Читать книгу Женская месть - Нора Робертс - Страница 6
Часть первая. Горечь
Глава четвертая
ОглавлениеАдрианна обожала рынки. В свои восемь лет она уже видела разницу между бриллиантами и сверкающими стекляшками, бирманскими рубинами и менее насыщенными и ценными камнями. Ее бабушка, Джидда, научила ее не хуже ювелира оценивать огранку, чистоту и цвет камней. Она была готова часами бродить с Джиддой по рынку, восхищаясь лучшими камнями, выставленными на продажу.
Драгоценности – это безопасность женщины, которую она может носить на себе, – наставляла ее Джидда. Что проку женщине с золотых слитков и бумажных денег, сложенных в банке? Бриллианты, изумруды и сапфиры можно было носить в виде булавок и ожерелий, демонстрируя миру свою ценность.
Ничто не доставляло Адрианне большего удовольствия, чем наблюдать за тем, как ее бабушка торгуется на рынке в окружении дрожащих волн жара, поднимающихся от земли. Они часто ходили на рынок – группы женщин, закутанных в черные накидки и напоминающих стаю черных дроздов. В лавках они ощупывали золотые и серебряные цепочки, надевали на пальцы перстни с полированными камнями или просто любовались сверкающими драгоценностями сквозь пыльное стекло витрин. Воздух был пропитан запахом животных и специй, стоял неумолчный гул из голосов покупателей, торгующихся с владельцами магазинов, рева ослов, стука сандалий по твердой земле.
Где бы они ни появились, везде рыскали мужчины с окрашенными хной бородками – члены религиозной полиции муттава, – готовые карать за малейшие нарушения религиозных законов. Рядом с Джиддой Адрианна их не боялась. В Джакире боготворили бывшую королеву, родившую двенадцать детей.
Лавки закрывались, когда звучал призыв к молитве. Мужчины опускали лицо к земле, а женщины молча ожидали конца молитвы. Склонив голову, как и остальные женщины, Адрианна прислушивалась к сухому стуку четок. Она еще не носила никаб, но уже не считалась ребенком. В эти последние дни средиземноморского лета она чего-то ожидала, замерев на грани перемен.
Как и Джакир. Хотя страна изнывала от нищеты, королевский дом Джакира был богат. В качестве первой дочери короля Адрианна имела право на все символы и знаки ее высокого положения. Но сердце Абду было закрыто для нее навсегда.
Его вторая жена после Фахида родила ему двух дочерей. В гареме шептались о том, что после второй девочки Абду пришел в ярость и чуть не развелся с Лейхой. Но наследный принц был крепким и красивым. Ходили слухи о том, что Лейха снова беременна. Чтобы укрепить линию наследования, Абду взял третью жену и немедленно одарил ее своим семенем.
Фиби начала принимать таблетки каждое утро. Она ускользала от реальности в ночные сны и дневные грезы.
Удобно расположив голову у матери на коленях и лениво прищурив глаза от дыма благовоний, Адрианна наблюдала за тем, как танцуют ее кузины. Впереди ее ожидал долгий и жаркий полдень. Она рассчитывала, что они пойдут сегодня на рынок и купят новый шелк или золотой браслет наподобие того, какой ей накануне показала Дуджа, но сегодня утром у ее матери совсем не было сил.
Они пойдут на рынок завтра. Сегодня вентиляторы под медленный ритм барабанов разгоняли насыщенный благовониями воздух. Латифе удалось раздобыть каталог «Фредерикс оф Голливуд». Женщины листали его и хихикали. Они, как всегда, болтали, и, как всегда, о сексе. Адрианна так привыкла к откровенным словечкам и возбужденным описаниям, что ее это нисколько не трогало. Она любила наблюдать за танцами, плавными волнистыми движениями, скольжением темных волос, изгибами и поворотами тел.
Она покосилась на Мери, третью жену своего отца, которая с самодовольным видом сидела рядом, гордясь своим раздутым пузом, и обсуждала роды. Лейха с осунувшимся лицом кормила грудью младшую дочь и тайком наблюдала за Мери. Пятилетний крепыш Фахид подбежал к матери, требуя внимания, и она без колебаний отдала младенца служанкам. С торжествующим видом она прижала сына к груди.
– Что удивительного в том, что они вырастают в уверенности, что женщин можно унижать? – пробормотала Фиби.
– Что, мама?
– Да так, ничего.
Она рассеянно гладила Адрианну по волосам. Барабанный бой отдавался у нее в голове безжалостным гулом – монотонным, как и дни в гареме.
– В Америке любят всех малышей – как мальчиков, так и девочек. Женщинам не приходится тратить всю свою жизнь на то, чтобы вынашивать детей.
– А как племя сохраняет силу?
Фиби вздохнула.
Бывали дни, когда ей уже не удавалось мыслить ясно. В этом были повинны таблетки, которые одновременно были ее спасением. Последняя партия стоила ей кольца с изумрудом, но в качестве бонуса ей досталась пинта русской водки. Она экономила ее, как последний скряга, позволяя себе лишь крохотный стаканчик после каждого визита Абду в ее спальню. Она больше ему не сопротивлялась. Ей было все равно. Она терпела, сосредоточив все свои мысли на удовольствии от напитка, которым она утешится после того, как муж оставит ее в покое.
Она могла бы уехать. Если бы только ей хватило смелости взять Адрианну и сбежать. Перенестись в реальный мир, в котором женщин не заставляют стыдливо прятать свои тела и покоряться жестоким мужским прихотям. Она могла бы вернуться в Америку – туда, где ее любили, где люди валом валили в кинотеатры, чтобы на нее посмотреть. Она по-прежнему оставалась актрисой. Разве не приходилось ей играть каждый день своей жизни в Джакире? В Америке она могла бы устроить Адрианне хорошую жизнь.
Она не могла уехать. Фиби закрыла глаза и попыталась отрешиться от гула барабанов. Чтобы выехать из Джакира, женщина нуждалась в письменном разрешении одного из мужчин своей семьи. Она знала, что Абду такого разрешения ей никогда не даст. Как бы он ее ни ненавидел, он продолжал ее хотеть.
Она уже умоляла его отпустить ее, но он ей отказал. Побег стоил бы ей не одну тысячу долларов и представлял собой риск, и она почти была готова пойти на него. Но ей ни за что не выбраться из страны вместе с Адрианной. Никто и ни за какие деньги не решится помогать дочери короля нелегально покинуть Джакир.
И ей было страшно. Она боялась того, что он может сделать с Адрианной. Фиби не сомневалась в том, что он ее заберет. Она ничем не могла ему помешать. Единственный суд, в который она могла обратиться, был его судом, единственная полиция – его полицией. Она не имела права рисковать Адрианной.
Она часто думала о самоубийстве. Это был единственный надежный способ спастись от Абду. Она представляла его себе таким, каким ей когда-то представлялись занятия любовью. Чем-то желанным, драгоценным, неспешным. Иногда в бесконечные жаркие дни она смотрела на пузырек с таблетками, пытаясь представить себе, каково это – принять их все и окончательно, безвозвратно погрузиться в туманный мир сновидений. Изумительно. Она дошла даже до того, чтобы высыпать их все себе на ладонь и ласково пересчитать.
Но у нее была Адрианна. Мысли о ней всегда останавливали Фиби.
Она решила, что останется. Она будет накачиваться таблетками, пока реальность не станет приемлемой, но она останется. И она даст Адрианне что-то свое.
– Я хочу на солнце, – внезапно произнесла Фиби. – Пойдем погуляем в саду.
Адрианне, убаюканной ароматами и звуками, никуда не хотелось идти, но она послушно встала и пошла за матерью.
Их окружил сухой горячий воздух. У Фиби от него всегда начинали болеть глаза, и ей отчаянно не хватало океанского бриза. Когда-то у нее был дом в Малибу и она обожала сидеть у большого открытого окна, наблюдая за накатывающимися на берег волнами.
Тут были цветы – пышные, экзотические, источающие ароматы. Сад окружали высокие стены, чтобы гуляющие в нем женщины не могли соблазнять проходящих мимо мужчин. Таков был закон ислама. Женщина считалась слабым сексуальным существом, не обладающим силой или интеллектом, которые защитили бы ее честь. Это за нее делали мужчины.
Воздух в этом оазисе трепетал от пения птиц. Когда Фиби в первый раз увидела этот сад с его сплетением изысканных цветов и головокружительных ароматов, он показался ей ожившей сказкой. За стенами дворца пели и перемещались пески, а здесь благоухали жасмин, олеандр, гибискус. Пышным цветом цвели миниатюрные апельсиновые и лимонные деревья. Она уже знала, что их плоды будут горькими, как глаза ее мужа.
Ее неукротимо влекло к фонтану. Это был подарок Абду, когда он впервые привез ее в свою страну в качестве королевы. Фонтан символизировал беспрерывный поток его любви. Любовь уже давно пересохла, а фонтан продолжал играть.
Она все еще была его женой, первой из четырех, положенных ему по закону. Но в Джакире брак стал ее тюрьмой. Она теребила кольцо на пальце, наблюдая за струйками воды, стекающими в маленький пруд. Адрианна начала бросать в него камешки, чтобы заставить шевелиться большого яркого карпа.
– Мне не нравится Мери, – начала Адрианна. В таком ограниченном мире, как гарем, говорить было особо не о чем, не считая других женщин и детей. – Она выпячивает живот вперед и улыбается вот так. – Она сморщилась, заставив Фиби расхохотаться.
– О, ты хорошо на меня действуешь. – Она поцеловала макушку дочери. – Моя маленькая актриса. – Фиби отвела со лба Адрианны упавшие на глаза волосы и подумала о том, что у нее глаза отца. Они напоминали ей о том времени, когда он смотрел на нее с любовью и теплотой. – В Америке люди толкались бы в очередях ради возможности тебя увидеть.
Адрианне это понравилось, и она заулыбалась.
– Так же, как и ради тебя?
– Да. – Она снова перевела взгляд на воду. Иногда ей лишь с трудом удавалось вспомнить того другого человека, которым она когда-то была. – Они действительно выстраивались в очереди. Эдди, я всегда хотела радовать людей.
– Когда приезжала журналистка, она сказала, что по тебе скучают.
– Журналистка? – Это было два или три года назад. Нет, еще раньше. Наверное, уже прошло четыре года. Странно, как незаметно они пролетели. Абду согласился на это интервью, чтобы положить конец всяким слухам об их браке. Она не думала, что ребенок об этом помнит. Ведь Эдди тогда было года четыре. Максимум пять. – Она тебе понравилась?
– Она говорила странно, а иногда очень быстро. Ее волосы были подстрижены очень коротко, как у мальчика, и они были цвета соломы. Она рассердилась, потому что ей разрешили сделать всего несколько снимков, после чего у нее отняли фотоаппарат. – Когда Фиби села на мраморную скамью, Адрианна снова принялась бросать в пруд камешки. – Она сказала, что ты самая красивая женщина в мире и что еще никогда и никому не завидовали так, как тебе. Она спросила, носишь ли ты никаб.
– А ты, кажется, ничего не забываешь.
Фиби тоже это помнила. Тогда она наплела журналистке что-то о жаре и пыли и о том, что никаб помогает ей защищать кожу от солнца.
– Мне понравилось, как она с тобой разговаривала. – А еще Адрианна помнила, что после ухода журналистки ее мама плакала. – Она еще вернется?
– Возможно, когда-нибудь.
Но Фиби знала, что у людей короткая память. В Голливуде появились новые имена и новые лица, и некоторые из них она даже знала, потому что Абду позволял, чтобы некоторые из писем ей все же доставляли. Фей Данэвей, Джейн Фонда, Энн-Маргрет. Красивые юные актрисы, прокладывающие свой путь, занимающие место, некогда принадлежавшее ей.
Она прикоснулась к своему лицу, зная, что ее глаза уже окружают морщинки. Когда-то оно было на всех журнальных обложках. Женщины красили волосы, чтобы быть похожими на нее. Ее сравнивали с Монро, с Гарднер, с Лорен. А потом ее уже не сравнивали ни с кем. Она стала сама собой, и сравнивали уже с ней.
– Однажды я чуть было не завоевала «Оскар». Это самая высокая награда для любой актрисы. И хотя мне его не дали, все равно по этому поводу была замечательная вечеринка. Все смеялись, разговаривали и строили планы. Все это было совершенно непохоже на Небраску. Так называлось место, где я жила, когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, моя малышка.
– Где был снег?
– Да. – Фиби улыбнулась и вытянула перед собой руки. – Там, где был снег. Я жила там с бабушкой и дедушкой, потому что мои родители умерли. Я была очень счастлива, только не всегда это осознавала. Я хотела быть актрисой и носить красивые платья, и чтобы меня все любили.
– Поэтому ты и стала кинозвездой?
– Да. – Фиби потерлась щекой о волосы Адрианны. – Мне кажется, все это было сто лет назад. В Калифорнии снега не было, зато был океан. Для меня это была сказка, а я была принцессой, о которой в детстве читала во всех книжках. Это была очень тяжелая работа, но я ее обожала, и мне нравилось все, что было с ней связано. У меня был свой собственный дом на самом берегу.
– Тебе, наверное, было одиноко.
– Нет, у меня было много друзей и знакомых. Я ездила в города, в которых никогда даже не надеялась побывать. Париж, Нью-Йорк, Лондон… В Лондоне я познакомилась с твоим отцом.
– Где это – Лондон?
– В Англии, в Европе. Мы же учили с тобой на уроках.
– Я не люблю уроки. Я люблю истории. – Но она напрягла память, потому что знала, как важны эти уроки для Фиби. Это был еще один их общий секрет. – В Лондоне живет королева, муж которой всего лишь принц. – Адрианна выжидательно замолчала в полной уверенности, что на этот раз мать ее поправит. Идея о том, что страной правит женщина, казалась ей нелепой. Но Фиби лишь улыбнулась и кивнула. – В Лондоне бывает холодно и идет дождь. В Джакире всегда светит солнце.
– Лондон красивый. – Одним из ее самых больших талантов было умение мысленно оказаться в каком-то месте – реальном или воображаемом – и отчетливо его себе представить. – Мне он показался самым красивым из всего, что я когда-либо видела. Мы там снимали, и люди толпились у ограждений, чтобы на нас посмотреть. Они меня окликали, и иногда я подписывала автографы или позировала для фотографов. А потом я познакомилась с твоим отцом. Он был таким красивым. Таким элегантным.
– Элегантным?
На губах Фиби появилась мечтательная улыбка, и она закрыла глаза.
– Неважно. Я очень нервничала, потому что он был королем, и нельзя было забывать о правилах этикета, и повсюду были фотографы. Но потом, после того, как мы поговорили, это уже как будто не имело значения. Он повез меня обедать и танцевать.
– Ты танцевала для него?
– С ним. – Фиби усадила Адрианну на скамью рядом с собой. Где-то поблизости лениво гудела опьяневшая от нектара пчела. Благодаря наркотику этот звук отзывался в ушах Фиби приятной мелодией. – В Европе и Америке мужчины и женщины танцуют вместе.
Адрианна прищурилась:
– Это позволяется?
– Да, никому не запрещают танцевать с мужчиной, разговаривать с ним, вместе ездить в машине или ходить в театр. Да много всего. Люди вместе ходят на свидания.
– Дания – это такая страна?
Иногда английский казался Адрианне чересчур сложным.
Разморенная солнцем Фиби снова рассмеялась. Она помнила, как она танцевала в объятиях Абду и как он улыбался, глядя на нее сверху вниз. Каким мужественным было его лицо, какими ласковыми были его руки.
– Свидания. Это когда мужчина приглашает женщину с ним погулять. Он заезжает к ней домой. Иногда он привозит ей цветы. Розы, – мечтательно вспомнила она. Абду посылал ей дюжины белых роз. – Потом они могут вместе пообедать или сходить на какое-нибудь шоу, а затем поздний ужин. Они могут потанцевать в каком-нибудь переполненном маленьком баре.
– Ты танцевала с моим отцом, потому что вы были женаты?
– Нет. Мы потанцевали, влюбились друг в друга, а потом поженились. Это все по-другому, Адрианна, и очень трудно объяснить. В других странах все совсем не так, как в Джакире. Почти во всех.
Страх, который снедал ее с той ночи, когда она стала свидетельницей изнасилования матери, взял верх.
– Ты хочешь вернуться?
Вместо страха Фиби услышала лишь свои собственные сожаления.
– Это долгий путь, Эдди. Слишком долгий. Когда я вышла замуж за Абду, я все это оставила в прошлом. Тогда я этого еще не понимала. Я его любила, а он меня хотел. День, когда мы поженились, стал самым счастливым в моей жизни. Он подарил мне «Солнце и Луну». – Она прикоснулась пальцами к лифу платья, снова как будто ощущая тяжесть ожерелья. – Когда я их надела, я ощутила себя королевой. Мне показалось, что исполнилось все, о чем я мечтала, будучи маленькой девочкой в Небраске. Тогда он подарил мне часть себя, часть его страны. Когда он застегнул колье на моей шее, счастливее меня не было в мире никого.
– Это самая большая ценность Джакира. Тем самым он показал тебе, что ценит тебя превыше всего.
– Да, когда-то так и было, Эдди. Но только он меня больше не любит.
Она давно это знала, но не хотела с этим соглашаться.
– Ты его жена.
Фиби посмотрела на свое обручальное кольцо, символ, который некогда значил для нее так много.
– Одна из трех.
– Нет, он берет других только потому, что ему нужны сыновья. Мужчина должен иметь сыновей.
Фиби обняла ладонями личико Адрианны. Она увидела слезы и боль. Возможно, она сказала слишком много, но забирать слова обратно было уже поздно.
– Я знаю, что он тебя игнорирует и это причиняет тебе боль. Попытайся понять, что дело не в тебе, а во мне.
– Он меня ненавидит.
– Нет. – «Но он действительно ненавидит свою дочь», – подумала Фиби. И эта холодная ненависть, которая появлялась в его глазах всякий раз, когда он смотрел на Адрианну, очень пугала Фиби. – Нет, он тебя не ненавидит. Он отвергает меня, то, чем я являюсь, то, чем я не являюсь. А ты моя. Когда он на тебя смотрит, он видит только это. Он не видит в тебе часть себя, возможно лучшую часть себя.
– Я его ненавижу.
Фиби пронзил страх, и она быстро огляделась вокруг. Они были в саду одни, но голоса способны разноситься очень далеко, а во дворце повсюду были уши.
– Ты не должна так говорить. Ты не должна так даже думать. Тебе не понять моих отношений с Абду. Ты и не должна их понимать.
– Он тебя бьет. – Она отстранилась. Теперь ее глаза были сухи и внезапно постарели. – За это я его ненавижу. Он смотрит на меня и не видит. За это я его ненавижу.
– Шшш.
Не зная, как еще утешить дочь, Фиби привлекла Адрианну к себе и начала ласково покачивать.
Она больше ничего не сказала. Она не хотела расстраивать мать. Пока у нее не вырвались эти слова, она даже не знала о том, что они скрываются в ее сердце. Теперь, когда они прозвучали, она их приняла. Ненависть пустила корни в ее душе еще до той ночи, когда отец изнасиловал ее мать. С тех пор она все время росла, подпитываемая его безразличием и равнодушием. С помощью этих изощренных унижений он выделял ее среди остальных своих детей.
Она его ненавидела и стыдилась своей ненависти. Она знала, что ребенок должен обожать родителей. Поэтому она больше об этом не говорила.
На протяжении последующих недель она проводила с матерью больше времени, чем когда-либо прежде, гуляя с ней в саду, слушая рассказы о других мирах. Они по-прежнему казались ей нереальными, но доставляли ей такое же удовольствие, как и рассказы бабушки о пиратах и драконах.
Когда Мери родила девочку и получила мгновенный развод, Адрианна обрадовалась.
– Я рада, что она ушла.
Адрианна играла с Дуджей в камешки. Эту игру позволили в гареме после долгих споров и обсуждений.
– Куда ее отошлют?
Хотя Дуджа была старше, Адрианна по умолчанию лучше умела добывать информацию.
– У нее будет дом в городе. Маленький.
Адрианна усмехнулась и ловкими пальцами подхватила три камешка. Она бы, может, и посочувствовала Мери, но бывшая жена короля настроила против себя абсолютно всех.
– Я рада, что она больше не будет здесь жить. – В ожидании своей очереди Дуджа отбросила за спину длинные волосы. – Теперь нам не придется слушать, как она хвастается тем, как часто посещает ее король и какими многочисленными способами он размещает в ней свое семя.
Адрианна промахнулась. Она быстро огляделась вокруг, чтобы убедиться в том, что рядом нет ее матери. Впрочем, поскольку они говорили по-арабски, она решила, что Фиби этого все равно не поймет.
– Тебе хочется секса?
– Конечно. – Дуджа бросила камешки и замерла, изучая результат. – Когда я выйду замуж, мой муж будет посещать меня каждую ночь. Я буду доставлять ему такое наслаждение, что ему никогда не понадобится другая жена. Я буду следить за тем, чтобы моя кожа была мягкой, а груди упругими. А мои ноги раздвинутыми.
Она рассмеялась и подняла камешки.
Адрианна заметила, что один из камешков задрожал, но не стала обращать внимание на это нарушение правил. Ее руки были ловчее и умнее, но на этот раз она решила позволить Дудже выиграть.
– Я не хочу секса.
– Не будь дурой. Все женщины хотят секса. Закон предписывает нам жить отдельно от мужчин, потому что мы слишком слабы, чтобы устоять перед соблазном. Мы перестаем заниматься сексом, только когда становимся старыми, как наша бабушка.
– Значит, я старая, как бабушка.
Девочки рассмеялись и вернулись к игре.
Дудже этого не понять, размышляла Адрианна, продолжая играть. Мама не хотела секса, а она была молодой и красивой. Лейха его боялась, потому что он принес ей двух дочерей. Адрианна его не хотела, потому что увидела, какой он жестокий и безобразный.
Но другого способа зачинать детей не существовало, а она очень сильно любила малышей. Возможно, ей достанется добрый муж, у которого уже будут другие жены и дети. Тогда ему не будет нужен секс с ней, а она сможет заботиться о его малышах.
Когда им надоело играть, Адрианна разыскала бабушку и забралась к ней на колени. Джидда давно овдовела. Когда-то она была королевой. Любовь к сладостям стоила ей зубов, но ее глаза были темными и проницательными.
– А вот и моя хорошенькая Адрианна.
Джидда разжала ладонь и протянула ей обернутую в фольгу шоколадную конфету. Адрианна хихикнула и схватила угощение. Поскольку красивая обертка нравилась ей не меньше шоколада, она разворачивала ее очень медленно. Привычным жестом, который неизменно успокаивал Адрианну, Джидда взяла щетку и начала расчесывать волосы внучки.
– Бабушка, ты будешь навещать новую внучку?
– Конечно. Я люблю всех своих внуков. Даже тех, кто ворует мои конфеты. Почему моя Адрианна такая грустная?
– Как ты думаешь, король разведется с моей мамой?
Джидда уже давно заметила, что Адрианна больше не называет Абду отцом, и это очень ее тревожило.
– Этого я сказать не могу. Но прошло уже девять лет, и он этого не сделал.
– Если он с ней разведется, мы уедем. Я буду сильно по тебе скучать.
– А я по тебе.
«Этот ребенок во многих отношениях совсем не ребенок», – подумала Джидда, откладывая щетку.
– Адрианна, тебе не стоит об этом волноваться. Ты взрослеешь. Очень скоро я увижу, как ты выходишь замуж. Тогда у меня появятся правнуки.
– И ты будешь давать им конфеты и рассказывать сказки?
– Да. Иншаллах. – Она прижалась губами к волосам Адрианны. Они были черными, как ночь, и от них слегка пахло благовониями. – И я буду любить их так же, как тебя.
Адрианна обернулась и обхватила руками шею Джидды. Исходящий от ее кожи аромат маков и специй успокаивал ее так же, как и прикосновение к ее худенькому телу.
– Я всегда буду тебя любить, бабушка.
– Адрианна. Йеллах. – Фахид потянул ее за подол платья. Его губы уже были перепачканы шоколадом после недавнего визита к бабушке. Шелковый бурнус, модель которого разработали специально для него по приказу его матери, был испачкан грязью. – Пойдем, – по-арабски повторил он и снова потянул ее за юбку.
– Пойдем куда? – Адрианна, которая всегда была готова его развлекать, соскользнула с коленей Джидды и пощекотала его бока.
– Я хочу волчок. – Он взвизгнул, вырываясь, а затем звонко поцеловал Адрианну в щеку. – Я хочу посмотреть на волчок.
Прежде чем позволить ему увлечь себя прочь, Адрианна прикарманила еще горсть конфет. Они с хохотом бежали по коридору. Адрианна преувеличенно пыхтела и стонала, а Фахид продолжал тянуть ее за руку. Ее комната была меньше большинства остальных спален, и это тоже было одним из завуалированных оскорблений, которые ей регулярно наносил отец. Ее единственное окно выходило на самый край сада. Все же она сама выбрала цвета своей спальни – белый и розовый, и комната была очень красивой. В одном ее углу располагались полки. На них лежали и сидели игрушки, многие из которых были присланы из Америки женщиной по имени Селеста, лучшей подругой ее матери.
Волчок она прислала много лет назад. Это была совсем простая, но ярко раскрашенная игрушка. Стоило покачать вверх-вниз ручку, и волчок, торжествующе взвизгнув, начинал стремительно вращаться, отчего красный, синий и зеленый цвета сливались, становясь совершенно неразличимыми. Волчок быстро стал любимой игрушкой Фахида. Настолько любимой, что Адрианна недавно сняла его с полки и спрятала.
– Я хочу волчок.
– Я знаю. В прошлый раз, когда ты его хотел, ты ударился головой, потому что пытался забраться наверх и его достать, когда меня не было в комнате. – А когда об этом узнал король, Адрианне на целую неделю запретили выходить из комнаты. – Закрой глаза.
Он ухмыльнулся и затряс головой.
Улыбаясь в ответ, Адрианна наклонялась, пока не оказалась нос к носу с братом.
– Закрой глаза, братишка, или никакого волчка ты не получишь. – Его глаза тут же зажмурились. – Если ты будешь вести себя очень хорошо, я позволю тебе оставить его у себя на целый день. – Продолжая говорить, она от него пятилась, а затем заползла под кровать, где хранила свои самые драгоценные сокровища. Но едва она потянулась к волчку, как рядом с ней оказался Фахид. – Фахид! – с досадой, которую матери демонстрируют своим самым любимым детям, она ущипнула его за щеку. – Ты очень плохой.
– Я люблю Адрианну.
Ее сердце, как всегда, смягчилось. Она отвела со лба его растрепанные волосы и потерлась лицом о его щеку.
– Я люблю Фахида. Даже когда он плохой.
Она взяла волчок и начала пятиться, выползая из-под кровати. Но тут зоркие глаза Фахида заметили рождественский шар.
– Красивый! – восторженно произнес малыш и схватил шар липкими от леденцов руками. – Это мое.
– Это не твое. – Она схватила его за щиколотки, вытаскивая из-под кровати. – И это секрет. – Они уселись рядом на ковре. Адрианна накрыла своими ладонями пальцы Фахида и встряхнула шар. Позабыв о волчке, они вместе наблюдали за кружением снега. – Это мое самое ценное сокровище. – Она подняла шар вверх, и его пронзил луч света. – Волшебный шар.
– Волшебный. – Открыв рот, Фахид смотрел, как Адрианна снова наклоняет шар. – Выхватив его у нее, он вскочил на ноги. – Волшебный. Я хочу показать маме.
– Нет. Фахид, нет!
Адрианна тоже сорвалась с места и бросилась догонять брата, который уже был у двери.
В восторге от новой игры, он проворно перебирал своими крепкими короткими ножками. Его смех отражался от стен дворца, и он убегал от Адрианны, держа шар перед собой, как ценную добычу. Чтобы было веселее, он свернул в тоннель, соединяющий женскую половину дома с покоями короля.
Адрианну кольнула тревога, и она заколебалась. Ей, как дочери, вход в тоннель был запрещен. Она шагнула вперед, надеясь, что ей удастся выманить оттуда Фахида, посулив ему какую-нибудь новую забаву. Но когда его смех внезапно оборвался, она поспешила на помощь. Фахид с дрожащими губами лежал, растянувшись во весь рост, у ног Абду.
Абду стоял, широко расставив ноги, и с высоты своего роста смотрел на сына. Его белое одеяние касалось пола рядом с Фахидом, и он казался таким могущественным! Освещение в тоннеле был тусклым, но Адрианна увидела гневный блеск в его глазах.
– Где твоя мать?
– Прошу вас, сэр, – склонив в знак покорности голову и ощущая, как гулко бьется ее сердце, бросилась к нему Адрианна. – Я присматривала за братом.
Он смотрел на нее и видел ее всклокоченные волосы, испачканное пылью платье, влажные нервные руки. Одного взмаха руки было бы довольно, чтобы отшвырнуть ее в сторону. Его гордыня шепнула ему, что она недостойна даже этого.
– Ты плохо заботишься о принце.
Она молчала, зная, что ответа от нее не ожидают. Она продолжала держать голову склоненной, чтобы он не заметил вспышку ярости в ее глазах.
– Слезы не для мужчин, и уж точно не для королей, – произнес он, глядя на сына, но наклонился, чтобы осторожно поднять Фахида на ноги. И тут он заметил шар, который продолжал стискивать малыш. – Где ты это взял? – Гнев вернулся в мгновение ока, безжалостно хлестнув детей. – Это запрещено. – Он выхватил шар из рук Фахида, не обращая внимания на его жалобный плач. – Ты хочешь меня опозорить? Опозорить наш королевский дом?
Зная несдержанность короля, а также то, какая тяжелая у него рука, Адрианна заслонила собой брата.
– Это принадлежит мне. Это я ему дала.
Она приготовилась к удару, но его не последовало. Вместо ярости она столкнулась с ледяным холодом. Адрианна поняла, что холодное безразличие способно быть самым мучительным из всех наказаний. На ее глаза навернулись слезы, но, глядя на отца, она проглотила их. Он хотел, чтобы она заплакала, она это чувствовала. Если ее единственной защитой могут быть сухие глаза, значит, они останутся сухими.
– Так, значит, ты хочешь растлить моего сына? Ты даешь ему под видом игрушек христианские символы? От такой, как ты, мне следовало ожидать предательства. – Он швырнул шар о стену, разбив его вдребезги. Перепуганный Фахид прильнул к Адрианне, обхватив ее ноги. – Возвращайся к женщинам, где тебе и место. С этого момента тебе запрещается заботиться о Фахиде.
Он подхватил сына и зашагал прочь. Фахид с мокрым и распухшим от слез лицом протягивал к ней руки и звал по имени.