Читать книгу Жизнь Светланы Кульчицкой в столице. Книга 3. Кровь запятнала листву - Оксана Крапивница Кравченко - Страница 3

Семинар, на котором звучит Албания

Оглавление

Каковы бы ни были мои сердечные дела, я продолжала прилежно посещать занятия в Университете.

В среду первой лекцией была «общая история». В зале было прохладно, даже сыровато. Университетские здания – старой постройки. Я до сих пор не задумывалась, сколько лет этим корпусам из серого камня, стрельчатым окнам, длинным коридорам, мраморным лестницам, и строгим аудиториям. Мы, студенты, зябли, нахохлившись за партами амфитеатра. Наш профессор и декан, барон Эккерт взялся рассказывать о том, как создается общественное мнение, и кто его создает, и зачем оно нужно:

– В нашем государстве управление осуществляется Советом, – вещал профессор, – и о решениях Совета мало кто знает. Дела советников – большая политика, в которую никакой так называемый «народ» не вовлечен.

Эккерт, грузный, седой, с благородными залысинами вокруг высокого лба, в парадном камзоле неуловимо военного покроя, неторопливо вышагивал перед студентами. Поскрипывали половицы. Поскрипывали парты. Шуршали тетради, в которых студенты вели записи.

– Смешно даже представить, зачем какой-нибудь кухарке знать об управлении государством, – профессор от диктовки перешел к рассуждениям, – и как она могла бы распорядиться этим знанием. Это совершенно невообразимо! Для кухарок и кухарей, лавочников и простых служащих, которые вдруг умеют читать, есть моды, анекдоты и реклама. Для более солидных людей есть моды светского общества, анекдоты о светском обществе, и опять же реклама. Для дельцов – биржевые новости.

Вы видите, г-да студенты, что общественным мнением у нас заправляет пресса. Опасайтесь недооценить газетчиков, они способны убедить в том, что черное это белое, в том, что мы живем в раю, или в том, что через неделю наступит конец света. Однако, зачем они это делают?

Эккерт вопросительно посмотрел на студентов, выбирая свою жертву:

– Вот Вы ответьте.

Поднялся Михаил Васильев, серьезный неторопливый юноша, отличник и умница:

– Сложно себе представить зачем, если пресса владеет умами лишь читателей, которых не так и много.

– Верно, – одобрил Эккерт, – Грамотных немного. Но они делятся новостями со своими знакомыми.

Васильев никогда не смущался:

– Ну, тогда, конечно, – согласился он, – Пресса направляет настроения в нужную сторону. Предположим, что народ надо убедить, к примеру, купить акции, или сохранять спокойствие, или, наоборот, осудить неправильные увлечения. Таким образом, влияние правительства на умы осуществляется мягко и опосредовано. У нас вообще очень свободное государство – даже лига освобождения ликантропов не под запретом.

При упоминании ликантропов я кинула быстрый взгляд в сектор вольнослушателей, на г-на Катца. Он единственный ликантроп в университете, иностранец, достаточно богат, чтобы платить за обучение, и знатен по меркам своего народа. Мы с Полем нарочно познакомились с Лоуренсом Катцем, как только он появился на лекциях. Привычки у Лоуренса точь в точь как у нашей дворянской молодежи. Он всегда ходит с оружием, и не дурак подраться. Слишком часто попадаются высокомерные зануды, готовые оскорбить ликантропа за его происхождение. А поскольку Катц отменно владеет мечом, то за ним уже тянется жутковатый список из проведенных дуэлей, ни одной из которых он не проиграл, а его противники либо мертвы, либо залечивают раны. Сначала мы познакомились с ним из любопытства, а после уже и подружились. За исключением своего слегка кошачьего облика, Катц оказался отличным парнем. Среди студентов его, разумеется, считают шпионом, – богатый ликантроп-иностранец, кто, если не шпион? – но нашей дружбе это не мешает.

Услышав от Васильева про лигу, г-н Катц прижал уши и раздраженно зашипел. Наших ликантропов он равными себе не считал, а общество, в котором люди защищают права ликантропов полагал придурью. Его взгляды неожиданно забавно совпадали со взглядами убежденных рабовладельцев. Впрочем, упомянутая лига скорее эпатировала публику, чем что-либо делала. Репутация у аболиционистов была самая скандальная.

Тем временем профессор предложил задание:

– Давайте рассмотрим гипотетическую ситуацию – Совет принял решение о войне. Для чего Совету нужно общественное мнение?

– Для поддержки мобилизации! – выкрикнул кто-то.

– Верно, но не только. Разбейтесь на группы по пять человек. Ваша задача – убедить население в необходимости войны, и получить его поддержку. Доводы можно приводить любые. Время пошло.

Мы разбились на группы: первая сложилась из нас с Полем и наших друзей, другую составила компания Гранде, в третью собрались поклонники Яны, еще в одной заправлял Михаил Васильев.

Не знаю, что делали в других группах, а у нас обсуждение шло жарко. Мы быстро перебрасывались репликами:

– Почему мы воюем? – Они плохие! – Почему они плохие? – Они, предположим,… едят детей! Они дикие и нецивилизованные! Они напали первыми! Они захватили наши земли! Не просто земли, а богатые земли… Чем заинтересовать обывателя, думаем! – А если так? Они захватили нашу золотую гору. Если мы ее отвоюем, то раздадим золото всем. – Неплохо. А вот еще – у них злобный диктатор. Мы должны их освободить. Если мы победим, то им станет лучше.

Я начала подводить итоги. Итак, они напали первыми, мы должны защитить родину и вернуть наши сокровища, и принести им свободу. Кто будет выступать?

Катц сразу отказался:

– Мнэ, я, пожалуй, буду неубедителен…

Хитрый котяра то ли ленился произносить длинную речь на человеческом языке, то ли намекал на то, что ликантропов самих считают агрессивными дикарями.

Следом отступил Поль:

– Мне выступать неспортивно, я уже проходил первый курс, – аргументировал он.

Франтишек Грымза, юноша выдающегося роста, и при этом совершенно детской непосредственности, развел руками и покраснел:

– Я, это, говорю плохо…

Это правда, что Франтишек и говорил нескладно, а писал и того хуже. Он приехал поступать в университет из какой-то дальней деревеньки, и до сих пор всему удивлялся. Похоже, что Поль сильно помог ему при сдаче экзаменов, и теперь тянул его по университетским занятиям.

Мне самой хотелось выступить, я была уверена, что способна убедить аудиторию в чем угодно. В конце концов, я дочь советника или кто? Но папенька учил меня: «если кто-то из подчиненных сможет выполнить эту работу не хуже тебя, то пусти его вперед. Командир вступает в бой последним». Я сдержала свое нетерпение, и со вздохом сказала:

– Салман, давай вместе. Ты будешь делать основной доклад, а я на подхвате.

Салман, уже согласившийся, вдруг схватился за голову:

– Постойте, а с кем мы воюем?

– Ну, с врагами, разумеется.

Оживился Поль:

– Нет, слабо звучит. Мы воюем с Албанией!

– А почему с Албанией? – вопросил Салман.

Поль пожал плечами:

– Во-первых, на букву «А», ну и название красивое. Ты что-нибудь знаешь про Албанию?

Салман отрицательно помотал головой.

Наше внимание привлек барон Эккерт, объявивший, что время для подготовки закончилось.

Салман бросился в бой:

– Дорогие сограждане! Суровая необходимость вынуждает нас объявить войну Албании. Ведь что получается? Эти подлые албанцы напали на наши мирные селения и захватили наши земли! Честь и долг призывают нас на защиту нашей родины. Мы должны дать отпор вероломным захватчикам! Мы должны вернуть наши земли, нашу золотую гору, которую они незаконно присвоили. И каждый, кто отправится воевать, получит кусок золота с этой горы! Ведь не можем мы оставить наше богатство в руках агрессивных дикарей. Мы принесем им свободу и цивилизацию! Жизнь албанцев станет лучше, если Албания войдет в состав нашего развитого и справедливого государства!

– Все, – выдохнул Салман, – доклад окончен.

Эккерт зааплодировал, и студенты присоединились.

– Отлично, – похвалил нас декан, – Вашей группе зачет. Хорошая работа. И вот эта, как ее, Албания, – такой уместно правдоподобный штрих на этой картине.

Жизнь Светланы Кульчицкой в столице. Книга 3. Кровь запятнала листву

Подняться наверх