Читать книгу Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны - Ноэми Норд, Ноэми Норд - Страница 3

Академик Притов был очень виноват перед человечеством.

Вина ссутулила его сухопарую фигуру, лишила чувства юмора и светлых снов.

Мир гибнет. Бесповоротно и навсегда.

А виноват он, Притов, генетик, академик, лауреат всех премий, почетный член всех комиссий. И всегда он был мрачен и одинок.

Мир гибнет, гибнет, гибнет.

В запутанных коридорах клиники мало кто мог натолкнуться на таинственный мрачный люк. Притов же наведывался к нему частенько.

Крышка выкрашенная в один цвет с полом, противно скрипела и вздрагивала, едва пальцы прикасались к декодеру. Открывалась она очень медленно. Притов успевал протереть очки и высморкаться и лишь потом надолго исчезал в таинственном нутре.

Появлялся наружу он еще более мрачным и расстроенным.

Там в герметичном бункере навсегда скрылось от любопытных глаз ужасное преступление Притова, ставшее пожизненным стыдом и раскаянием перед человечеством.

Вот и сейчас академик сидел в глубоком кресле, обхватив голову руками и что-то вспоминал.

Напротив, в огромной стеклянной колбе в хладогенном растворе, оцепенел уродливый ребенок лет трех. Хотя при хорошем освещении удавалось разглядеть, что это вовсе не ребенок, а омерзительный карлик мужского пола, немолодых уже лет.

«Генералиссимус – клон», – гласила надпись на сосуде.

Когда-то академик Притов был самым одаренным студентом.

Генетика достигла того уровня, когда начинались первые опыты с расчленением ДНК. Кое-кто уже мог похвастать первыми клонами кошек и собак. То тут, то там аудитории взрывались аплодисментами, а доселе неизвестные ученые взлетали на гребне популярных идей.

Притов был самым перспективным генетиком. Грандиозные идеи воспламеняли его пылкую душу.

Однажды возникла роковая мысль: а нельзя ли воплотить вечную мечту о воскрешении?

Нельзя ли из бренных останков добыть живые хромосомы и восстановить по ним всю особь?

И – о, чудо!

Оказалось можно!

Клетки волос и ногтей не разлагаются, а вечно хранят в себе волшебный шанс когда-нибудь задышать, ожить и задвигаться.

Молодой ученый вдохновился. Своей лаборатории у него тогда не было, но его идеи понравились Особому Отделу.

В архивах до сих пор бережно хранятся тайные записи прослушанных дискуссий молодых генетиков. Среди них особо выделялись восторженные речи аспиранта Притова, когда он пытался доказать преимущества своей теории: всем – всем – всем!

«И тогда мы смогли бы возродить Великого Генералиссимуса! Нам нужны порядок и дисциплина! Нам нужна твердая рука! Вот если б у меня была своя лаборатория! Я доказал бы! Я бы воссоздал великий образ из праха!»

И Притову лабораторию дали.

Он погрузился в нирвану труда и вдохновений.

Начал с ноля, но удачно.

Успех!

Полная реализация грандиозных планов!

Триумф разума!

Всплеск идей!

И вот он уже доцент!

Лауреат!

А цель все ближе и ближе!

Все яснее, все отчетливее!

Наконец, готово.

В демонстрационном зале клиники Притова собрались генералы, министры, замы и прочие. Исхудавшая рука отдернула стерильную занавеску, и перед публикой предстал Генералиссимус.

Тот самый, как на площади за окном, чьи бронзовые и гранитные монументы шагали и парили над Землей, Марсом и Плутоном.

И все они простирали свои тяжелые руки туда, вперед, призывая:

– Победа неизбежна!

Новый мундир Генералиссимуса сверкал от обилия золоченых орденов, пуговицы и погоны сияли.

Присутствующие генералы вскочили и разом отдали честь. Но Притов предостерег:

– Он еще не пришел в себя. Память и сознание восстановились, но много вопросов прошу не задавать.

Генералиссимус приоткрыл один глаз и чихнул.

Зал зааплодировал!

Притов раскланялся и начал свою речь:

– Товарищи! Мы все состоим из клеток и хромосом. Это знает любой школьник. Но мало кто знает, что из каждой мельчайшей клетки, можно вырастить живого человека. Взгляните на митохондрии печени, волоса или кожи. Отчего ядра так не похожи друг на друга? Все дело в среде, в окружении, которое формирует защитную оболочку. Поместим ядро в клетку с большой концентрацией белка – получим клетку мышц. А в среде с повышенной минерализацией формируется кость. При контакте с воздушной средой – получим клетку кожи. И так далее. Это и есть главный принцип компиляции ядер в сложную систему организма.

Голос Притова сопровождался мельканием слайдов и макетов.

Перед внимательными глазами слушателей проплывали сложные схемы, формулы и расчеты. В зале стояла удивительная тишина. Слышно было мирное похрапывание утомленного экспоната.

– Моя теория заключается в том, что любая живая особь – это одна гигантская клетка с миллиардным набором ядер и одинаковым набором хромосом. Лишив ядро оболочки, я позволил всем хромосомам ускоренно разделиться и размножиться в нужном количестве. Таким образом, я значительно ускорил фазу реанимации. Она начиналась не с ноля. Все ядра одновременно превратились в функциональные клетки… Годы и годы… Отчаянья и надежды. Ошибки и удачи. Но я был уверен. Я выполнил. Вот мои труды. Вот моя жизнь! Он перед вами! Вы можете его лицезреть! Вы можете с ним поговорить. Спасибо за внимание!

Генералы, министры и прочие привстали со своих мест. Зал содрогнулся от рукоплесканий.

– Дяденька Притов, большое вам спасибо от малышей! – прелестная девчушка протянула знаменитому ученому громадный букет околоземных цветов.

– Спасибо, спасибо, – растрогался Притов.

Но вдруг в зале что-то изменилось. Аплодисменты разом утихли.

Что-то неладное происходило с экспонатом.

Сначала он побагровел. Потом начал пухнуть и раздуваться. Золоченый мундир затрещал по швам.

А дальше началось нечто невообразимое!

Министры и генералы вскочили на кресла, дамы ахали, офицеры спецслужб побледнели.

– Что такое? – Притов, не веря глазам, начал нервно протирать очки, надел их, снова снял, еще раз протер, потом, не глядя, потянулся за графином с водой и опрокинул его. Но никто не заметил, как дико начали трястись его руки.

Публика смотрела только на Генералиссимуса.

А тот уже начал растягиваться и расплываться. Радужные оттенки жутко исказили его лицо. Сине – зеленые блики растекались по туловищу. А сам он потерял человеческие контуры и поляризовался. Середина истончилась, и он, растянувшись к полюсам, вдруг со звоном лопнул.

– Невероятно! – промямлил Притов.

Генералиссимус разделился, как простая клетка! Эти две половинки имели идеальное сходство с первым экземпляром, только по объему были раза в два меньше.

– Расстрелять, мерзавца! – исторгся из одной половинки жуткий вопль. Она злобно топнула ножкой и указала пальцем на Притова, который испуганно пятился, пытаясь где-нибудь укрыться.

– Немедленно расстрелять! А семью – на Фобос! – сердито вторила вторая половинка. Но и та, и эта уже снова набухали, раздувались и некрасиво растягивались. Генералиссимус не прекращал делиться.

Публика опомнилась, когда шестнадцать малюсеньких человечков вразнобой заверещали:

– Расстрелять!

– Расстрелять!

– На Фобос!

– На Фобос! – сердито тренькали они, а сами были величиной с воробышков.

Их бросились ловить, но деление не прекращалось. Через минуту уже тысячи мелких блошек и тараканов копошилось под ногами, они суетились, пищали, выкарабкивались из цепких пальцев.

Присутствующие влезли на подоконники и столы, люди не смели шевельнуться, чтобы ненароком не раздавить крохотного вождя.

– Какой ужас!

– Безобразие!

– А кто-нибудь знает, что они – это Он?

– Позор, да и только! – возмущалась важная публика.

А генералиссимусиков уже было не различить на глаз. Только в воздухе вместо криков метались и обдували холодом биоволны:

– Расстрелять!

– Всех расстрелять!

– Кто зачинщик безобразия?

– Это покушение!

Вдруг стало тихо. Тысячи крикливых насекомых исчезли…

– Кто у вас главный? Вы за это безобразие ответите! – обратился Главнокомандующий к министру здравоохранения.

– Вы опорочили совесть славного прошлого! – раздался разноголосый гомон.

– Садисты! Все медики – садисты! – тонко взвизгнула какая-то дама.

Испуг прошел. Публика начала разряжаться. Губы ученых и ответственных лиц кривились от возмущения:

– Издевательство над чувствами патриотов!

– Кто ответит за балаган?

– Притова сюда!

Но Притова нигде не нашли.

– Преступник скрылся!

– От нас не скроется! – со знанием дела произнес маршал.

Внезапно раздался дикий женский вопль. Разгневанная публика развернулась на крик. Ассистентка Притова корчилась на полу в судорогах. На губах выступила коричневая пена, по телу разлились черные пятна. Она жутко выла и стонала. Тело билось в агонии.

– Врача сюда! Увезти. И чтобы никакой шумихи, – приказал маршал адъютантам.

Кто-то еще закричал и упал в агонии, по его рукам поползли радужные разводы.

– Это чума! – опомнились членкоры и бросились к выходу.

Вслед за ними вся публика метнулась к дверям, но пробкой застряла в проходе. Они кричали и тянули дрожащие руки к спасителям. Напрасно. Всей этой высокопоставленной публике суждено было уйти в мир иной.

Притова не подвела его замечательная интуиция. Как только Генералиссимус начал делиться, генетик сразу осознал свои грядущие неприятности.

Ошибка в расчетах! Он забыл заблокировать каскадное деление клеток.

Едва опомнившись от катастрофы, Притов подхватил кусачую четвертинку экспоната и бросился к морозильнику.

А в городе началась эпидемия.

Генералиссимус распался до своих мельчайших составляющих и превратился в невидимое бедствие. Он стал разумным вирусом, который поражал не каждую жертву, а тщательно ее выбирал, предпочитая особо тонкие структуры и мозг самых талантливых и гениальных из людей. Гении, вундеркинды, поэты, ученые, гордость планеты чахли от неизвестного недуга.

Лекарства были бессильны.

Вирус хитрил и опережал интуицию ученых. Он был неумолим и коварен. Его принимали то за «бараний прион», то за «проклятие мумий».

Он постоянно мутировал и с невероятной скоростью распространялся по всей Земле. Таланты и гении вырождались.

Стены домов содрогались от рыданий.

– Не смей играть на скрипке! Иди «забей козла»! – кричали с балконов перепуганные мамаши вундеркиндам, которые с нотами и энциклопедиями прятались по чердакам и подвалам, чтобы тайно посочинять или вычислить.

Повсюду раздавались всхлипывания детей и крики:

– Ты меня доведешь! Опять пятерку по химии получил? Чтобы завтра же двойка была! Слышишь? Ты что, заразиться хочешь?! – разгневанные матери били зареванных карапузов по мокрым щекам.

Стерильный дух анатомичек отпугивал заразу от клиники Притова, и академик пережил эпидемию, но чувство раскаяния сокрушало его сердце. На дальнейшие опыты уже не хватало сил. Поэтому замороженный карлик в его тайнике оставался всего лишь грустным напоминанием о неудачном проекте.

В последнее время эпидемия заметно поутихла. Гении перевелись. И только Притов знал, что вся эта многомиллионная толпа, которая переполнила улицы и проспекты, которая вечно куда-то спешит и помалкивает, была не из рода гомо сапиенсов, покоривших когда—то Вселенную.

Энцефаллограммы этих обезличенных и запуганных людей ничем не отличались от энцефаллограмм диагностических неполноценных больных, лечение которых бесполезно, и которые во все времена выбраковывались из общества разумных существ.

Это шли… шли… и шли… дебилы.