Читать книгу Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны - Ноэми Норд, Ноэми Норд - Страница 7

Самым жирным писателем в Мухинске был Пал Куляк.

Его огромный вечнобеременный живот поглотил не один гонорар начинающих талантов. Сзади Куляк был похож на огромного лысого пасюка, волосатые уши которого торчали прямо из складок спины, ибо шеи он совсем не имел. Зато фас его лучился и освящал.

– Пал Куляк! Смотрите сам Куляк! – и публика почтительно расступалась перед ним.

Его на бис встречали продавцы, колхозницы и прочие работницы физического труда:

– Настоящий писатель!

Но с молодежью Пал Куляк не ладил. На творческих вечерах разгорались яростные дискуссии.

– Это вы—то плохо живете? А мы лебеду – крапиву ели! Босые – голые ходили! А теперь вам на блюде подавай? Переживете! Зажрались наши-то молодые!

– Дяденька Пал Куляк! А почему Вы не пишете фантастику? Мы так любим читать про жизнь в будущем, да только книжек нет нигде.

– А потому я не пишу фантастику, что есть вещи более замечательные! Мы победили в войне! Мы стали космической державой! Перед нами трепещет весь мир! Это ли не фантастика?

– Уважаемый товарищ писатель! Недавно прочитала ваш новый роман. И он мне показался очень похожим на роман известного писателя Звонкина.

– Да, бывает! Даже в науке… Как там? Закон Бойля-Мариотта, кажется? …Э-э-э! Не грех ли винить писателя, поэта в том, что «похоже», что одинаково? В конце концов, живем в одной стране, одним воздухом дышим, одно время сверяем, да и люди-то у нас, гляньте, все одинаковые, одна судьба, одна мечта.

– Извините, говорят, в свое время вы самолично отправляли неугодных писателей в особый отдел и психушки?

– Не было этого! Не было этого! Не было!

В личной жизни Пал Куляк был серьезно обездолен. Одиночество под старость лет страшило его.

А ведь были женщины!

Какие женщины!

Разбежались, покинули его навсегда.

Но сам ли Куляк повинен в этом? Трудное детство, голодные годы исказили психику добродушного ребенка. О чем беспробудно мечтаем – то и не отдадим. Вот о чем мечтал маленький мальчик в тылу: поесть! Досыта, до отвала, так, чтоб не урчало, не сосало, не сводило судорогой нутро от взгляда на сухарь.

– Чему только детей в школе учат! Посмотрите на них! Грязной собаке булку суют! Да еще с маслом! Со сливочным! Да еще и колбасу кидают в бездонную пасть! Тьфу, молодежь! – и обиженно топнув на дворнягу, Пал Куляк спешил дальше по неотложным писательским делам.

Зрела и подтачивала здоровье Куляка обида на сытое поколение. Писательские встречи порой превращались в жаркие перепалки.

– Витаминов нет в аптеках!

– И у нас их не было!

– Что такое лебеда, и как ее едят?

– И лебеды не стало? Мы слопали! Ха-ха! Зато хлеба – ешь-не хочу!

– Джинсов нет.

– А у нас – портянки да портки!

Иногда Куляку приходилось туговато, если попадался какой-нибудь долговязый акселерат со своим коварным «извините».

– Извините, но вы глубоко ошибаетесь. Мы задыхаемся в координатах вашего престарелого поколения. Ваши точки отсчета не в будущем, прекрасном и чистом, а в прошлом, голодном и вшивом. Наша серость – ваше благо. Мы не стремимся, а сравниваем. Вам сыто, но нам дискомфортно!

– Персонального вертолета у тебя нет? А у нас и самокатов не было! Ишь, чего захотел? Робота – няньку! А ты побегай по яслям каждый день! Да наши бабы в поле рожали! Ишь, ты! Телек стопрограммный захотел!? А мы единственным громкоговорителем на всю деревню обходились!

– А кроссовок нет!

– Лаптей не было!

– Детского питания нет!

– Молока не было!

– Колбасы нет!

– Хлеба не было!

– А ТАМ уже гориллы научились говорить. А мы все еще висим на ветках!

– А у нас и веток не было. Все елки обгрызли в голодные годы!

Пал Куляк набрал нужное число голосов и стал мухинским депутатом. Так на старости лет фортуна ласково чмокнула писателя деревни в розоватый черепок.

Но женщины от него разбегались…

Появление Тет несколько воодушевило массивную фигуру депутата.

– Недурна… Очень даже недурна, – зашевелилась в нем разномастная кобелиная свора. И жировые запасы вспыхнули, как масло на сковороде.

Для невинностей Тет требовался особый ход. И Пал Куляк щедро попрыскал за воротник одеколоном «Суперстар».

файл 005 / Гемофобия

Вася Лапочкин с детства мечтал стать врачом.

По генам он был добрым и ласковым. С детства практиковал на больных зверюшках. То воробышку лапку перебинтует, то горлышко больному котенку.

Когда Вася вырос, поступил в медицинский институт.

Сначала он хотел сбежать, скрыться от кошмара за стерильными стенами.

И дело не в трупах.

Все опыты на кроликах и собаках проводились без наркоза.

Васю это потрясло. Он оказался чересчур впечатлительным.

Зато Галиме или Милькину – хоть бы что!

Вжик! – и точный разрез на брюхе пса обнажал и клокочущий желудок, и печень, и даже сердце.

– Подумаешь! – пожимала плечами Галима. – А что особенного? Когда горло собаки плотно забито ватой, она не шумит, не мешает. Катятся по морде слезы? На то она и собака… Привыкай, Вася! Слезы – рефлекс и только! А куда идет анальгетик, не твоего ума дело! Помалкивай! Профессор молчит, а ты..

Ну, нет, Вася не был послушным хлюпиком. Он решил разобраться, почему нарушается постановление о теплокровных. —

– Чудак, – решили однокурсники, пожимая плечами – Ему что, дворнягу, жалко?

– Почему? – кричал в это время Вася в кабинете декана.

– Успокойтесь, успокойтесь. Нет ли у вас неудов? Все ли в порядке с нервами? – декан сунул под сопливый нос странного студента нашатырку.

Сумасшедший отличник вырвался и побежал дальше, в главк:

– Почему?

На следующий день резали под наркозом.

А через неделю крыса под скальпелем Васи вдруг завизжала, отгрызла себе лапу, забилась под шкаф.

Вася вылетел из операционной. Вслед раздался дружный хохот.

Ночью ему в общаге устроили темную. После взбучки его с кляпом во рту потащили в виварий и там состоялась кровавая оргия. Собаки выли, верещали крысы и морские свинки…

Сначала Вася вырывался, но потом вдруг стих, глаза окаменели, как отшлифованная бирюза.

Это называется «переступить через себя». Его заставили перешагнуть через жалость, растоптали душу, и он стал замечательным студентом, спокойным и без нервов.

Вскоре Вася получил распределение в клинику Притова.

Он был счастлив.

Нормальных детей уже не рождалось. Но статистика аномалий была строго засекречена. Когда из воспаленного чрева роженицы появлялся на свет очередной мутант, его тут же куда-то уносили. А несостоявшейся матери выдавалась справка о том, что ребенок родился мертвым.

Новорожденных поставляли в клинику Притова. Здесь их классифицировали, сортировали, измеряли и отправляли в лаборатории.

Вася работал над темой: «Мутанты и положительные прогнозы».

Работа была срочная, но не клеилась. Графики ползли вниз, не помогало даже искусственное сращивание микроцефалов с гиперцефалами.

Молодой ученый не спал по ночам, беспрестанно что-то отрезал, а потом снова пришивал.

Большой бак с отходами был всегда переполнен.

Вася в последнее время стал особо чувствительным. Он собирался стать папой и ему жутковато было слышать разноголосое «уа» в своей лаборатории. Казалось, позеленевшие младенцы кричали даже из письменного стола.

Неделями Вася не ночевал дома. Наконец, заскочил на минутку. Его встретила жена, измученная, бледная. Знакомой выпуклости на животе не было.

– Наш мальчик родился мертвым.

Вася бросился в клинику. С большим трудом он отыскал сына. Младенец родился без кожи, глаза вывалились и болтались, как у вареной рыбы, тело дергалось, сжимая крохотные кулачки.

Маленькое личико было подключено к шлангам.

Вентиль – рядом.

Вася повернул рычажок на шланге. Младенец посинел, задергался. Последняя судорога всколыхнула маленькое тело, и мутант со скрюченными ножками затих.

У Васи возобновились приступы гемофобии.

Его перевели во взрослое отделение.

Скальпель дрогнул. Перед хирургом лежала женщина редкой красоты. И почти не дышала. Вася должен был изъять из этого тела селезенку. Но медлил.

Почему эта женщина оказалась в отделе трансплантаций?

Кто дал разрешение на изъятии селезенки?

Не может быть, чтобы такая женщина была одинока!

Между тем, губы красавицы порозовели, ресницы дрогнули.

В экспериментаторе пробудился врач:

– Долой диссертацию! К черту премию! Рискну!

Дни и ночи он корпел над пробирками, сам дежурил возле незнакомки. Наконец она открыла глаза:

– Безумно хочу землянику!

Землянику?

Вася не знал, что это такое. Где взять? Найти землянику значило найти прошлое этой странной девушки.

И Вася снова рискнул.

Притов долго перечитывал его заявление о приобретении земляники для нужд лаборатории…

Курил… Перечитывал… Что-то заподозрил:

– Зачем?

Вася едва не закашлялся дымом его трубки.

– Дело в том, что в одном из мутантов удалось пробудить глубоконейронные воспоминания. И самое четкое из них – образ земляники. Нужен эксперимент для стимуляции пробуждения ассоциативных глубоконейронных эпизодов. Если б только удалось где-то раздобыть этой самой земляники!

Притов задумался. Вася был самым перспективным учеником, даже «любимчиком», как его называли завистники, но к его словам стоило прислушаться.

– Алло? Мне бы, Уисса… Джон, тут такое дело… – академик Притов позвонил главному заказчику.

Так Вася получил кило земляники. Кроме того, он уловил роковую связь между своей пациенткой, Уиссом, Притовым и самим собой.

На всякий случай экспериментатор поменял барокамеру незнакомки с камерой поврежденного ица. И когда того отправили на запчасти, жизнь Молли – Миледи оказалась вне досягаемости всесильного босса.

После полной реабилитации пациентки Вася отправил ее далеко в горы к знаменитому гуру.

– Уезжай. Только Синк тебе сможет помочь.