Читать книгу Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине - Нурихан Киярова - Страница 24

Софи Пушкина, за которой Александр Пушкин стал увиваться в Москве после возвращения из Михайловского, вышла замуж за Панина.

Но он не сильно огорчился и стал волочиться за другими барышнями. Особенно часто он посещал дом князя Александра Михайловича и княгини Екатерины Павловны Урусовых, у которых были три дочери—красавицы.

Одна из них, Мария, была уже замужем. Две другие, Софи и Натали, были невестами. И у них почти каждый день собирался кружок друзей и знакомых, в основном, молодые люди.

Александру здесь нравилось, и сам он был душой общества: веселый, задорный, постоянно импровизирующий рассказы и сказки, населенные лешими, домовыми, ведьмами. Ему пригодилось то, что в деревне он добыл с карандашом в руках среди толпы на ярмарках и из милых сказок няни. Разукрашивая их неистощимой фантазией, он их преподносил обществу, как искусный сказитель, подделывая все голоса.

Постоянным гостем у Урусовых был один угрюмый артиллерийский офицер – Соломирский. Этот образованный, хорошо знающий английский язык, поклонник Байрона, и сам писал стихи – в подражание кумиру.

Неизменный успех Пушкина у всех присутствующих ввергал Соломирского в еще большую угрюмость. А внимание молодой княжны Урусовой, Софи, к Александру, Владимир Дмитриевич, влюбленный в неё, не мог спокойно переносить.

Однажды, шутя и балагуря, Александр рассказал, что-то смешное о графине Бобринской. В течение всего рассказа Соломирский мрачно слушал его, кидая гневные взгляды в его сторону. И, едва он закончил, спросил:

– Как вы смели отозваться неуважительно об Анне Владимировне? Я хорошо знаю графиню! Это во всех отношениях почтенная особа, и я не могу допустить оскорбительных об ней отзывов…

– Зачем же вы мне не сказали раньше, что знакомы с графиней Бобринской? А то вы спокойно выслушали весь рассказ, а потом каким—то донкишотом становитесь в защитники этой дамы и берете её под свою протекцию, – парировал Пушкин.

Соломирский промолчал, разговор как—то сам по себе иссяк, и все разъехались по домам. Но на следующее утро к Пушкину прибыл человек, который принес от артиллерийского офицера письменный вызов на дуэль…

Усмехаясь, Пушкин рассказывал приятелю Муханову, к которому прибежал чуть свет:

– Я, ни минуты не мешкая, ответил согласием. Душа моя, у меня уже был секундант Соломирского – Шереметев, которого он присылал для переговоров об условиях дуэли. Скажи мне, не смог бы ты быть секундантом у меня?

Павел Александрович Муханов – штабс-капитан лейб—гвардии Драгунского полка. Знал стоящего сейчас перед собой еще по Петербургу и помнил его постоянные стычки. Задумался – он ценил эту буйную и гениальную голову…

Но ответил:

– Что же с вами поделать? Я согласен. – Благодарный поэт кинулся ему на шею и ушел успокоенный.

Муханов бросился к Шереметеву и начал переговоры о мире. Но увидел, что Шереметев уже вошел в роль секунданта:

– Если Пушкин не будет драться, то он должен извиниться перед Соломирским…

Но Павел Александрович не ушел от него, пока не убедил:

– Неужели вы не понимаете? История эта ляжет позором на наши головы в случае, если будет убит или ранен Пушкин. Нам надо предотвратить эту роковую случайность и не подставлять лоб гениального поэта под пистолет взбалмошного офицера.

– А какие средства к примирению вы видите? – Наконец дошло и до Шереметева.

Муханов объяснил – как. И в то же утро Шереметев привел Соломирского к Пушкину, куда к этому времени подоспел и Муханов. Они, при горячем участии Сергея Соболевского, уговорили обоих помириться.

Довольный Соболевский угостил их роскошным завтраком и, после шампанского, противники сами протянули друг другу руки.

Соболевский после их ухода, смеясь, сказал:

– Боюсь, что ты, мой неразумный друг, еще не раз сумеешь подставить свою гениальную головушку под пули. А я не хочу, чтобы Россия осталась без твоего нормального, а не припомаженного изображения. – И решительно сказал: Павел Александрович Я закажу твой портрет самому известному художнику —портретисту Тропинину: будешь ему позировать!

Пушкин ответил категорическим «нет!». Но вечером, вернувшись с прогулки, встретил дома незнакомого человека, который представился художником Тропининым.

Пришлось уступить и начать позировать.