Читать книгу Бетельгейзе. Часть 2 - Номен Нескио - Страница 3

От автора.

Стоит ли описывать впечатления от путешествия по Главному Северному Морскому Пути, идя на подводной лодке? Полнейший мрак, звуки работающих механизмов и «стон» прочного корпуса от неимоверного давления воды на глубине, а дальше ничего. Но более всего-это особые ощущения от осознания того, что практически нет возможности всплытия на поверхность, не пробив ледяной панцирь, покрывающий моря Ледовитого океана на протяжении арктического пути. Браться описать природу тех мест задача не из лёгких и по плечу мастерам слова в особенности тем, которым пришлось побывать в Арктике. И уж тем более осмыслить читателю, знакомому с Севером разве что из второстепенных, посредственных источников, которому остаётся лишь принять на веру описание этих суровых мест. Всё здесь неприветливо, всё неуютно, сама природа даёт понять, что люди тут лишние и могут находиться здесь, соблюдая правила и условия. Разве что коренные жители, населяющие эти бескрайние территории, безоговорочно приняли эти самые правила и условия, обожествляя каждую реку и брызги от разбивающихся волн о скалистые берега, видя в подобных природных явлениях своих покровителей и кормильцев. Постоянное ощущение холода и нет перспективы, согреться. Холодно…. Холодно так, что невозможно смотреть на этот мир, невозможно дышать полной грудью. Человек из другого мира тут не самый желанный гость.

– Внимание, экипаж, слушать в отсеках! Говорит капитан! Нам предстоит пройти льдами более семи тысяч миль. Никто ещё до нас этого не делал. Задача трудная, но мы справимся, – много чего ещё хотел сказать Рейнгхард, но отчего-то замер с включенным микрофоном, уставившись в одну точку.

В лодке установилась тишина, нарушаемая лишь звуком работы машин и механизмов.

– Саша…, Саша…, так складываются обстоятельства, что очевидно мы не скоро увидимся с тобой. Наш фюрер проиграл эту войну…, но это он…, но, ни как не я. Думать об этом преступно, но ты не будешь осуждать меня, я уверен. Есть понятие долга и присяги и от них я не отступлю. Что бы ни случилось, я найду тебя.

Сумасшедшим роем вились до этого ранее незнакомые мысли в голове капитана. Он как будто только сейчас услышал самого себя. Чудовищная перспектива предстоящего похода, которая только отдаляла от дома, где его ждала Саша, теперь казалась ему ужасной. И вот чувства к женщине, рвущие на части сердце, которых он так стыдился, буквально лились наружу. Считая себя ветхим старцем среди своего экипажа, мысли о Саше Рауваль были ему стыдны. Ранее, абсолютно безучастно взирая на стопки растущих писем, которые писали матросы, складывая их одно к другому, вызывали у него чувства ревности. Он не мог себе позволить того же, считая это проявлением некой слабости. Но снова и снова так притягивала его полка в сейфе, где хранилось письмо сбитого лётчика. И вот нестерпимое желание назвать свою супругу «Моя Саша», обратиться к ней подобным образом заставляла его замыкаться в себе, охраняя эту страшную тайну, нестерпимо рвавшуюся наружу. Он даже боялся задремать где-нибудь, произнеся вдруг во сне её имя вслух.

Через пол – минуты молчания тишину нарушил Лемке, поняв, что пауза несколько затянулась:

– Господин капитан, вас слушают…, продолжайте.

Рейнгхард очнулся. Оглядев притихший центральный пост, он, облизнул ссохшиеся губы и вдруг крикнул, включив секундомер:

– Экипаж, боевая тревога! Срочное погружение! Все на нос!

Лодка вздрогнула всем корпусом, обвитым нервами многочисленных трубопроводов и кабелей. Офицеры и унтер-офицеры выстроились вдоль, подгоняя матросов, которые буквально летели через всё это узкое пространство в сторону носового отсека, чтобы переносом веса помочь кораблю экстренно погрузиться.

– Дифферент на нос пять, на корму восемь градусов. Глубина восемьдесят метров.

Открывшиеся клапаны стали принимать тонны забортной воды погружая «Бетельгейзе» в бездну морской воды. Ланге стал отсчитывать десятки метров погружения, пока стрелка глубиномера не замерла на отметке в восемьдесят метров.

– Господин капитан….

Рейнгхард не дал договорить боцману:

– Ныряем ещё…. Глубина сто двадцать метров!

Вахтенные переглянулись между собой.

– Дитер…, глубина сто двадцать метров, – медленно проговаривая свою команду, произнёс Рейнгхард.

Ланге сглотнул слюну и, утерев лоб рукой, продублировал команду. Корпус застонал. Через несколько минут он доложил:

– Есть сто двадцать метров, господин капитан.

Рейнгхард кивнул головой:

– Встать на стабилизатор глубины! Выровнять лодку! В отсеках осмотреться, доложить.

Субмарина выровнялась, перекачав тонны воды из носового отсека в кормовой, идя горизонтально. Кое- где просачивалась вода, и ещё больше скрипел корпус. Кажется, капитан был теперь доволен:

– Ну что же, очень хорошо…, очень хорошо. Боцман, всплываем!

Все, кто был на центральном посту, облегчённо вздохнули. Лодка пошла вверх, под голос боцмана, что отсчитывал метры глубины. На отметке в десять метров Рейнгхард скомандовал:

– Поднять перископ.

Устройство пришло в действие.

Отто прильнул к окулярам и вдруг закричал, буквально отшатнувшись от перископа:

– Опустить перископ!

Вся вахта в недоумении уставилась на капитана. Рейнгхард снял фуражку, вытерев мокрый лоб.

– Там…, на поверхности…, там идёт лёд. Он снесёт нам перископ. Обе машины стоп.

Лодка остановилась.

– Акустик…, что у тебя?

– Шум какой-то…, не могу определить, господин капитан, – ответил акустик, крутя ручку локатора.

– Без всякого сомнения…, это лёд…. Что же ещё это может быть? Третьи сутки полная тишина и никого вокруг, как будто и нет войны.

От невероятного напряжения у акустика повисла на носу капля пота, и он даже перестал дышать, погрузившись всецело в звуки моря.

Прошло около получаса, вахтенные уже перестали смотреть на радиста, но тут он подпрыгнул на своём месте, словно его укусила змея, горячо зашептав:

– Шум…, я слышу шум винтов…, по пеленгу….

Он не успел договорить, как капитан скомандовал:

– Поднять перископ!

Несколько неспокойное море и наплывающие небольшие льдины явили Рейнгхарду картину поверхности.

Акустик вновь ожил, прижимая рукой наушник к уху:

– Господин капитан, шум винтов по правому борту, две цели…, надводные…. Контакт постоянный, цели приближаются…, хорошо прослушиваются на носовых и курсовых углах…. Скорость около пятнадцати узлов, расстояние сорок кабельтовых…. Я даже музыку слышу.

Капитан развернул в указанную сторону перископ:

– Ага-а-а…, во-о-от…, сейчас вижу…. Русские…. Густав, полюбуйся.

Теперь старпом прильнул к перископу, стараясь внимательно рассмотреть идущие корабли.

– Ну и что скажешь? – спросил Отто через некоторое время.

Лемке не отрывался от перископа:

– А то скажу…, это гражданские… и даже более…, что один из них, кажется, ледокол. Но тут поручиться не могу. Подойти бы поближе.

Он уступил место капитану и, не ожидая решения, достал альбом с изображениями судов, став внимательно листать его, изучая и сравнивая с увиденным нарисованные контуры кораблей.

– Торпедный, носовой…, – произнёс Рейнгхард, продолжая вести наблюдение.

Равенау продублировал команду торпедному отсеку и снова Рейнгхард:

– Боцман, обе машины малый вперёд.

Лодка чуть подалась вперёд, словно вагон отправляющегося поезда. Старпом оживился:

– Господин капитан…, это…. Ага…, вот….

И, ткнув в альбом пальцем, снова кинулся к перископу, что бы рассмотреть корабль:

– Это как будто «Красин». Если это он? А это вроде он…. Тогда это ледокол. Второй определить не могу….

– Торпедный ждёт приказ, господин капитан, – произнёс Равенау.

– Торпедному, ждать…, – ответил Рейнгхард снова заняв место у перископа, – Штурман, карту и наше местоположение.

– Мы в семидесяти милях от Диксона, при такой постоянной скорости, часов восемнадцать, и они на месте, – ответил Кардес, не отрываясь от карты.

– И куда же вы ползёте? – произнёс вслух Рейнгхард.

– Разрешите, – обратился к командиру старпом. Рейнгхард кивнул головой, – Они идут на Восток, по курсу у них, как и у нас Диксон. Если идут за караваном, то почему в одну сторону и пустые? Неразумно как-то. К тому же пока на море можно обойтись и без них. Моё мнение, что они пойдут дальше, по Северному Пути и очень даже может быть, что не одни. Только вот куда? Это пока вопрос без ответа.

Рейнгхард оторвался от наблюдения и, не отрываясь, смотрел на Лемке:

– А вот это удача…. Значит так…, мы доведём их до Диксона. Если они возьмут конвой и повернут на Мурманск или Архангельск, мы атакуем их. Если же отправятся дальше, то они сами доведут нас до своей базы, где бы она ни была. У меня нет никакого желания похоронить экипаж и лодку в этих льдах, кто бы там чего не приказал…. Идя в кильватере русских, мы имеем возможность всплытия на поверхность. Полярная ночь обеспечит нам скрытность. Если, конечно, какой-нибудь идиот из нашей же конюшни не решит увеличить потопленный тоннаж русских и не отправит на дно этот ледокол, пуская от удовольствия слюни на перископ. А потопить его мы и сами сможем в любой момент. Теперь это наши заложники, куда бы они ни направились.

– А что, если они встанут где-нибудь далее Диксона, а то и вовсе уйдут по какой-нибудь реке? Мы тогда куда пойдём? – спросил боцман, – Прямая дорога под лёд или назад.

– Да, согласен…, это допустимо и в таком случае мы очень рискуем. Любое отклонение от курса вынуждает меня атаковать эти корабли русских. Так что в их интересах идти не сворачивая, куда бы они не направлялись.

Кардес с удивлением посмотрел на своего командира:

– А что, эти русские уже у нас на службе?

– Да, Гельмут, именно так…. Считайте, что я нанял их, – ответил капитан, вызвав смех остальных.

Лемке согласно кивнул головой:

– Мне кажется, что они даже не пытаются нас определить.

– Они слишком заняты собой…, музыку слушают. Аккустик!

– Да, капитан, слушают!

Ренгхард оглядел вахту, развёл руки и улыбнувшись, приказал:

– Опустить перископ!

Команда одобрительно загудела, наверное, впервые после атаки на «Марсельезу» и «Путь Сталина».