать надо, а не хочется, – Егоров прервался и в первый раз за всё время своего монолога посмотрел на Романа.

Чувствовалось, что Егоров нервничает, что ему неловко, неудобно перед Романом. В другое время Роман поддержал бы пылкую речь Егорова, и они заговорили бы, заспорили с ним на общую любимую тему – о научно-техническом прогрессе и о покорении космических глубин. Только не сегодня. Сегодня Роман даже смотреть не мог на Егорова… Гамлет грёбаный! Монологи он читает.

А потом Роману сообщили, что у него – посетитель, и он ушёл.

Посетителем была Элечка.

– Ну, как ты тут, мой родной? – спросила она.

– Ты должна меня срочно вытащить отсюда! Мне надо вернуться к своим, – сообщил ей Роман придушенным шепотом.

– Как только врачи разрешат, – пролепетала она.

– Элечка, они же без меня погибнут! – сказал он. – Ты просто не догоняешь!

– Кто погибнет? – переспросила она.

– Охотники! – вскричал он, уже начиная волноваться. – Жираф без Капитана! Их же неандерталы преследуют. Страшные раны!

– Милый мой, какие охотники? Ты никогда в жизни не охотился.

Эля смотрела на него, и в её глазах он не увидел понимания, в них была только любовь и жалость, и жалости было больше. Ей было его ужасно жалко, а ему отчаянно нужна была помощь. Ведь друзья к нему не приходили. Ни один не пришёл его навестить в больницу. Конечно, он же теперь псих! А кому нужны сумасшедшие в друзьях? Только что же ему теперь делать?

И он заспорил:

– Не охотился никогда. Раньше. Только теперь я – Капитан. Отставить!

Она в растерянности опустила глаза, и он понял, что опять сказал что-то не то или не так, и надо быстрее исправляться, надо быстрее находить для неё верные, правильные слова. Он даже дыхание затаил – так задумался.

– А где Гаврилыч? – наконец, смог произнести он. – Ты звонила?

– Звонила! Я звонила ему, – обрадовалась она его внятному вопросу и тут же сникла опять: – Но дядя Петя не подходит к телефону, а дома у них по-прежнему никого нет.

Он опять вспыхнул, и опять заговорил о том, как с неандерталами опасно, намного опаснее, чем с разумными, а патрона всего четыре, но у Жирафа магазин больше, только он никого к нему не подпускает, потому что ведь папенькины сынки – Жираф и Простоватый.

Скоро Роман увидел её отчаянный взгляд и замолчал, а потом попросил едва слышно:

– Элечка! Ты только маме не звони, ладно? Не надо ей знать.

Тут она встала, подошла и обняла его, прижала крепко-крепко к своей груди, погладила по голове нежными руками. Сказала:

– Бедный мой, как ты мучаешься.

И он понял, что она тоже страдает и мучается за него и за себя, и за их ещё нерождённого и даже незачатого ребёнка – он понимал это и тоже терзался, потому что не хотел, чтобы она страдала.

Он застонал, как от боли, и отвернулся, опустив глаза. И больше с нею не разговаривал. Зачем её мучить?

И Элечка ушла, пообещав прийти на другой день.

_______________________________________________________________________________

Кат-сноска

О контролируемых снах.

Когда год назад мне приснилась фраза «капитан – жирафу, деньги – голиафу», я сказала себе, проснувшись: «А неплохое название для главы, вот только о чём она будет, эта глава?»

А теперь я пишу её в черновике кат-романа, и ничего вроде получается. Всё складно и логично из одного в другое вытекает. Хотя сейчас действие романа совершенно неожиданно переместилось в психбольницу, и, казалось бы, какая здесь может быть логика? А оказывается – может, если герои-пациенты этой психбольницы практикуют Осознанные Сны.

Вот только я стараюсь сны не контролировать и не управлять ими, а получать от них информацию о будущем или прошлом, не оставляя свой мозг во власти собственных навязчивых предпочтений.

Я всегда позволяю своему подсознанию свободно творить для меня будущее во время сна. А уж мозг лучше меня знает, что мне надо, иногда даже вопреки мне самой. Ведь не надо отбрасывать вероятность, что моё желание может быть ложно. Никогда не надо исключать того, что самые жгучие мои стремления и пылкие чувства – всего лишь плод безудержного воображения. Поэтому укладываясь спать вот уже лет пятнадцать, я мечтаю увидеть вещий сон. И все эти пятнадцать лет я веду дневники, куда свои сны записываю.

И такие записи, действительно, помогают.

_______________

****

Когда Роман вернулся в свою палату, он узнал, что Егорова выписали и отправили домой, а его самого переводят в закрытое отделение.

И он сразу всё понял и заметался мыслями, собрав их вместе, насколько было возможно… Так! Егоров – его же не должны были выписывать так скоро? И почему Егоров с ним не простился, не дождался его?.. И почему самого Романа переводят в закрытое отделение? Он же хорошо себя ведёт, не буянит, как другие? Нет, здесь что-то не так. Здесь что-то не очень складно выходит.

Ах, вот здесь что!.. Это Сергеич расстарался. Это из-за патрона. Сергеич хочет узнать, как Роман перенёс патрон из сна. Сергеич не поверил, что патрона не было, а может он просто хватается за соломинку: а вдруг? А вдруг патрон – не маниакальный бред шизофреника Егорова? А вдруг патрон просто хорошо спрятан?

Тогда что же получается? Получается, что ему нельзя пока опять попасть в плейстоценовый сон! Нельзя, чтобы Сергеич узнал о его снах и начал ставить над ним опыты. Тогда Роман из больницы уже точно никогда не выйдет. Или выйдет слишком поздно… И получается, что ему нельзя сейчас в закрытое отделение. И получается, что ему надо срочно попасть в плейстоцен и спасти группу.

Роман высунул голову в коридор и огляделся – в коридоре никого не было. Женька-«генерал», двухметровый детина с квадратной челюстью, топовый пациент психбольницы, был не в счёт. Роман вышел из двери и чуть ли не на цыпочках засеменил навстречу Женьке, намереваясь быстро и незаметно проскользнуть мимо него в чью-нибудь палату и спрятаться там хотя бы на время.

Когда он поравнялся с Женькой, тот сказал:

– Смотри, какие у меня цветы. Жена принесла.

Роман поднял глаза: в огромной ручище Женьки был, действительно, зажат букет роз, только давно увядший.

– Он у тебя уже засох. Этот букет, – бросил Роман на ходу, не останавливаясь.

– Он не засох! Зачем врёшь? Жена принесла! – закричал вдруг всегда спокойный Женька и ударил его букетом.

Удар пришёлся на плечо и шею и был болезненным: засохшие розы сильно и ощутимо кололись шипами, но Роман не стал останавливаться. Он бросился к двери в ближайшую палату и, распахнув её, заскочил внутрь. И вовремя: Женька продолжал кричать, и на его крики в коридор уже набежали больные, которые тоже шумели, а значит сейчас прибегут санитары, если уже не прибежали.

Многоместная палата, куда попал Роман, оказалась пустой. Роман выбрал самую дальнюю койку, быстро лёг в неё прямо в тапках и одежде и укрылся с головой, стараясь расслабиться.

Значит так… Значит, приступим: сначала – успокоим дыхание. Потом расслабим лицевые мускулы… Теперь эти. Глаголы… Как их там… Вот факость! Ничего не помню из таблицы! Всё из головы вылетело. Тогда, значит, как там это…

Капитан – Жирафу. Деньги – Голиафу. Капитан… Жира… фу…

****

Этот алас он знал, как свои пять пальцев.

Если пройти по его пологому склону вдоль опушки небольшого лесочка, то слева, в самой низине, будет неглубокое озеро с берегами, заросшими ивняком и болотной травой. Место почти открытое и безопасное, насколько может быть безопасна степь настоящей плейстоценовой эпохи. За лесочком начинались горы с многочисленными пещерами, которые получились от вытаивания льда и усадки горных пород из-за термокарстовых процессов. В пещерах жили львы, гиены и медведи. Это Капитан знал совершенно точно.

Сейчас алас был накрыт серым промозглым колпаком тумана, принесённого ветром с неназванного никем пока Охотского моря. И в таком тумане пещерному льву спрятаться, чтобы выпасти тебя и почикать – это пара пустяков. Вообще-то пещерному льву, чтобы подползти к тебе и почикать, и туман не нужен. Капитан был свидетелем, как эта громадина легко и незаметно подкралась к овцебыку в траве, в которой с трудом спрятался бы даже заяц. И случилось это погожим солнечным днём.

От этого аласа до того места в лесу, где он оставил свою группу, было почти час ходу. Потом надо будет ещё отыскать парней. Не стояли же они на одном месте в ожидании его возвращения? Наверняка, спустились к реке… Капитан огляделся кругом в тепловизор и опять пошёл. Надо было торопиться. Он почему-то твёрдо знал, что времени у него нет совсем.

Солнце стояло в самой высокой своей точке, характерной для полярного дня, насколько можно было понять в таком тумане. Знать бы ещё, какой сейчас месяц, но это точно начало осени или конец лета, верняк. Правда, трава подморожена и похрустывает под ногами, но заморозки даже летом в этих местах – совсем не редкость.

В тепловизор ничего живого вокруг не наблюдалось. Да где же все звери? Почему попряталась вся здешняя непуганая дичь? Ладно – гиены, эти спускаются с гор в алас к водопою и за добычей ближе к ночи, но даже пещерных львов не видно. И медведи должны были шастать по лесу, а их нет, хотя это даже хорошо.

Капитан опять остановился и, поправив лямку рюкзака, поводил плечами, чтобы тяжесть груза равномерно пришлась на всю спину. Пошёл дальше, не переставая вглядываться в туман и размышлять…

В конце плейстоцена древний лев жил среди тундростепей вместе с мамонтами, овцебыками и северными оленями, и был самым сильным и опасным хищником. Он сочетал в себе черты льва и тигра, но не был предком этих современных хищников. Он подкрадывался к добыче на расстоянии прыжка, прыгал и душил её, а в случае неудачи никогда не преследовал. Остатки добычи поедал его прайд, а что оставалось от прайда доедали гиены, шакалы и, – самыми последними, – люди, которым доставались одни кости. Потом в конце ледникового периода все пещерные львы вымерли, а может, были застрелены… Уж очень престижной считалась у знати всех времён «охота на льва». Так же, как и «на дракона», впрочем.