Читать книгу Достоевские дни - Оганес Мартиросян - Страница 5

Утром чистил зубы и крутил в голове: «Любой недостаток – это достоинство, так как песочные часы переворачиваются: надо лишь подождать». Поехал играть в «Брэйн-ринг», отвечал на вопросы, жал кнопку, смеялся, шутил, морщил лоб, входил в телевидение, живущее его и других, пил «Бжни», ломал в пальцах зубочистки, въедался глазами в ведущего, зрителей, получил в подарок книгу Довлатова, пошёл с ней по улицам, зашёл в подворотню, поставил фолиант на землю, поджёг его, из огня вскоре возник Сергей Донатович, засмеялся, вытащил из пламени водку, суджук, повел Фёдора в знакомое кафе, там подмигнул официанту, взял два пластиковых стакана, сел за стол, разлил алкоголь, сказал тост:

– Чтобы люди после смерти превращались в книги и не забывали дорогу назад.

Фёдор выпил, поморщился, попросил зелёный лук, занюхал им водку, откусил, произнёс:

– Вода – жизнь, водка – смерть, но есть минеральная вода и есть спирт. Не всё так просто на свете.

Сергей накатил, после выпивки они пошли на улицу, позвонили Льву, встретились с ним на Невском, заказали кабриолет и стали рассекать по дорогам, распевая песни и распивая шампанское, чувствуя себя упоительно, безумно и хорошо.

– Люди, вы не на Земле, – кричал Фёдор, – сейчас мы на Марсе, каждую секунду мы переносимся из одной точки вселенной в другую, пьём вино, даже когда мертвы, курим отличные английские сигареты, любим друг друга, не убиваем, не воруем, не грабим, живём свои души, тела, машины, дома, заполняем своей психической энергией фильмы, книги, картины, то есть банки, в которые мы кладём деньги – себя!

Они промчались по Некрасова, где Фёдор встал в авто и заорал:

– Мы на грани буквально всего, уже есть, уже на подходе средства от всех болезней, от рака и СПИДа, конечно, это само собой, а сумасшествие будет скоро лечиться одной таблеткой, раздувающей мозг и уносящей его в небеса! Посредством ампул, даже одной, будет твориться сверхчеловек, это точно, из одной крайности будет сотворяться другая! Жизнь из конфеты превратится в жвачку! Она будет растягиваться от звезды к звезде! На веревках между планетами женщины будут сушить халаты, кофточки и штаны!

Успокоились в кафе «Бристоль», где сидели и ели борщ, запивая водкой. Фёдор в перерыве написал:

«Друг ушёл на работу и задержался, Найдёныш сначала не переживал, смотрел мультики, вязал, исправлял носки, потом посмотрел на часы – больше внутренние, чем внешние – и заволновался, позвонил другу, не понял, получился звонок или нет, сел на кровати и затих. Через некоторое время по щекам его потекли слёзы. Найдёныш испугался, что навсегда потерял своего друга, что он ушёл от него. Он начал куда-то собираться, собрал узелок, положил у дверей, надел тёплую вязаную кофту, повязал голову платком, но тут скрипнула дверь и из неё показался друг. Найдёныш хотел броситься ему на шею, но не сделал и шага, застыв. Друг быстро всё понял, увёл Найдёныша в комнату, успокоил его, заварил чай, напоил своего друга. Найдёныш все порывался что-то сказать, но не мог. Только выразительно смотрел на своего друга».

Сергей встретил знакомую, привел её за стол, заказал ей селёдку под шубой, налил водки, дал сигарету. «СССР – человек, Средняя Азия – ноги, Кавказ – сердце, Прибалтика – голова, Украина и Беларусь – руки, остальное – тело». Фёдор выпил и спросил девушку:

– Любите отдохнуть?

– Кто ж не любит, – отвечала она.

– Я постоянно пишу, чтобы жить.

– Искусство – работа и отдых одновременно.

– Это да.

– Но это и от творчества зависит. Ван Гог истязал себя, Гоген отдыхал.

– Возможно.

Они чокнулись рюмками, выпили, и Сергей произнёс:

– Бродский – тюрьма, стихи его – дурка, читатели его в нём сидят и лежат.

Позвонила Надежда, позвала, он извинился перед компанией и ушёл, получив от неё водку в подарок. «Чтение и письмо – это спуск, а должны быть подъёмом, но в этом случае исчезнет удовольствие, останутся высь, героизм и полёт. И этого нет. Потому люди плюнули на литературу. Они достигли дна. Они на нём благодаря литературе». Встретились на Набережной Фонтанки, пошли вдвоём молча, хотя Фёдора и штормило. Он подарил водку Надежде, та приняла подарок и взяла ФМ за руку. Просто шли, издавая звуки только подошвами, оставляющими следы размером с романы «Идиот» и «Игрок». ФМ думал: «„Бесы“ направлены на постижение души человека, это „В дороге“, „За далью даль“, но внутри. Бешеная гонка, исследование, приятие пути как нахождение синонима человеку под именем Калининград – Владивосток. В „Бесах“ я показал самоубийство как роды души, выброс её из тела, потому что сейчас иначе: тело хоронят десятки душ, вышедших из него и одевшихся в новую плоть. Тело – одежда, это надо всем знать. Скоро откроются магазины, где будут продаваться тела, и души смогут выбирать мужские, женские, детские, старческие и зрелые одеяния из мяса и из костей». Надежда вела его будто случайно, но ему вдруг стало казаться, что у неё имеется цель.

Через десять-пятнадцать минут они нырнули в арку, и она прильнула к нему, поцеловала и обняла. «Объятия двух людей состоят из одного или трёх людей, из того и другого, кочующего по ним». Нашли кусты, в них столик и лавочку, сели, открыли водку и стали пить её из горла, не закусывая ничем. Стало тяжело, сходили за минералкой, взяли стаканчики, начали заново, будто бы, вроде как.

После секса, спустившегося к ним на парашюте, устроившего себя между ними и ушедшего прочь, Фёдор и Надя двинулись к нему домой и вырубились на постели, раскрывшейся, словно обрыв, где ждал внизу сон. Утром пили молоко на кухне, потирали виски, ломали пальцами шоколад и ели его – стихи. «Ноги, руки – стихи; голова, сердце – проза: рука пишет сердце». Надя доливала молоко, раз даже фыркнула и сказала:

– Подумала тут: почему из провинции мало кто едет в столицу? Потому что в провинции жизнь не жизнь очень часто, а где нет жизни, там нет и смерти. Умирают в Ереване, в Тбилиси, в Москве. К примеру, умирает человек в провинции – никакого резонанса, так как он и не умер, почти ничего не случилось. А смерть Есенина или Маяковского – это да, в силу того, что стряслась с ними именно смерть. И Пушкин не прав – он полностью умер, он перепутал памятник с собой. Пушкин – корова, творчество его – говядина. Но мясо антоним животного: оно охотится на него и убивает, уничтожает его.

Он закурил, ничего не сказал, так как она озвучила всё – по крайней мере, на данный момент. Надя помыла стаканы и ушла, поцеловав Фёдора в щёку. Он остался один, как сжимаются пальцы в кулак. «Израиль есть страны, которые его окружают и ненавидят: в этом есть принцип зеркала». Он отжался раз пятнадцать от пола, вытерся мокрым полотенцем, попрыскался одеколоном, выдернул волоски из ноздрей и сказал никому, а значит, всему миру:

– Ну, ступени весь мир, что тут сказать, мы все поднимаемся, так и должно быть: насекомые становятся животными, те людьми, человек богом, господь сверхсобой. Жаль, что не все это понимают, точнее, почти никто. Но надо бороться мне.

Пришла пара идей в голову, он вышел на балкон, зажмурился, огляделся, записал:

«Друг собрал Найдёныша, одел его, поцеловал в лицо и повёл за собой. Найдёныш послушно пошёл. Они добрались до ресторана „Картошка“, и друг провёл туда смущающегося Найдёныша. Там он усадил его, вручил меню. Найдёныш осторожно и аккуратно взял его и начал листать, поглядывая на друга. Дошёл до конца и положил меню на стол. Друг всё понял, заказал молока и блинчиков, варёной картошки с зеленью и сметаной и закурил. Найдёныш зевнул. Скоро принесли заказ. Найдёныш замер. Друг положил перед ним еду, протянул салфетки, зубочистки и соль. Найдёныш приступил скромно к еде. Вскоре наелся, раздулся немного, повеселел, но испугался, когда принесли счёт. Достал кошелёк, вытряхнул из него мелочь. Но друг остановил его. Он расплатился картой и повел Найдёныша за собой. Они вышли на улицу и зашагали по ней. Друг вёл Найдёныша за руку, тот поспешал за ним».

Убрал телефон, сходил в магазин за хлебом, сыром и соком. Дома охладил «Яблочный спас», сделал глоток и сел за письмо. Набросал:

«Наступил день мытья, Найдёныш с утра что-то почувствовал, взволнованно и немного испуганно сидел. Друг набрал полную ванну воды, добавил туда пены, взял Найдёныша, объяснив ему это, и с собою понёс. Раздел его, смущённого и тёплого, сунул в воду, потрогав её, начал купать Найдёныша. Намылил его и волосы ему, попросив или велев закрыть глаза, расчесал, начал поливать водой. Найдёныш слегка заурчал. Друг цыкнул на него. Тот замолк. Искупав Найдёныша, друг вытер его, завернул в полотенце, отнёс на кровать. Заварил чай с лимоном, принёс его. Захватил варенье с собой. Найдёныш всё выпил, съел пару ложек вишен из банки. Наелся, напился, разрумянился и незаметно для себя самого уснул. Друг прилёг рядом. Во сне Найдёныш нащупал его, прижался к нему и засопел сильней».

Фёдор от написанного сам захотел спать, потому разделся и устроился на кровати. Через полчаса уже спал, снами пронзая дом, наполняя его чувствами, мыслями, образами. Чтоб застыли часы и двинулись в путь не объекты, а пространство само.