Читать книгу По велению Ваала. 1. Круг Люцифера 2. Круг мертвых. 3. Круг живых - Ноэми Норд, Ноэми Норд - Страница 3
I. Круг Люцифера
2. Давай, Чиэра, давай!
ОглавлениеИнквизитор любил наблюдать, как дьявол пляшет вместе с ведьмами на углях, как щекочет их подмышки и пятки, заставляя совершать немыслимые кульбиты.
Сначала невидимый любовник сдирал с ведьм бумажную одежду, обнажая запретную плоть. Вслед за этим от жарких поцелуев на коже расцветали алые бутоны, и огненные удавы оплетали плечи, бедра, и шеи.
Ведьмы вопили, извиваясь на полыхающем ложе, пока дьявольский пест изнутри испепелял вредоносные лона.
Чем меньше на земле женщин, тем меньше голода и нищеты. Голод – главная причина смуты.
Любая роженица подозрительна. Неизвестно что от нее родится на свет.
Любая повитуха – преступница. Родовые муки – есть приговор дочерям Евы. Они должны страдать. Да будет им по заслугам!
Мир грешен, благодаря женщинам. И даже новорожденные девочки подлежат особому наблюдению. Неизвестно которую из них изберет Сатана в свою рать.
Стойкое отвращение к женщине, как к предмету греха, возникло у двенадцатилетнего подростка, когда он застал мать с хозяином богатого магометанского дома, где она служила прачкой.
Однажды среди выстиранных полотнищ белья, халатов и шальвар, развешанных под солнцем, мальчик услышал настойчивый мужской голос:
– Давай, Чиэра, давай!
Мальчик раздвинул простыни, и сердце оцепенело.
Мать стояла на коленях перед хозяином, задравшим полы халата, и обнимала руками его голый зад.
Заметив сына, блудница нахмурила брови, молча приказывая: «Уйди!»
Мальчик остолбенел от страха. Увидев на лице матери молочную струю, он бросился прочь.
Магометанин оттолкнул мать:
– Придушу щенка!
– Беги, сынок! Беги! – мать еле поспевала за ними.
Антонио не помнил, как добежал до косы, как прыгнул в гнилую лодку. К счастью, он быстро бегал, успел далеко отчалить от берега, и камни, брошенные вдогонку, бесполезно пускали круги на воде.
Мальчик видел, как стремительно уменьшались две фигуры на берегу, как стенала и плакала мать, но вернуться не смог. Весел в лодке он не нашел, а плавал неважно.
Море кишело акулами, плавники сверкали над волнами, стая собиралась атаковать утлое суденышко.
Несколько раз лодка дернулась от крепких укусов, и мальчик распластался на днище, твердя, как молитву:
– Умри, Чиэра. Ты мне больше не мать!
Очнулся он далеко от берега, лежа в лодке, доверху заполненной водой.
По лицу стучали струи дождя, волны вздымались гребнями, сверкала молния.
– Если я выживу, то убью свою мать, – поклялся мальчик, вычерпывая пригоршнями воду.
Высокая волна подхватила и перевернула утлое суденышко.
Антонио приготовился к худшему, но вдруг почувствовал, как его ноги коснулись земли. Его ударило о прибрежные камни, он смог подтянуться, вцепиться в кромку скалы и удержаться от удара догоняющей высокой волны.
Он долго брел по отмели к берегу, а волны опрокидывали худенькое тело, норовя унести обратно в море.
Он шел, пока не упал.
Монахи александрийского доминиканского приюта обнаружили бесчувственного мальчика в песке, привели к себе, растерли холодное тело, напоили горячим супом и вином.
– Кто, ты, отрок, какой веры?
Антонио без утайки рассказал о бегстве из дома, о матери, о магометанине, об увиденном грехе. Он умолчал лишь о клятве, которую обещал выполнить в случае своего спасения.
Его очистили и приняли в монастырь.
– Расскажи снова про мать, – надрывались от хохота монастырские братья, кривляясь и двигая бедрами, пока новый послушник, скрывая слезы под одеялом, шептал то ли Всевышнему, то ли Сатане:
– Я отправлю на костер свою мать. Я верну ее себе. Я выжгу заразу из ее сердца.
Прочь, дурные воспоминания!
Пора подумать о настоящем. Только оно способно изменить будущее. Конец приближается. Медленно и неизбежно.
Конец всего.
Братья Доминика удивлялись неистовому смирению молодого послушника. Издевки старших подросток гасил беспощадными постами и самоистязанием.
Игумен докладывал главному настоятелю о неистовом отроке:
– Он терзает себя жаждой, бдением, холодом и жарой. От власяниц кожа облезла до костей. Не грешен рукоблудием.
– Он одержим?
– На исповеди отрок поведал о блудной матери. В его сердце нет прощения даже к ней.
– Где мать его сейчас?
– Ее уже нет в живых. Он сирота.
– Он знает об этом?
– Ему не сказали.
– Почему?
– Он должен пребывать в неведении о тайной проверке.
– Ненависть к матери закалит сердце воина.
– Есть только одно сомнение…
– Докладывай!
– С десяти лет доминиканцы наблюдают за сиротой. Рвение отрока во славу господа сначала удивляло. Тянулся не к амвону, а к чаду пыточных. Не доверяя квалифицированным палачам, собственноручно орудовал воронкой и строппадо, неустанно пытал ведьм, изобличал ересь и ложь.
– Это неплохо.
– Братья по монастырю поражены зверской ненавистью отрока к женщинам. Однажды после упреков за чрезмерное пристрастие к испанским сапогам Антонио отшутился: «Ноги ведьме теперь ни к чему. Из пыточной одна дорога – на костер».
– Отрок не без чувства юмора! Это похвально.
– В нем нет прощения даже к матери.
– Он слишком юн, чтобы прощать.
– Антонио уже сейчас усерднее некоторых святых в постах и молитве. Но то, о чем он просит Всевышнего – большая тайна даже для исповедальни.
– Он скрытен?
– Чую, много слез прольется на земле, когда юнец возмужает.
– Не время печалиться о количестве пролитых слез. Уаджеты2 дьявола пронзают сердца верных агнцев и наполняют вселенную тьмой. Чувствуется скорое пришествие Сатаны. Злобного гения способен остановить лишь яростный воин и холодная душа.
– Но…
– Дай распуститься мрачному цветку.
Гиззо так и не встретился с матерью.
Она погибла на следующий день после его бегства.
Всю ночь напролет несчастная простояла, протянув руки к морю, пока высокая волна не сжалилась над ней.
В четырнадцать лет Антонио вступил в орден Святого Доминика.
В восемнадцать он изложил старшему игумену план усовершенствования системы всеобщего доносительства.
«Каждый следит за каждым», – так назывался проект.
«Ткач должен следить за ткачом, страж за стражем, банкир за банкиром, а сосед должен наблюдать за соседом.
Таким образом каждый мирянин будет охвачен пристальным вниманием святой конгрегации, в результате чего тайные иудеи, содомиты, марраны, колдуны и повитухи не ускользнут от беспощадного суда и наказания».
– Браво, Антонио, – сказал настоятель. – Ты юн душой, поэтому столь требователен к особой чистоте ближних.
Юноша смиренно поклонился:
– Лишь сеть особого плетения сулит богатый улов. Удачная охота приблизит крах мирового заговора.
– Ты на верном пути.
– Я мечтаю сразиться с источником греха.
Антонио Гиззо был замечен в высших кругах.
– Брат Антонио, похоже, ты скоро обойдешь всех нас, – сказал старший игумен. – Я слышал мельком, что твои плечи скоро обнимет алая сутана. План всеобщего доносительства понравился кардиналу. Как там, напомни, брат?
– Каждый следит за каждым, брат за братом, послушник за послушником…
– А кардинал за кардиналом?
Вскоре на стол великого кардинала Караффы3 легло донесение о молодом монахе из школы шпионажа в Валенсии. Кардинал, собирающий поход на ведьм в северных провинциях, достойно оценил смотр молодых инквизиторов.
Настоятель Александрийского доминиканского монастыря положил рекомендацию Антонио Гиззо отдельно от прочих:
– Это особенный ученик.
– Знаю. Помню. Один из тех, которых давно ожидал. Лишь верный сердцем и духом хранитель способен начать борьбу с Искусителем.
Караффа, прочитав рекомендательное письмо, задумался.
Да. Он. Антонио – избранник.
Строг в постах. Хитер. Умен.
Родом из Боско, что под Александрией.
Не равен отребиям, пришедшим в братство с целью – насытить удовольствием плоть.
Все желания от дьявола. И даже одержимость покончить с дьяволом – нашептана им же самим.
Карьера, тщеславие, спесь – естественны, как голод нищего. Юнец холоден к семи грехам, а это – похвальное и редкое качество души4.
Настоятель заметил некоторые признаки гневливости в сердце юноши. Но гнев смирен пытливым умом. И сдержанностью. И наблюдательностью.
– Лучшего кандидата возглавить поход против венецианских ведьм не найти, – так доложил Караффа папе о молодом инквизиторе.
– А испытательный срок?
– Неистовая душа уже немало испытала.
Антонио был не из тех, кто скрывал натуру за маской благочестия, но и он в детстве охотился на котов, чтобы тайно от матери повесить их.
Он видел, как дрочили в темных углах палачи на стоны замученных ведьм. Как сладострастно вздымались уды под полами ряс, когда жертва со связанными руками извивалась на дыбе, а волосы лона, дымились, источая дух мясобойни.
Иные собратья не гнушались вставить в жареное мясо, особо злобствуя в ночь перед костром.
Этот шабаш охотники называли Последняя Метла.
Они с большим желанием нанимались охранять от самоубийства приговоренных ведьм и забавлялись с ними до утра, суля несчастным опиум перед сожжением или тайный мешочек с порохом на шею.
Гиззо препятствовал незаконным сделкам и всегда успевал заменить отраву на тальк, а порох на золу.
Он тщательно изо дня в день записывал «Хронику Великого Очищения».
Эта книга должна была стать достойным ответом глупцам – литераторам, опорочившим «Молот Ведьм».
Ее строки лучше факелов зажигали сердца охотников.
«Ведьма должна страдать и раскаиваться на костре. Она зло. Ей нужен шанс искупления греха».
«Возрождение добродетели невозможно без огня. Об этом знали древние».
«Огонь – есть лучшая форма очищения», – сказал Гераклит».
«Все переплавит костер. Чуму, проказу, дурные мысли, ненависть и память. Особенно – память. Она что-то вроде колдовства. Видения разума, обращенного в прошлое. Но только из прошлого перекинут мост в будущее».
Иногда воспоминания сводили Антонио с ума. Он не мог выбраться из заколдованной темноты. Он не выполнил обещание. Мать ушла от наказания. Умерла своей смертью. Бог так и не прибрал ее, не очистил.
Гнилое пятно греха душило сердце Антонио.
После шпионской школы Гиззо с остервенением бросился расчищать вверенные ему северные провинции.
Караффе доложили:
– Возможно, новый инквизитор переусердствовал в чрезмерном гонении.
– Он молод, а значит горяч.
– Из Милана и Венеции в сторону Германии потянулись подводы с беженцами. Люди в спешке бегут. Народ одержим паникой.
– Дичь далеко не убежит от умного охотника.
Каждый день радовал Гиззо добычей, пока в его руки не попала венецианская ведьма Джиорджина.
Прошло три года – и проклятие свершилось.
– Я болен, Чезаре, – сознался он собрату по школе. – Проклятие сбылось.
– Не расстраивайся, – сказал механик, а лучше обратись к магам.
– Ты говоришь про италийских магов? Не слышал о таких.
– Настоящие колдуны вьют гнезда вдали от Ватикана.
– О ком ты говоришь?
– На примете у конгрегации есть два продвинутых в гоэции ученика аббата Иоганна Тритемия5. Агриппа Неттесгеймский6 и Парацельс из Феррары.7.
– Почему эти маги не преданы суду?
– Орден за ними давно следит, но трогать колдунов запрещено. Светские дворцы – их крыша и приют.
– Чем они мне могут помочь?
– Говорят, Парацельс недавно откопал в песках Калахари то ли философский камень, то ли рецепт бессмертия. Так что проказу излечить – плевое дело.
2
Древнеегипетский символ глаза, ныне масонский символ «Всевидящего Ока».
3
Па́вел IV (лат. Paulus PP. IV; в миру Джанпьетро Карафа, итал. Giovanni Pietro Caraf (f) a; 28 июня 1476 – 18 августа 1559) – папа римский эпохи Контрреформации (понтификат 1555 – 1559).
4
Иоганн Тритемий (лат. Iohannes Trithemius, 1 февраля 1462 – 13 декабря 1516) – аббат бенедиктинского монастыря Св. Мартина в Спонхейме, а кроме того Св. Иакова в Вюрцбурге (1506—1516). Известен своими сочинениями в сфере монашеских наставлений, мистической теологии, духовной летописи, христианского гуманизма, демонологии и магии. Считается одним из основоположников криптографии. Криптографии посвящён его незавершенный труд «Стеганография» (лат. «Steganographia») (ок. 1500), а также «Полиграфия» (лат. «Polygraphia») (1508). Его имя – латинизированная форма названия его родного города Триттенхайм.
5
Иоганн Тритемий (лат. Iohannes Trithemius, 1 февраля 1462 – 13 декабря 1516) – аббат бенедиктинского монастыря Св. Мартина в Спонхейме, а кроме того Св. Иакова в Вюрцбурге (1506—1516). Известен своими сочинениями в сфере монашеских наставлений, мистической теологии, духовной летописи, христианского гуманизма, демонологии и магии. Считается одним из основоположников криптографии. Криптографии посвящён его незавершенный труд «Стеганография» (лат. «Steganographia») (ок. 1500), а также «Полиграфия» (лат. «Polygraphia») (1508). Его имя – латинизированная форма названия его родного города Триттенхайм.
6
Агри́ппа Неттесгеймский; настоящее имя Ге́нрих Корне́лиус Неттесгеймский – немецкий гуманист, врач, алхимик, натурфилософ, оккультист, астролог и адвокат. Имя Агриппа взял в честь основателя своего родного города Кёльна
7
Параце́льс (лат. Paracelsus, настоящее имя Филипп Авреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм [1], нем. Philippus Aureolus Theophrastus Bombast von Hohenheim; 21 сентября 1493 года, город Эг, кантон Швиц – 24 сентября 1541 года, Зальцбург) – швейцарский алхимик, врач, философ, естествоиспытатель, натурфилософ эпохи Возрождения, один из основателей ятрохимии [2]. Подверг критическому пересмотру идеи древней медицины [3]. Способствовал внедрению химических препаратов в медицину. Считается одним из основателей современной науки. Признается величайшим оккультистом средневековья и мудрейшим врачом своего времени.