Читать книгу Призрачный замок феи Морганы - Нина Запольская - Страница 5

Этот вопрос озадачил всех. А в самом деле, где же третья часть документа?

Первую часть манускрипта, ту, что принадлежала когда-то старшему из трёх братьев, капитан привёз в шкатулке, чтобы передать покойному мистеру Трелони. В ней, как все поняли по беглому взгляду, было начало испанского документа. Середина текста, с описанием сокровищ, которая довела дядю Джорджа чуть ли не до умопомрачения, была сегодня передана им в руки «розыскного общества». А третья часть, возможно, самая важная, возможно, с описанием места, где эти сокровища спрятаны – где она? И почему покойный, чувствуя опасность, отдал своей дочери только один мешочек, без манускрипта? В этом была загадка.

Содержимое мешочка опять перебрали. Опять достали моток старинных брабантских кружев, пенковую трубку, затейливый ключ и горсть прибрежной гальки. Стали недоумённо перебирать гальку на столе, ещё раз осмотрели ключ и, в который раз, развернули кружева, увы, безвозвратно испорченные.

И тут в гостиную заглянул Томас, о котором все забыли и который в дальней комнате дома всё это время занимался реставрацией стульев – процессом крайне трудоёмким. Он начал с восстановления утраченных деталей резьбы спинки одного из двух стульев, которые, как вы, может быть, помните, были из морёного дуба, по прочности не уступающего камню. Поэтому Томас очень удивился, как могла оказаться разбита спинка стула – словно кто-то сделал это нарочно. Потом он занялся перетяжкой сидений стульев из свалявшегося шерстяного ватина, чтобы заменить его на более современный материал – конский волос.

Томас уже сделал сидение одного стула и приступил ко второму, с разбитой резьбой. Он снял с сидения старую кожу, поднял верхнюю холстину, убрал промятый ватин и обомлел… В углублении, сделанном во внутреннем деревянном сидении стула, он увидел плоский предмет, с которым, сбросив рукавицы обойщика, он и поспешил, как был, в фартуке, в гостиную к миссис Трелони.

Члены «розыскного общества» были потрясены: капитан быстро подошёл к Томасу, женщины поднялись со своих мест и застыли с юбками в руках, а дядя Джордж подбежал и стал суетиться вокруг капитана, заглядывая то с правого, то с левого его бока. Потом дядя Джордж выхватил находку у капитана и поспешил к окну. Там он стал крутить предмет, явно ничего не понимая, потому что это было настольное зеркало в оловянной рамке, которое стоит на поверхности, если отставить сзади его ножку.

– Джордж, да дай же и нам посмотреть, в конце концов! – выговорила миссис Трелони и, подобрав юбки, начала боком выбираться из-за стола.

Подойдя к окну и покрутив зеркало по всякому, она понесла его к Сильвии, которая всё это время почему-то смотрела на капитана. Он тоже подошёл к столу. Томас Чиппендейл, забытый всеми, продолжал стоять в дверях.

– Ну, капитан, что вы об этом думаете? – спросил нетерпеливо дядя Джордж.

– Я думаю, что этот предмет сделал тот же мастер, который отлил и подсвечники, – ответил капитан и попросил Томаса: – Посмотри… Что ты на это скажешь?..

Томас Чиппендейл шагнул к нему, рассмотрел подсвечники, оглядел ещё раз зеркало и произнёс с воодушевлением:

– Да, это явно одна рука, один и тот же мастер. Это видно и по сюжету, – и там, и там изображены горгульи, – и по манере исполнения, а она великолепна… А сами подсвечники – просто чудо, что такое!.. А горгульи с задней стороны зеркала – видите? Это та же манера, только плоская, в виде низкого барельефа…

И Томас рассказал, что Горгулья – это драконовидная змея, которая в Средние века обитала во французской реке Сене. Она с огромной, неистовой силою извергала из своей чудовищной пасти потоки воды, устраивая наводнения. Святой Роман, архиепископ Руана, своею хитростью и беспримерной отвагой заманил её, усмирил с помощью креста и отвёл в город, где Горгулью растерзали разгневанные жители. С тех пор мастера всегда вытёсывали каменных горгулий на водостоках: из их пастей низвергалась красивым потоком ливневая вода.

И опять все, как зачарованные, смотрели на Томаса, даже дядя Джордж перестал суетиться. Потом капитан взял со стола гобелен, развернул его и проговорил задумчиво, показывая на изображение водопада:

– А знаете, а ведь этот гобелен совсем не пустяк… Он же тоже низвергает воду…

И все оживились, зашевелились и согласились с капитаном, а дядя Джордж даже приосанился, искоса на всех поглядывая. Капитан спросил у хозяйки:

– Миссис Трелони, а откуда в вашей семье эти замечательные стулья?

– Ах, стулья… – миссис Трелони запнулась, вспоминая, и ответила. – Так ведь стулья достались нам после кончины матери покойного Джона, старой миссис Трелони…

И все опять посмотрели на дядю Джорджа, а капитан спросил:

– Мистер Трелони… А не припомните вы, как происходила передача вам, трём братьям, этих «дурацких вещей» вашим батюшкой… И не было ли в тот момент в комнате, случайно, этих двух стульев?..

– Джордж, вспоминай сейчас же! – воскликнула миссис Трелони, она, казалось, первая уловила мысль капитана. – Вспоминай немедленно, слышишь!..

– А мне не надо вспоминать об этих стульях, – ответил дядя Джордж тихо, вдруг помрачнев. – Я и так всё прекрасно помню. На этих стульях в тот вечер сидели два моих старших брата, а я один стоял…

Джордж Трелони прекрасно помнил это обстоятельство, как ещё одно унижение, которому его подверг отец перед своей смертью. Тот позвал троих сыновей и, посадив старшего Генри и среднего Джона на стулья из морёного дуба, стал рассказывать о сокровище, искоса, с усмешкой поглядывая на младшего, стоящего сына. И в этом не было для Джорджа Трелони ничего нового. Он знал, что отец его не любит и им пренебрегает… Но разве он виноват, что получился таким маленьким и тщедушным?.. Он и сам этому не рад!.. Тут претензия больше к отцу с матерью, что такого родили, а скорее, к самому Создателю, что он не потрудился сообразить сделать что-нибудь приличнее…

Сильвия нежно тронула дядю Джорджа за руку, посмотрела ему в глаза и проговорила:

– Дядя, голубчик, а какие ещё предметы были в комнате?.. Что ты помнишь?..

– Что я помню? – переспросил дядя Джордж, он отвлёкся от своих мыслей и стал говорить даже с каким-то воодушевлением. – Я ещё помню большой дубовый сундук, он стоял рядом с кроватью. Его потом забрал к себе Джон…

– Ах, это верно тот сундук, что стоит в гостевой спальне! – миссис Трелони всплеснула руками. – Мы складываем туда летние вещи!..

Немедленно крикнули лакея Джима, которому капитан вызвался помочь. Скоро сундук, вместе со всем содержимым, был доставлен в гостиную. Женщины принялись освобождать сундук – содержимого было много, оно завалило всю комнату. Дядя Джордж нервно ходил в стороне, капитан с Томасом стояли у окна. Наконец, сундук был готов для осмотра.

Это был дубовый, основательный, покрытый богатой резьбой-арабеской6 сундук всё той же эпохи королей Тюдоров. «Розыскное общество» стало медленно приближаться к сундуку, как вдруг, совершенно неожиданно из прихожей донёсся звон дверного колокольчика.

Все замерли и глянули друг на друга испуганно. Тут вошёл дворецкий и доложил, что к миссис Трелони пришла Сара Уинлоу.

Все засуетились, бесчисленное содержимое сундука стало опять запихиваться в сундук: содержимое словно надулось и запихиваться не хотело. Миссис Трелони, принимая невозмутимый вид, пошла к гостье в прихожую. Мужчины лихорадочно собирали со стола «дурацкие вещи» и помогали Сильвии прятать их в сундук. Наконец, крышку сундука захлопнули, и на неё, для верности, сел дядя Джордж, раскрасневшийся, с лихорадочно блестящими глазами.

Тут в гостиную вошла явно взволнованная миссис Уинлоу, за её спиной в дверях показалась недоумевающая миссис Трелони.

Миссис Уинлоу подняла брови над круглыми бездонными глазами и сказала высоким резким голосом:

– Ах, господа, вы ничего ещё не знаете!.. Сегодня ночью в своём доме была убита Меган Белью!..

Произнеся эту фразу, миссис Уинлоу обвела собравшихся тёмными глазами, пытаясь прочесть в их лицах эффект от своей новости. Потом, заметив сундук с сидящим на нём взбудораженным мистером Трелони, она от удивления спросила прямо:

– А чем вы тут занимаетесь?..

– Да вот я хочу отдать молодому человеку сундук для реставрации, – ответила миссис Трелони через силу и добавила. – Томас, вы можете идти…

– И заберите с собой сундук, – поспешно проговорил дядя Джордж, вставая.

Тотчас же все зашевелились: Сильвия подошла к гостье, а Томас с капитаном понесли сундук вон, причём дядя Джордж сначала было потянулся за ними, потом повернул назад, успев многозначительно посмотреть на Томаса, пятящегося задом в двери. Тот ему утвердительно кивнул.

Молодые люди втащили сундук в дальнюю комнату, которую Томасу отдали под мастерскую, и остановились. Томас посмотрел на друга и ахнул.

– Дэн, да на тебе лица нет, – воскликнул он испуганно. – Что с тобой?..

– Подожди, – выдавил капитан и упал в кресло.

Капитан был белее полотна. Услышав о смерти миссис Белью, он ощутил сильное и острое чувство, очень похожее на вину, полоснувшее его, как ножом… Если бы он в тот вечер был с Меган, она бы не умерла… Меган, нежная, страстная Меган… Такая очаровательная, манящая… Если бы он был с ней… Но он не пошёл, неизвестно почему не пошёл, хотя всё тело его стремилось к ней, жаждало её… Да, конечно, у него не было времени, у него не было ни минуты свободной, но он ведь сразу решил, что не пойдёт, даже не колебался ни минуты, хотя раньше также никогда ни минуты не колебался, что пойдёт, и будь у него побольше настойчивости, он мог бы отыскать возможность и найти это время! Но он почему-то не отыскал… Ах, если бы он только знал… Если бы он только знал…

Томас занялся обтяжкой второго стула, методически накручивая петли и вытягивая иглу. Он ничего не спрашивал у друга, только иногда искоса посматривал в его сторону. Капитан ссутулился, наклонился вперёд, спрятав лицо в ладонях. Томас иногда нагибался и брал нужный ему инструмент из ящика.

Капитан был очень благодарен Томасу, что тот не лез сейчас к нему с расспросами, а дал спокойно посидеть и забыться – сейчас капитан не мог разговаривать… Томас настоящий друг, думал он… Сколько деликатности в этом простом на вид парне!..

Наконец, капитан встал и растянул губы в улыбке – улыбка вышла такая горькая, словно за время сидения в кресле у него парализовало лицевые мускулы. Проглотив мешающий комок в горле, он сказал:

– А что, Том, не пойти ли нам домой? Надо только отдать миссис Трелони все её вещи…

И словно услышав это, в комнату вошла хозяйка дома.

– Ах, в какое страшное время мы живём, – запричитала она. – Я сейчас вам расскажу, что сообщила нам Сара Уинлоу… Она узнала от констебля Эбони…

– Не надо, миссис Трелони, – остановил её капитан. – Уже поздно и вы, наверное, устали… Я сам завтра поговорю с констеблем – так будет вернее, вы не находите?.. А сейчас давайте подумаем, куда мы сложим все вещи и поставим сундук…

Миссис Трелони замолчала, поджала губы и посмотрела недоумённо.

– Мы уже обсуждали это с Джорджем, – сказала она. – Пусть все вещи так в сундуке и останутся – он тяжёлый, его так просто не унести, и я сейчас его запру на ключ. А поставить сундук надо ко мне в спальню – я сплю чутко…

Капитан согласился, и они с Томасом опять взялись за сундук, и, наверное, за много-много лет никто этот сундук так часто не носил туда и обратно. В спальне миссис Трелони достала ключ от сундука, на который капитан пристально посмотрел, впрочем, ничего не сказав, и замкнула сундук. Капитан и Томас Чиппендейл, не прощаясь с мисс Сильвией и дядей Джорджем, пошли к себе на корабль.

А миссис Трелони подумала, что мужчины, даже самые лучшие из них – ужасно бесчувственные существа… Ну, просто ужасно!.. Даже не узнать подробностей смерти миссис Белью!..

Но мы-то с вами знаем, дорогой читатель, что это не так. Просто, как писали великие умы ХVIII века, «всё, что нам кажется холодным, лишь менее тёпло, чем наши органы чувств»…

Ночью капитану приснился совсем короткий сон, что он тонет в морской пучине цвета глаз Сильвии Трелони. Это он, даже находясь в смертной, мучительной тоске почему-то знал совершенно определённо. Он чувствовал, что тонет, даже с каким-то нестерпимым, болезненным наслаждением чувствовал, но не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, да и не хотел этого делать почему-то. Вода затягивала его, обволакивая, вбирая в себя, и была она тёмная, бездонная и манящая…

В ужасе он проснулся: для моряка тонуть во сне – это что-то особенное. Он сел на койке, тяжело дыша, и сидел какое-то время, стараясь прийти в себя. Сердце его колотись, как загнанное…

На следующее утро, даже не позавтракав, капитан пошёл разыскивать констебля Эбони. Настроен он был решительно – как обычно, а не так, как вчера.

Все последние годы своей недолгой жизни капитан сражался с невзгодами с отчаянной весёлостью, как бы говоря судьбе: «А-а, теперь ещё и это…» Давно прошло то время, когда он, будучи юнцом, заламывал руки при всякой обиде или насмешке Фортуны, думая, что так жестоко жизнь обращается только с ним одним. Нет, жизнь такая была у всех, и бесплатных пудингов ни у кого не было, это он знал теперь точно… Теперь он только хлопал себя по ляжкам, хмыкал и улыбался, отчего у него ещё резче проступали жёсткие складки у рта, а весь он становился, как бы «кусачее»… Не-ет, думал капитан, его теперь так просто не прошибёшь.

Этим же утром к Сильвии пришла её подруга Мэри Уинлоу, и они сели за декупаж.

Эта техника декорирования мебели и других предметов обихода, мой читатель, в эпоху рококо была очень популярна, наряду с вышиванием, среди юных девушек и даже дам. Страсть к вырезанию была такой пылкой, что мастерские даже производили специальные гравюры на бумаге. Но не надо думать, что эта техника существовала только для досуга скучающего высшего сословия, нет. В этой технике работали и мебельные мастера, создавая подлинные шедевры изысканной обстановки. Сюжеты гравюр были самые разнообразные – от дальневосточных пагод и гуляющих японских красавиц до цветов, херувимов, музыкальных инструментов и гирлянд.

Сейчас юные подруги трудились над шкатулками. Они вырезали ножничками картинки из довольно тонкой бумаги и приклеивали их на хорошо подготовленную, покрашенную однотонной краской, основу. Гравюра Сильвии была с типично японским сюжетом «цветы и птицы»: над ветками распускающейся сливы невесомо порхали миниатюрные птички. Мисс Мэри понравилась пасторальная тема: грациозные пастушки пасли овечек, нежных и белых, как весенние облачка. Работа была кропотливая. Иногда девушки спрашивали что-то друг у друга, одалживали кисточку, шутили. Но надо сказать, что смеялась больше, почему-то, мисс Мэри, и её довольно заурядному лицу улыбка добавляла пикантности: девушка была очаровательна своею юностью.

– Нет, ты только посмотри, Сильвия, что за чудо эта овечка! – сказала Мэри и подняла восхищённо тонкие брови, что сделало её саму похожей на маленькую пастушку. – У неё такая мордочка, что хочется смеяться…

– А мне больше нравится моя птица, та, что летит за бабочкой, – ответила Сильвия, она была бледна по обыкновению, что, впрочем, делало её ещё интереснее.

Мэри покосилась на работу подруги.

– Да, хорошенькая птичка, – согласилась она. – И та, что сидит на ветке – тоже славная… Они все восхитительные…

– Мэри, подай мне тот лист, что рядом с тобой, – попросила Сильвия.

– Возьми, дорогая, – ответила ей Мэри и продолжила в увлечении. – Как жаль, что мужчинам не нравится декупаж, и что им занимаются исключительно только девушки… Мужчины, наверное, в этом просто ничего не понимают…

– Настоящие мужчины, я думаю, понимают, – ответила Сильвия, начиная вырезать деталь.

Мэри сосредоточенно приглаживала юбку приклеенной пастушке.

– А ты не знаешь, сколько лет капитану Линчу? – вдруг спросила она.

– А причём здесь капитан Линч? – воскликнула Сильвия, и её голос неожиданно стал ледяным и звенящим.

Юная Мэри обмерла. Она откинулась на спинку стула, открыла рот, силясь ответить хоть что-то, но ничего не могла, как назло, придумать. Её лицо залилось краской: все любят разгадывать других, но никто не любит быть разгаданной. Бедняжка Мэри не заметила, как выдала себя, потому что с самых похорон она только и думала, что о голубых глазах капитана Линча.

Конец дня был безнадёжно испорчен: девушки удручённо молчали. Расстроенная Мэри не осталась на чай и вскоре ушла. Сильвия её не задерживала. У неё ныло сердце и хотелось с кем-то перемолвиться словом. За чаем миссис Трелони, не замечая состояния дочери, всё говорила и говорила, как всегда, впрочем, о чём-то своём. Сильвия её почти не слушала и отвечала невпопад. Пикантная нижняя губка девушки выдавалась вперёд всё больше и больше, на щеках появился лихорадочный румянец. Дворецкий Диллон, пришедший проверить, не нужно ли чего, исподтишка посмотрел на Сильвию и, опустив глаза и сжав губы, чинно удалился.

А между тем миссис Трелони говорила дочери о серьёзных вещах, она говорила о своей ушедшей молодости – тема весьма болезненная для женщин, да и для мужчин тоже, перешагнувших уже определённую возрастную черту.

Впрочем, Гертруда Трелони, несмотря на свои сорок четыре года, всё ещё сохраняла остатки былой красоты, да и выглядела моложе своих лет. Это бывает почти всегда с женщинами, сохранившими ясность духа, чистоту сердца и свежесть впечатлений до старости – и это один из секретов не потерять красоты даже с возрастом. Волосы её уже начинали редеть и седеть, возле глаз давно появились маленькие лучистые морщинки, и всё-таки лицо это было прекрасно, как только может быть прекрасно лицо женщины в возрасте. Но она этого не замечала: так уж получается всегда, что мы в своих мыслях, создавая идеал, равняемся почему-то на себя двадцатилетних.

Покончив с чаем, Сильвия ушла к себе. Миссис Трелони осталась сидеть одна в столовой, покусывая ноготь большого пальца. Несчастье – великий учитель, и у неё в последнее время появилась эта дурная привычка. Вошёл дворецкий Диллон. Миссис Трелони словно очнулась и велела убирать посуду со стола. Она пошла в гостиную: сейчас должен был подойти молодой джентльмен, которого милейший банкир Саввинлоу рекомендовал ей в качестве управляющего. Ведь после смерти мужа как-то надо было вести дела.

А Сильвия пришла к себе в комнату, решительно взяла недоделанную шкатулку-декупаж, несколько листов японских гравюр и направилась к Томасу, который с самого утра трудился в «мастерской».

Увидев Сильвию, Томас поспешно вскочил, так что с его колен на пол упал какой-то инструмент, и поздоровался. Он казался сбитым с толку: его полные красные губы смущённо улыбались, славное круглое лицо залилось застенчивым румянцем.

– Я пришла к вам посоветоваться, мистер Чиппендейл, – начала Сильвия чопорно и немного запинаясь. – Возможно, вы мне поможете доделать это… Я не знаю, что и куда ещё приклеить…

И Сильвия протянула Томасу шкатулку.

То ли в силу простого стечения житейских обстоятельств, то ли из-за природного чувства прекрасного Сильвия приобрела в лавке японские гравюры с очень простым, но удивительно гармоничным изображением весенней сливы. Шкатулку девушка ещё не закончила, и та была обклеена картинками только наполовину.

Томас пристально посмотрел на шкатулку и сказал со своей доброй улыбкой:

– Я осмелюсь рекомендовать вам, мисс Трелони, не обклеивать эту шкатулку полностью… Она сейчас – уже прелесть, почти совершенство…

Томас поднял глаза и увидел, как красивые брови Сильвии удивлённо взлетели наверх. Он поспешил объясниться:

– Понимаете, в дальневосточных законах прекрасного понятию «пустота» всегда отводится особое место… Древние китайские мудрецы считали, что только в пустоте заключена истинная сущность, потому что только в пустоте возможно движение. Ведь полезность пустого кувшина состоит в том, что туда можно налить воду, вы не находите?.. И этим пустой кувшин прекрасен… Пустота всемогуща, потому что она содержит всё…

– Да, но шкатулка сейчас получилась однобокой, – неуверенно попыталась возразить Сильвия, хотя слова Томаса ей чем-то понравились.

– Ой, а разве в природе всё симметрично? – спросил Томас, снова улыбнулся и заговорил, всё больше и больше увлекаясь. – У японцев роспись всегда несимметрична, она даже подчёркнуто однобока и обрывочна – как в природе, как в жизни… Зарисованные места у них всегда чередуются с пустыми, но эти пустоты как раз очень нужны. Они дают простор и даль, и ощущение воздуха, в который погружено всё вокруг… И эта однобокая роспись на самом деле создана внутренним равновесием.

Томас чуть отодвинул от себя шкатулку и, прищурившись, посмотрел на неё.

– Знаете, мисс Трелони, – задумчиво проговорил он. – В японском искусстве всегда особенно ценятся переходные состояния… Что-то такое зыбкое, неуловимое… Что-то, что замерло на миг, но вот-вот произойдёт… Давайте приклеим вот сюда, в угол, маленькую птичку… Нет-нет, вот ту, которая порхает перед веткой, словно выбирает, куда ей сесть. Она даст нам равновесие и заодно недосказанность…

Томас сел за свой рабочий стол, взял нож и стал вырезать птицу.

– И вырезать надо, конечно, не ножницами, а ножом, – говорил он. – И нож ставить не прямо, а как можно в бок, наклоняя ручку ножа в центр вырезаемого изображения. Тогда срез бумаги будет сходить как бы «на нет», и лак по контуру птички будет ложиться незаметнее…

Томас вырезал птицу и протянул её Сильвии, которая вдруг, даже неожиданно для себя самой, спросила:

– А скажите, Томас, капитан Линч – хороший друг?..

– Да, очень хороший, – словно обрадовавшись, быстро ответил Томас, даже не удивившись вопросу.

Он спокойно смотрел на Сильвию пристальными глазами и улыбался.

– Вы родились с ним в одном городе? – спросила девушка, глаз она не поднимала, разглядывая птицу, и её голос при этом был едва слышен.

– Да, в Отли… Это совсем маленький городок в Йоркшире, – всё так же доброжелательно и охотно ответил Томас.

– А сколько вам лет? – спросила Сильвия, казалось, она уже совсем оправилась от робости.

– Мне – двадцать, – ответил Томас, и, словно догадавшись о причине такого интереса, добавил. – А капитану Линчу – двадцать пять… Он на пять лет меня старше…

– А капитан Линч женат? – вдруг вырвалось у Сильвии, она подняла глаза на Томаса и тут же опустила их опять к шкатулке.

Томас вдруг увидел, что руки у девушки дрожат, да и вся она, словно, была не в себе и горела, как в лихорадке.

– Нет, не женат, с чего вы взяли?.. – поспешил он разубедить девушку. – Дэн всегда смеётся, что он никогда не женится потому, что у него уже есть жена – его шхуна…

И тут двери открылись, и несколько боком из-за пышной юбки в комнату вошла миссис Трелони. Она увидела Сильвию и сказала:

– Как хорошо, что я тебя, наконец, нашла, дорогая… Пришёл капитан Линч. Пойдём, ты поможешь мне перенести вещи из сундука… Я уже послала за дядей Джорджем – я думаю, он тоже сгорает от нетерпения… Мы опять собираемся.

И повернувшись к Томасу, она добавила официально:

– Мистер Чиппендейл, вас я тоже приглашаю, разумеется…

Когда капитан вошёл в гостиную, все заметили, что вид его несколько изменился за прошедшие сутки – он стал как бы жёстче, неулыбчивее и ещё решительнее. Капитан поздоровался со всеми и предложил собираться теперь не в гостиной, а в какой-нибудь другой комнате, которую все, сразу согласившись с ним, тут же назвали «потайной комнатой»… Хватит им того конфуза, решили они, который все испытали, когда вчера неожиданно с визитом пришла миссис Уинлоу. Тотчас же в новую комнату перенесли сундук, заранее освобождённый от одежды, но со всеми «тайными» предметами внутри.

Когда все расселись вокруг стола, миссис Трелони задала вопрос, который со вчерашнего дня волновал её необычайно. Она даже ночью долго не могла уснуть, а потом спала плохо, впрочем, как всегда в последнее время. Она беспрестанно просыпалась и вставала пить, а потом сидела на постели в темноте, глядя перед собой застывшими глазами.

– Скажите, Дэниэл, что вы узнали о смерти миссис Белью? – спросила миссис Трелони и добавила. – Бедняжка была такая красавица…

Нос её покраснел, а глаза налились слезами: сказать, что все эти смерти на неё сильно подействовали, значит, ничего не сказать – она была сама не своя всё последнее время.

– Служанке перерезали горло в хозяйской спальне, – помолчав, ответил капитан сдержанно. – А на теле мисс Белью никаких видимых повреждений не было. Её нашли в той же спальне, сидящей на стуле и привязанной к нему. Констебль Эбони говорит, что узлы на верёвке были морские… Вещи в комнате все перерыты – возможно, что-то и пропало, но сказать пока точно нельзя. Горничная мертва, а хозяин, мистер Белью, на вопросы не отвечает, только смотрит в одну точку и ни на что не реагирует… Преподобный Батлер даже тряс его за плечи. Соседский доктор предполагает, что миссис Белью умерла от разрыва сердца. Он взялся сделать вскрытие… Констебль решил задержать мужа миссис Белью, чтобы тот в суде или признался в совершенном преступлении или доказал свою невиновность…

– Но почему? – поражённо спросили все в один голос.

– На основании того, что мистер Белью в своём загородном доме не ночевал, как показали слуги, а приехал откуда-то только под утро, – сказал капитан и добавил. – А ещё из-за морских узлов на верёвке… Вы ведь знаете, что муж миссис Белью – бывший морской капитан. Только мне почему-то кажется, что мистер Белью здесь не при чём…

– Но почему? – спросила теперь одна только миссис Трелони.

– Потому что вашей бывшей горничной Мэри Сквайерс тоже перерезали горло в порту аналогичным способом, если помните, – сказал капитан. – Констебль говорит, что удары, на первый взгляд, очень похожи. А представить, что мистер Белью отсутствовал дома и в ночь убийства горничной уже как-то сложно. Да и это очень легко проверить, опросив тех же слуг… Я ещё хочу поговорить с ловким человеком мистером Эрроу – возможно, он что-нибудь слышал…

Некоторое время в комнате стояло тяжёлое молчание, которое никто, казалось, не хотел прерывать. Когда вот так неожиданно из жизни уходит молодое и красивое существо, все потрясены, во-первых, а во-вторых, потом все непроизвольно мыслями оборачиваются на себя.

Молчание нарушил капитан. Он оглядел собравшихся и сказал:

– Итак, господа, давайте ещё раз посмотрим, что же мы имеем?..

И он стал выкладывать и перебирать, называя по одному, все предметы, пока не дошёл до зеркала. Взяв его в руки, он пододвинул к себе горящий канделябр, посмотрел на пыльную зеркальную поверхность внимательно, потёр зеркало пальцем в нескольких местах и удовлетворённо сказал:

– А между тем это не стеклянное зеркало, а металлическое, и относится оно, возможно, к тем временам, когда стеклянных зеркал ещё не знали, а изготавливали зеркала из специальных сплавов, секрет которых теперь почти утерян… Миссис Трелони, а нельзя ли помыть это зеркало?.. Только под присмотром, конечно…

Отдать служанке помыть зеркало вызвалась Сильвия, которая как зачарованная смотрела на капитана всё это время, а впрочем, на капитана все сейчас так смотрели, и если не зачарованно, то с надеждой. Сильвия взяла зеркало и пошла искать служанку.

Скоро она вернулась: зеркало было чистое, блестящее и, как не странно, без всякой патины от окислившегося за столько лет металла. Вот только отражение его могло бы быть и лучше – в этом убедились все присутствующие, когда по очереди взяли зеркало и посмотрелись в него.

– А что же вы хотите? – сказал капитан, взяв зеркало в свою очередь. – Ведь оно же сферическое…

– Какое?.. – ахнули собравшиеся почти в один голос.

– Сферическое, – повторил капитан, опять повертел зеркало и добавил. – Или даже эллипсоидное… Проще говоря, это зеркало вогнутое, а такие зеркала обычно, – но не всегда, конечно, – концентрируют энергию пучка света, собирая его… А вот выпуклые – наоборот, рассеивают…

Оторвавшись на минуту от созерцания зеркала, капитан увидел четыре пары глаз, которые недоумённо-вопросительно смотрели на него.

– Что? – переспросил он удивлённо и пояснил: – Я читал об этом в «Философских записках»…

И все тотчас же удовлетворённо заулыбались: ну, если в «Философских записках»…

А капитан вдруг отложил зеркало и без всякого перехода стал осматривать сундук, тот самый, который стоял в комнате Трелони-отца в день изъявления им последней воли. Осмотрев и даже ощупав резьбу сундука со всех сторон, капитан попросил миссис Трелони дать ему ключ от сундука.

Потом он вдруг развернул, с некоторым усилием, сундук к себе тыльной стороной, опустился перед ним на колени, вставил ключ куда-то в самом низу, повернул его по часовой стрелке, потянул на себя и вытащил из сундука… Давайте назовём это поддоном, потому что больше всего эта деревянная часть сундука напоминала поддон.

Собравшиеся вытянули шеи: в поддоне лежало что-то по виду очень похожее на манускрипт. И все тут же решили, что это, верно, та последняя часть испанского манускрипта с координатами места, где зарыто, или спрятано, или положено сокровище… Боже мой!.. Капитан стремительно, пружинисто поднялся, подошёл с поддоном к столу и поставил его перед всеми.

Все ринулись к поддону посмотреть.

– Позвольте мне, капитан, – вдруг сказал скороговоркой дядя Джордж, оттесняя капитана боком и нетерпеливо выхватывая манускрипт из поддона. – Я знаю испанский…

И дядя Джордж жадно проглядел манускрипт со всех сторон, потом резко отодвинул поддон, – причём все кинулись ему помогать, – а на освободившееся место положил пергамент и рывком пододвинул к себе канделябры так, что свечи затрещали, брызнули и чуть не погасли.

Да, это была третья часть испанского документа, только ещё больше повреждённая водой. Это собравшиеся поняли сразу: они увидели кривые, все в пятнах, строчки знакомого текста, который к концу документа становился всё более неразборчивым от потёков, а местами и совсем пропадал. Дядя Джордж склонился к манускрипту, загородив тем самым его от окружающих локонами своего длинного парика.

– Сначала тут идут описания сокровищ, – выдавил он, наконец, и снова умолк.

– Ну и что, Джордж?.. Говори!.. Ты измучил меня!.. – вскричала миссис Трелони: она заколотила деверя по спине.

– Труда, мне больно!.. Ты меня убьёшь!.. – взвизгнул дядя Джордж и прокричал вдруг отчаянным, истошным голосом: – Тут нет координат!..

– Как нет?.. Не может быть!.. Этого просто не может быть!.. – закричали собравшиеся на разные голоса, и даже капитан, стоявший всё это время с тихой улыбкой, подался вперёд.

– Ну, то есть, они есть, но я не могу их разобрать! – наконец, выдохнул раскрасневшийся дядя Джордж, он отшвырнул пергамент, сбросил с себя на пол парик, схватился за голову и завопил: – Рукопись размыло!..

И тут все закричали, причём закричали каждый своё, не слушая один другого и стараясь перекричать. Они кричали всё громче и громче, и всё отчаяннее, как вдруг…

– Мол-чать! – Вдруг разнёсся громовой голос капитана, который, казалось, забыл в эту минуту, что перед ним не матросы. – По местам стоять!.. Слушать мою команду!.. Рукописи не размывает!..

Все застыли от изумления, а капитан приказал внести больше свечей и подать ему лупу. Дамы засуетились, Томас бросился за лупой к себе в мастерскую, а дядя Джордж со стиснутой руками головой стал качаться на стуле вперёд-назад, как будто он бил поклоны. Иногда он поднимал глаза к потолку и беззвучно шептал что-то, может быть, молился, а может быть, проклинал кого-то – было не разобрать.

Когда требуемые лупа и свечи были доставлены, капитан повернулся к дяде Джорджу и спросил его удивительно спокойным и как бы совершенно не к месту и не к ситуации тоном:

– А когда вы успели изучить испанский, мистер Трелони? Ведь для своей части документа вы искали переводчиков?.. Вы нам рассказывали…

Дядя Джордж перестал раскачиваться и посмотрел на капитана отсутствующим, остекленевшим взглядом. Потом глаза его прояснились, взгляд стал осмысленнее, и он, улыбнувшись, тоже удивительно спокойно ответил:

– Так ведь за эти годы я, разумеется, выучил испанский… Я сразу понял, что мне это понадобится… У меня даже дворецкий испанец…

– Ну, тогда давайте посмотрим рукопись ещё раз… Я уверен: все вместе мы сумеем что-нибудь обнаружить, – Капитан приглашающе показал рукой на стол.

Дядя Джордж решительно встал и подошёл к капитану. Парик он уже не надел и выглядел с короткими волосами почему-то ужасно беззащитным – дамам захотелось его приласкать, как ребёнка.

Все склонились к документу, а точнее к третьей его части.

Да, документ был основательно подмочен. Капитан предположил, что это, видно, получилось от того, что в свёрнутом свитке эта часть манускрипта была самой наружной. Все с ним согласились.

Сначала в манускрипте, как и говорил дядя Джордж, шли перечисления сокровищ, какие-то названия и имена, ничего не говорящие нашим героям. Они отмечали только с удовлетворением слова «золото», «серебро», «чеканный», «чернёный», «с изумрудами», «с камеями» и прочие термины из ювелирного дела. И ещё радовало, что слов «золотой», «золочёный», «литого золота», «крупинчатого золота» было гораздо больше, чем прилагательных от слова «серебро». Это завораживало и кружило голову.

Потом с текстом рукописи начались трудности, то есть, пошли пятна, затеки туши, иногда совершенно пустые, размытые места. И то, что можно было прочитать под лупой, явно указывало на какое-то место…

Но координаты всё-таки имелись. Да были же они, чёрт их возьми! Но не полностью.

В градусах долготы плохо читалась одна, самая первая, цифра – от неё сохранилась одна вертикальная палочка. И «розыскное общество» долго спорило, что это было – «1», «4» или «7». Походило и так, и эдак. В градусах широты были почти совсем размыты обе цифры. Причём от первой цифры осталась вертикальная палочка с верхним хвостиком, которая указывала то ли на «1», то ли на «4». А вторая цифра широты могла читаться или как «0», или как «9». Но что самое удивительное: минуты и градусы координат были целёхонькие… Ну как вам это нравится?

Хотя, что же вы хотите, дорогой читатель? Это только в романах все координаты у героев обычно наличествуют – прямо бери и плыви на остров сокровищ. В жизни совсем не так, поверьте…

И собравшиеся помрачнели. Но тут капитан сказал:

– Ничего, на самом деле, страшного…

Он сел за стол и некоторое время что-то сосредоточенно писал, обводил и подчёркивал. Наконец, он поднял глаза на присутствующих и произнёс бодрым голосом:

– Даже с учётом того, что некоторые цифры размыло, мы имеем, если я не ошибся, вот такое их сочетание, составляющее предполагаемые наши координаты. Таких сочетаний получается не так уж и много. К тому же некоторые, я уверен, придутся на места вполне уже изученные, а другие – на места совсем не подходящие. Поэтому методом исключения мы выберем координаты, самые оптимальные для нас.

Тут все заулыбались, зашевелились и принялись изучать таблицу капитана, которую я и привожу ниже.

Таблица капитана

Изучали долго. Потом капитан расправил широкие плечи, аккуратно свернул лист с таблицей, положил его за обшлаг рукава и сказал, что в координатах он разберётся сам, а сегодня, поскольку всё равно уже поздно, им лучше раскланяться. Все, скрепя сердце, с ним согласились.

Провожая капитана, миссис Трелони сказала ему:

– Вы только подумайте, Дэниэл, я даже представить себе не могла, что сзади сундука есть ещё одна замочная скважина – ну, стоит себе сундук в углу и стоит… Ах, скажите пожалуйста!..

Когда капитан и Томас вышли на улицу, капитан сообщил другу:

– Мы сейчас с тобой ненадолго зайдём к мистеру Эрроу, я договорился с ним о встрече…

Ловкий человек жил в самом центре Бристоля на улице Дейкер-стрит. Идти было недалеко, и друзья быстро отыскали квартиру, которую мистер Эрроу снимал у одной пожилой леди. Открыл им сам хозяин. В гостиной он показал на свою дымящуюся трубку и спросил гостей скрипучим голосом:

– Не помешает ли вам мой дым, джентльмены?..

– Нет. Я и сам курю, а Томас терпеливый, – ответил капитан и сразу перешёл к делу. – Я к вам по поводу недавнего двойного убийства – миссис Белью и её служанки… Я полагаю, вы что-то слышали об этом, а если даже не слышали – в любом случае я намереваюсь вас нанять для расследования этих убийств. И, конечно, вы сами понимаете – дело это совершенно конфиденциальное…

Увидев на длинном и узком лице мистера Эрроу поднимающиеся в недоумении брови, капитан добавил:

– Я думаю, что эти два убийства как-то связаны с убийством Мэри Сквайерс, горничной миссис Трелони. А оно, в свою очередь, я уверен, тесно связано со смертью мистера Трелони, моего нанимателя.

Немного покурив, как бы в задумчивости, ловкий человек поднял на капитана холодные колючие глаза и тихо произнёс:

– Представьте, у меня тоже сложилось такое впечатление. По роду своей деятельности я всегда стараюсь быть в курсе всех происшествий в Бристоле. Видел я и тело горничной Сквайерс… И считаю, что убил её человек, прекрасно владеющий левой рукой. Видите ли, несмотря на то, что такой удар ножом, как разрез трахеи, принято считать горизонтальным – это не совсем так. При ближайшем рассмотрении некоторые отличия в правом и в левом ударе всё же есть. Это прекрасно может нам пояснить ваш спутник… Вы ведь, если не ошибаюсь, художник, мистер Чиппендейл?..

И мистер Эрроу с любопытством посмотрел на Томаса, который, несколько смутившись, ответил:

– Вы совершенно правы, сэр… Горизонтальные движения руки по полотну или бумаге очень трудно сделать ровными. Правша, при быстром горизонтальном движении карандаша слева направо обязательно уведёт руку вниз, а левша при движении справа налево точно так же опустит линию… И диагонали на картине считаются неравнозначными… Скорее всего, вы правы, сэр…

Всё время, пока Томас говорил, мистер Эрроу с улыбкой смотрел на него, не отрываясь, а в конце сказал, как прокаркал:

– Режущий удар по горлу обычно приводит к смерти из-за сильной кровопотери и травмы гортани, трахеи и пищевода… При рассечении сонной артерии, смерть наступает очень быстро, так как мозг лишается питания кровью. Удар нашего убийцы был мастерский, ниже кадыка. И хотя этот разрез на шее, конечно, небольшой, но рука убийцы всё равно непроизвольно пошла вниз, и в первый, и во второй раз. И пошла она вниз справа налево.. А соответственно, мы имеем дело, опять же, с левшой…

Капитан задумчиво покивал головой.

– Больше вы ничего не обнаружили? – спросил он.

– Нет, – ответил мистер Эрроу так быстро и прямолинейно, словно он не был англичанином, склонным, как и все истинные англичане, всеми силами избегать категоричных утверждений и отрицаний.

Капитан внимательно вгляделся в мистера Эрроу и спросил, несколько смущённо:

– А скажите, мистер Эрроу, не было ли надето на миссис Белью каких-нибудь украшений?

– Насколько я знаю, никаких украшений ни на самой женщине, ни в комнате не было, – ответил мистер Эрроу уже без прежней категоричности. – Возможно, украшения были похищены… Только непонятно, зачем надо было привязывать миссис Белью к стулу?.. Может преступник или, я допускаю даже, преступники хотели от неё что-либо узнать?..

И тут капитан сказал, твёрдо посмотрев мистеру Эрроу в глаза:

– На миссис Белью мог быть браслет. На ней самой или в спальне – она с ним никогда не расставалась. Серебряный браслет с чернью и канителью, очень пышный и витиеватый, с тремя крупными негранёными изумрудами под цвет её глаз…

Брови мистера Эрроу опять, но только слегка, удивлённо пошли вверх. Заметив это, капитан добавил:

– Этот браслет подарил ей я…

Мистер Эрроу ответил не сразу.

– Мне кажется, такого браслета в доме не было, – медленно проговорил он, затянулся трубкой и выпустил дым. – И его не могли украсть слуги – тело, то есть тела, были обнаружены самим мистером Белью… Но этот браслет, конечно, может быть ниточкой… Я поспрашиваю у городских ювелиров, возможно им кто-нибудь и принесёт на продажу такую ценную вещь. Конечно, было бы правильнее о пропаже браслета дать объявление в газете, но… Учитывая всю деликатность дела…

Мистер Эрроу сдержанно развёл длинными руками.

– Да, поспрашивайте, – Согласился капитан. – Я уверен, что где-то что-нибудь да всплывёт… Во всей природе только океан не хранит следов…

Потом он договорился с мистером Эрроу о цене и заплатил вперёд, не взяв расписки. Потом друзья ушли. Но даже после их ухода мистер Эрроу не позволил себе расслабиться. Он походил какое-то время в задумчивости по комнате, потирая бритый подбородок.

– Однако, капитан Линч – очень умён, с ним надо быть поосторожнее, – пробормотал он и внезапно, словно на него нашло озарение, остановился и воскликнул. – Но, боже мой!.. Мне-то что теперь делать?..

Мистер Эрроу рухнул в кресло, положил ногу на ногу и закрыл глаза.

Перед ним стояла непростая дилемма: сегодня ему надо было сделать два доклада о встрече с капитаном Линчем – два доклада разным своим нанимателям, причём доклады противоположного содержания. Одному, бристольскому нанимателю – устный доклад, а дальнему нанимателю – письменный. В одном докладе он должен был сообщить о серебряном браслете с тремя изумрудами, в другом – нет. И сейчас мистер Эрроу мучительно соображал, какого нанимателя выбрать. Он побарабанил пальцами по подлокотнику, внезапно распахнул глаза и передёрнул плечами от ужаса, вспомнив хищное, страшное лицо своего дальнего нанимателя. Ему-то мистер Эрроу и решил, в конце концов, доложить о браслете.

– Чёрт бы побрал мою жадность, – простонал мистер Эрроу.

Он медленно, словно бы нехотя, поднялся из кресла и присел к столу, жмурясь и собираясь с силами, чтобы написать это проклятое письмо.

Этим же вечером тщательно зашифрованное письмо ловкого человека тайными каналами ушло в моря Вест-Индии…