Читать книгу Кто боится смерти - Ннеди Окорафор - Страница 11

Если бы не безумный фотограф, я провела бы весь день в постели, боясь выйти наружу. Мама пришла домой к вечеру и говорила только о нем. Даже не присела.

– Он весь грязный и обветренный. Пришел на базар прямо из пустыни. Даже не пытался сначала почиститься!

Она сказала, что ему, кажется, нет тридцати, но точно не скажешь из-за того, что все лицо заросло спутанной бородой. Зубы почти все выпали, глаза желтые, а почерневшая от солнца кожа от недоедания и грязи кажется землистой. Как он только выжил, путешествуя так далеко в таком душевном состоянии.

Но то, что он принес с собой, повергло в панику весь Джвахир. Это был цифровой фотоальбом. Камеру он потерял, но хранил фотографии в устройстве размером с ладонь. Сделанные на Западе фотографии мертвых, обугленных, изувеченных океке. Насилуемых женщин океке. Детей океке с отрубленными конечностями и раздутыми животами. Мужчин океке, свисающих с потолочных балок или истлевших в пустыне в пыль. Расколотых младенческих голов. Вспоротых животов. Кастрированных мужчин. Женщин с отрезанными грудями.

– Он идет, – вещал фотограф, разбрызгивая слюну с потрескавшихся губ, пока люди смотрели его альбом. – С ним идут десять тысяч воинов. Всем вам грозит опасность. Собирайте вещи, бегите, спасайтесь, спасайтесь, дураки!

Он разрешал людям смотреть свой альбом – одному за другим, группе за группой. Мама просмотрела фотографии дважды. Все это время она проплакала. Людей тошнило, они рыдали, кричали. Никто не усомнился в увиденном. Через некоторое время пришельца арестовали. Я слышала, что его хорошо накормили, помыли, постригли и снабдили припасами, а потом вежливо попросили покинуть Джвахир. Так или иначе, люди шептались, слухи ползли. Он так взбаламутил всех, что в тот вечер был созван Ндиичи – так в Джвахире называли экстренный народный сход.

Мы втроем отправились туда, как только вернулся Папа.

– Как ты? – спросил он, целуя маму и беря ее за руку.

– Я переживу, – ответила она.

– Ладно. Пошли. Скорей, – они прибавили шагу. – Ндиичи редко длится дольше пяти минут.

Городская площадь уже была полна народу. На возведенном помосте стояли четыре стула. Через пару минут на помост взошли четыре человека. Толпа стихла. Только малыши продолжали разговаривать. Я поднялась на цыпочки, надеясь наконец увидеть старейшин Осугбо, о которых столько слышала. Увидев, я поняла, что с двумя из четырех уже знакома. На одном старейшине была надета синяя рапа и такой же верх.

– Это Нана Мудрая, – сказал Папа мне на ухо.

Я просто кивнула. Не хотелось упоминать об обряде одиннадцатого года. Нана медленно поднялась на помост и села. За ней взошел слепой старик с деревянной тростью. Ему помогли подняться по ступеням. Усевшись, он обвел глазами толпу, как будто видел каждого из нас насквозь. Папа сказал, что это Дика Провидец. Следующим был Аро Работник. Я помрачнела. Как же неприятен был мне этот человек, который так отверг меня. Судя по всему, его не знали как колдуна, потому что Папа сказал, что он – тот, кто организовал правительство.

– Этот человек создал самую справедливую систему в истории Джвахира, – шепнул он.

Четвертым был Ойо Мыслитель. Маленького роста, худой, волосы торчат по бокам головы белыми кустами. Пушистые усы и длинная черная с проседью борода. Папа сказал, что он известен своим скептицизмом. Если Ойо одобрил какую-нибудь идею, значит, она точно удачная.

– Слушай, Джвахир! – хором сказали старейшины, подняв кулаки над головой.

– Йаа! – ответила толпа.

Папа толкнул локтями нас с мамой, чтобы мы сделали так же.

– Джвахир единый!

– Йаа!

– Джвахир единый!

– Йаа!

– Добрый вечер, Джвахир, – сказала Нана Мудрая, вставая с места. – Имя фотографа – Абабуо. Он пришел из Гади – одного из городов Семиречья. Потрудился пройти много миль, чтобы донести до нас эти вести. Мы приветствуем его и выражаем поддержку.

Она села. Поднялся Ойо Мыслитель.

– Я взвесил вероятность, допуск на ошибку, несходство. Хотя положение нашего народа на Западе трагическое, маловероятно, что эта беда дойдет до нас. Молите Ани о лучшей доле.

Он сел. Я оглядела толпу. Кажется, его слова убедили людей. Я не знала, что и думать. Неужели речь только о нашей безопасности? Встал Аро – единственный из старейшин Осугбо, не выглядящий древним стариком. Но я засомневалась насчет его возраста и внешности. Может, он старше, чем выглядит.

– Абабуо принес нам реальность. Примите ее, но не паникуйте. Или среди нас одни женщины? – спросил он. Я фыркнула и закатила глаза. – Паникой делу не поможешь. Если хотите научиться обращаться с ножом, Оби вас научит, – указал Ари на здоровенного мужчину, стоящего у помоста. – Еще он может научить бегать на дальние расстояния, не уставая. Но мы – сильный народ. Страх – удел слабых. Не унывайте. Живите, как жили.

Он сел. Дика Провидец медленно поднялся, опираясь на палку. Пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.

– Я вижу, что… да, журналист показал правду, хоть она и повредила его разум. Но вера! Мы все должны верить!

Он сел. На мгновение воцарилась тишина.

– Это всё, – сказала Нана Мудрая.

Как только старейшины сошли с помоста и покинули площадь, все заговорили наперебой. Все принялись спорить и обсуждать фотографа, его душевное состояние, его снимки и его путь. Однако Ндиичи возымел действие – люди больше не паниковали. Они были решительны и задумчивы. Отец присоединился к дискуссии, мама молча слушала.

– Я пойду домой, – сказала я.

– Иди, – ответила мама, мягко касаясь моей щеки.

Выйти с площади оказалось непросто. Я ненавижу толпу. Едва вынырнув из нее, я увидела Мвиту. Он заметил меня первым.

– Привет.

– Добрый вечер, Оньесонву.

И так между нами возникла связь. Мы были друзьями, ссорились, вместе учились, смеялись, но в этот миг мы поняли, что любим друг друга. Как будто повернули выключатель. Но я все еще злилась на него. Я переступила с ноги на ногу, мельком подумав, что на нас смотрят какие-то люди. Пошла к дому и с облегчением поняла, что он пошел со мной.

– Как ты? – неуверенно спросил он.

– Как ты мог так поступить?

– Я сказал тебе не ходить.

– Мало ли что ты сказал. А я не послушалась!

– Надо было сделать так, чтобы ты не смогла пройти сквозь кактусы, – пробормотал он.

– Я бы нашла, как пройти. Это было мое решение, и ты должен его уважать. А не стоять перед Аро и не мямлить, мол, ты не виноват, что я пришла, пытаясь прикрыть свой зад. Я была готова тебя убить.

– Вот поэтому он и не берется тебя учить! Ты ведешь себя как женщина. Руководствуешься чувствами. Ты опасна.

Сделав над собой усилие, я не подтвердила слова Мвиты делом. Я спросила:

– Ты в это веришь?

Он отвел глаза. Я стерла слезу.

– Тогда мы не можем…

– Нет, не верю. Иногда ты действуешь неразумно, куда неразумнее любой женщины или мужчины. Но это не зависит от того, что у тебя между ног, – он улыбнулся и продолжил саркастически: – К тому же – разве ты не прошла через обряд одиннадцатого года? Даже нуру знают, что после него ум женщины становится вровень с ее чувствами.

– Я не шучу.

– Ты другая. Более страстная, чем остальные, – сказал он после паузы.

– Тогда почему…

– Аро надо знать, что ты пришла по собственной воле. Если человек слушается других… поверь, он его ни за что не примет. Пошли, надо поговорить.

Придя ко мне домой, мы сели на заднем крыльце возле маминого садика.

– А Папа знает, кто такой Аро на самом деле?

– Отчасти. Про него кое-кто знает. Те, кто хочет знать.

– Но их мало.

– Да.

– В основном мужчины, я полагаю.

– И кое-кто из старших мальчиков.

– Он учит других, да? – разозлилась я. – Не только тебя?

– Пробует. Чтобы овладеть Тайными сущностями, надо пройти испытание. Есть только одна попытка. Провалиться ужасно. Чем ближе подберешься к победе, тем больнее будет поражение. Мальчики, которых ты подслушала, пытались. Все вернулись домой избитые, в синяках. Их отцы думают, что их посвятили в ученики Аро. На самом деле они провалились. Аро учит их всяким пустякам, чтобы они умели хоть что-то.

– Да что такое эти Тайные сущности?

Он придвинулся ближе, чтобы я слышала его тихий шепот.

– Я не знаю, – он улыбнулся. – Знаю, что их можно постичь, только если тебе суждено. И кто-то должен об этом попросить, попросить за тебя.

– Мвита, я обязана их постичь. Это мой отец! Не знаю, как мне…

И тут он наклонился и поцеловал меня. Я забыла про кровного отца. Забыла про пустыню. Забыла все свои вопросы. Это не был невинный поцелуй. Он был глубокий и влажный. Мне было почти четырнадцать, а ему – около семнадцати. Мы оба давно уже потеряли невинность. Я не вспомнила о маме и о том, кто ее изнасиловал, хотя всегда думала, что обязательно вспомню, если когда-нибудь стану близка с мальчиком.

Его руки уверенно пробрались мне под кофту. Я не возразила, когда он начал мять мои груди. Он не возразил, когда я поцеловала его в шею и расстегнула ему рубашку. Я почувствовала боль между ног – острую отчаянную боль. Такую резкую, что я подпрыгнула. Мвита отстранился. Быстро поднялся.

– Я пойду.

– Нет! – сказала я, тоже вставая.

Боль уже разошлась по всему телу, так что я не могла выпрямиться.

– Если я не уйду…

Он протянул руку и потрогал мою цепочку, торчащую наружу из-за того, что он возился с моей кофтой. В голове пронеслись слова Аро: «Это должен видеть только твой муж». Я вздрогнула. Мвита вынул изо рта и протянул мне мой алмаз. Со слабой улыбкой я приняла его и вернула под язык.

– Я нечаянно с тобой обручилась.

– Да кто в это верит? Слишком уж просто. Я к тебе загляну через пару дней.

– Мвита, – выдохнула я.

– Лучше, если ты останешься нетронутой… пока.

Я вздохнула.

– Скоро придут твои родители.

Он задрал на мне кофту и нежно поцеловал сосок. Я содрогнулась от резкой боли между ног и плотно их сжала. Он грустно посмотрел на меня, так и не убрав руку с моей груди.

– Тебе больно, – виновато сказал он.

Я кивнула со сжатыми губами. Болело так, что темнело в глазах. По лицу текли слезы.

– Тебе полегчает через пару минут. Жалко, что мы не познакомились до того, как ты это сделала. Скальпель, которым они пользуются, обработал Аро. На нем лежит заклятие – женщине становится больно, когда она слишком возбуждается… пока она не выйдет замуж.