Читать книгу Лира. Дольки - Оксана Оомс - Страница 2

Когда распускается кактус.

Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой,

Куда по свету белому отправиться с утра,

Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом,

Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра.

Забудь свои заботы, падения и взлёты,

Не хнычь, когда судьба себя ведёт не как сестра.

Но если с другом худо, не уповай на чудо,

Спеши к нему, всегда иди дорогою добра.

Ах, сколько будет разных сомнений и соблазнов,

Не забывай, что эта жизнь не детская игра.

Ты прочь гони соблазны, усвой закон негласный,

Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра.

Юрий Этнин

– Ну-ка, духи-братики, на перекличку становись!

– Я – Дух-Наливайко! Мне подвласны сейчас почти все мужчины и половина женщин мира! Я маню каплей, а выпиваю их до дна!

– А я – Дух-Душещипайко! Постоянно кручу в памяти самые тяжелые моменты жизней, прокручиваю раскаленным железом по самому больному, на даю сил забыть это, держу крепко!

– А я – Дух-Душетрепайко! Подсаживаю на мелочную мечту о тряпке или железке и заставляю только о ней думать, сутками, годами… А когда наконец-то соединяются линии и ему это дается, я ему тут же, на этом же месте, подбрасываю следующую мелочную мечту, о деревяшке или бетонной стенке: у меня с ним четко налаженные связи и все его рефлексы работают на меня. Хорошо их душки трепаю я! Хорошо!

– А я – Дух-Мстюшкино! Вот задень его со мной внутри плечом, он будет до скончания своего века думать, как бы он тому, с плечом, отомстил! Да все варианты в голове прокрутит, вплоть до физического уничтожения того плеча… Да не разумеет он, что все, что свершил он в своей душе, то и на самом деле он свершил, ой, не разумеет… Потому наделывает себе грязей-болот вокруг той души, так что милости прошу в ту грязь пожить! У таких там места много образуется, нам всем хватит! А зацепить я могу на любой мелочи, посмей только подумать о желании как-то отомстить – или, по их мнению, справедливость установить…

– А я – Дух-Влюблюшкино! Сижу в сердце и навеваю мечты о сказочных принцах и принцессах, заставляю критиковать и тихо ненавидеть своих супругов, потому что они не такие ¨принцанутые¨ и ¨принцессанутые¨. И тыкаю их носом в недостатки супругов, тыкаю, да так, что те носы уже натурально красные… Да еще по цепочке в их супругов внедряюсь – и круг замкнулся! Все! Я победило!

– А я – Дух-Завидюшкино! Вот ведь у любой соседки муж краше, а у любого соседа коробка железная железнее! А волосы вон у той – так вообще тебе и не снилось, а кресло у того – да так высоко, что туда хочется допрыгнуть, под себя сто тысяч спин подмять…

– А я – Дух-Неверькино! Кто бы что ни сказал, я ему не верю! Он брешет, как собака бешенная! И сердце у меня не откликается, потому что… Потому что нету у меня уже сердца, заросло гремучей грязью…

– А я – Дух-Вовсеверькино! Девушку обману, макарон на уши навяжу, брошу, тут же пойду следующую искать, ибо дурочек много! Всему, что по коробкам говорят, верю, каждое слово чужое воспринимаю, как истину, своего сердца не слышу, не прислушиваюсь к звоночкам внутри – себя не ценю, не берегу, не люблю.

– А я – Дух-Началькино! Мне поклоняйся, меня цени, люби, береги, лови каждое мое слово, каждый взгляд, возвысь меня выше всех, выше Бога, забудь о своей жизни навеки, а я тебя буду шпынять и унижать ежесекундно, посмешищем выставлю навеки.

– А я – Дух-Сплеткино! Все обо всех знаю, могу рассказать так, как мне выгодно, могу уничтожить словами своими, могу травить мне неугодных всеми своими слушателями, как собак науськивать на тех, кто мне не нравится.

– А я – Дух-Увсехлучшено! Как бы ни было у меня, у соседа все равно лучше: буду жечь, буду разжигать, буду ночами спать не давать, буду остальных духов к себе приглашать, чтоб танцевали танцы сумасшедшие в душеньке той пропащей.

– А я – Дух-Продетейзабывайко! Работать!, пахать!, деньгу добывать!, про детей забывать!, буду им деньги доставать!, а на самом деле всю жизнь прожить – и даже не знать, что детям хочется… И что дети выросли… Сильный я.

– А я – Дух-Всезнайкино! Всех перебью на полуслове, никого не уважаю, никакого смирения – мне надо свое слово сказать, мне надо со своими советами влезть и мне известно все на свете. Обо всем. Обо всех. Я горжусь собой. Я – выше всех.

– А я – Дух-Менюшкино! Свободные отношения! Вот в чем главный прогресс человечества! Свобода любви! Где любовь? Есть контакт! А назовем мы его словом «любовь», чтоб бабы велись! Пусть они верят, что, может быть, когда-нибудь в этом бреду каруселей-получасовых отношений их кто-то полюбит и выберет, захочет семью с ними… Да ни в жизнь! Свободные отношения! Вот что запуляет душеньку в черную дыру! А я – ни при чем… Не я же эти правила создавало… Общество! Современное общество!

– А я – Дух-Переделкино! Сижу в башке, мудрю, из одного места стол двигаю в другое, и так – до бесконечности, волосы меняю, моду меняю, языки меняю, русло реки меняю наоборот- а зачем она так странно виляет? Влезаю внутрь всего, роюсь, ищу, не нахожу, бредовые идеи подкидываю – и вот уже живое режу… Все, нет души.

– А я – Дух-Загнивайкино! Все – прах. Все разваливается, все тухнет, гниет, все черви съедят. Потому души нет. Я и само не поняло, как они до этого додумались. Но это они сами, я тут ни при чем, честное слово!

– А я – Дух-Загребушкино! Все – мне! Да, все не возьмешь, не сможешь, но надо! Очень надо!

– А я – Дух-Разрушайкино! Неправильно он поступил, должен был так, как я сказала! Я его за это загрызу! Братики, ко мне, помогайте, здесь есть, что есть…

– А я – Дух-Командиркино! Я знаю лучше! Так надо, а не так! Не так надо, а так! Не так не надо, а не не так!

– А я – Дух-Kрасивишно! Я – самое красивое! Нет, я самое красивое! Нет, я самое-самое красивое! А ты – безобразное, самое-самое безобразное!

Перекличка одного отряда легиона духов.

– Ты – за руль!

Мужчина раздраженно повернул голову к своей жене. Ну, конечно! Его, как всегда, не услышали! Что за манера такая: когда ему хочется что-то сказать, его никогда не слышат! То она к сыну нагнется: шнурок, видите ли, у него. То к дочери нагнется: бантики, видите ли, у нее…

– Ты – за руль! – рявкнул он спине.

Жена с хрустом разогнулась (у нее начались какие-то подозрительные проблемы с суставами – притворяется, небось, чтоб только и жалели эту болезную), повернулась к мужу лицом, непроизвольно дернувшимся от внутренней боли.

– Че ты вся передергиваешься? Противно на меня глядеть, че ли? – Глаза потемнели, как смола.

– Нет, просто спина… – жена опустила глаза: если ей и было противно, то не скажешь же это ему, напорешься на взрыв эмоций в вулкане грубости.

– Спина?!! Опять?!! – заорал белугой муж.

– А куда же она денется-то, спина? – влез в разговор старших младшенький, Ян. – У людев есть спины. – Так и сказал: людев!

– А ты, малявка, молчи, а то ща как… – добрый папочка неожиданно заткнулся, встретив прямой взгляд сына. Взгляд – как удар хлыста. – От уже ж… Сссемммейккка, чтоб вас всех…

Он резко отвернулся, стал по карманам стучать: ох, взбесили ж! За минуту взбесили! Довели опять до белого каления, что вынужден отрады у сигарет искать!!!

Нашарил пачку. Вздохнул счастливо. Закурил.

– И че спина? – через две минуты и пять затяжек начал опять он. – Достала своей спиной, блин…

– Я тебе не сказала ни слова. – Жена совладала с лицом, которое само, помимо ее воли, дергалось от боли при каждом движении.

– Но ты мне все показала, рожей своей болезной показала! – опять взбесился он. На ровном месте, как всегда. – Дергает она тут своими… лицевыми нервами, – как ругательство, протянул он жене.

– Па, ты сам подумай: куда та боль денется? Мама же не лечится, пашет бешеным осликом, тяжести таскает, – влезла уже дочурка Катюша. – Нас, например. И сумки. И дома все сама. Ей вообще-то помощь нужна.

– Вот вырастешь – и будешь помогать, – разошелся уже не на шутку добрый папочка, – что за дети?!! Кто мне этих недоумков послал?!! Где я так провинился?!! Ты – за руль! – взревел он жене и, вынимая вторую сигарету, зашелся в хриплом кашле.

– Гордан, ты бы бросал это дело, – ласково, будто и не было невыносимых минут раздуваемого мужем скандала, созданного, как всегда, на пустом месте, сказала жена. – Смотри: тебе тридцать пять лет, а ты кашляешь, как дедок какой…

– Какого выбрала – такого и имеешь! – рявкнул на нее муж, подталкивая в спину лапищей своей маленькую жену. – За руль! Сколько раз повторять?!!

– Да секунду подожди! Мне же детей пристегнуть нужно! Где же те ремни?..

– Мам, я уже пристегнула и Яна, и себя, – шепнула Катюша.

– Вот ты умница! Держитесь теперь! Мама будет лететь со скоростью света!

– Не, так ты не будешь! Ты же – не фотон! Скорость света 300 000 км в секунду, а ты едешь максимум 100 км в час, – возразил четырехлетний сынок.

– Ты откуда это… про фотоны? И тысячи? – повернулся к сыну с переднего сидения немного успокоенный глубоким выдохом сигаретных дымов Гордан. Интересно, а если бы он знал, что и без курения на выдохе, длиннее, чем вдох, а потом с задержкой дыхания вполне можно успокоиться, и не прибегая к курению, он бы бросил сигареты? Вот просто интересно.

– Так, читал, – Ян отвернулся к окну: от папы немилосердно пахло сигаретным дымом вперемешку с перегаром. Сыну казалось, что папа решил сам себя как можно скорее изнутри испортить, чтоб доказать всем вокруг, что испортили его именно окружающие.

…Но ведь это он сам!..

Но Ян ничего не сказал: он знал, чем чреваты любые лекции папе. Папа ведь сначала разъярится, потом станет швырять все вокруг, орать, как припадочный, ногами обо все стучать, рвать все, что под руки попадется… В общем, истерика будет мощная. И по любому поводу. Куда уж тут его критиковать, уму-разуму учить, винтики на место вкручивать… Таких, как его папа, уже не научишь: винтики давно послетали, резьба сорвана.

Папа грозно поглазел на сына, буравя его темно-карими глазами. Его курчавые черные волосы вздыбились и торчали во все стороны почему-то тоже агрессивно. Казалось, угрожали окружающим: если вы нашего хозяина обидите, мы вам всем скопом покажем, поколотим! Кто ж их знает? Лучше еще больше отвернуться к окну и краем глаза только на маму смотреть.

Ян жалел всегда, что у него такие же, как и у его папы, глаза темного шоколада. И такие же, как и у его папы, черные курчавые волосы. Будь иначе, он бы не вздрагивал, глядя случайно на себя в зеркало и пугаясь… Будь иначе, он бы получился похожим на маму: зеленые глаза, веснушки в обрамлении русых мягких волос. Красавица она у них! И Катюша в нее – один в один. Повезло…

…А Ян зеркал боится…

…И боится, что и в его глазах когда-то зажжется такой же звериный огонь, как и у его папы…

И запаха такого боится: сигаретный дым, да с перегаром…

И боится, что тоже так через пару десятков лет будет вонять для своей семьи…

– …Да сядешь ты наконец? – стонал папа с переднего сидения.

– Мне же еще сумки нужно в багажник переложить, – раздался голос Веры сзади.

– Ты не могла раньше!.. – взвился пружинкой Гордан.

– Но раньше я детей в машину садила, еще раньше все в поездку собирала, завтрак готовила, – жена с хрустом (опять! Достала уже! Ему же назло хрустит!!!) села на сидение, тихо посидела секунду, усмиряя боль, и завела мотор.

– Аккуратно веди! Не дергай! Видишь, сбоку машина! Куда рулишь? – Муж – в своем репертуаре: незатыкаемое музыкальное сопровождение. Сидел, уцепившись за переднюю панель руками, пальцы посинели: он усердно делал вид, что его жена – неумеха и водит машину только потому, что он умело ею управляет.

Вера легко вышла на 100 км в час и спокойно поехала. Она только в первый месяц чуть в обморок не падала от этих посиневших пальцев и окриков. Гордан вызывал у нее такой страх и ужас, что она боялась того руля, тех педалей и всей той машины как огня, обходила ее за квартал. Но постепенно поняла: она-то водит хорошо, просто муж у нее… немного с приветом достался.

– Не включай музыку! У меня голова раскалывается! – Гордан повернулся всем корпусом к Яну: тот включил свой плеер, на пять процентов, очень тихо.

– Но маме ехать так спокойнее! Я точно знаю! – ребенок часто замечал: включит маме песенку под ушко, она успокаивается, подмурлыкивает тихонько, и так светло становится!

– Го-ло-ва! – по слогам, как ненормальному, повторил сыну, распространяя немыслимое амбре.

Катюша немедленно открыла окно – проветрить.

Так и ехали: Гордан вякает, семья терпит.

…А что ей еще осталось делать, семье-то?..

– Спать буду! – предупредил глава семьи. – Ни звука, поняли?

– Да поняли, поняли, – Катюша устроилась поудобнее, положив в центр между собой и Яном книгу Дмитрия Емца «Шныр». Они дочитывали уже вторую часть и с нетерпением потирали ручки: чем там все закончится? А что в третьей? А в четвертой?

Ян вообще читать научился только для того, чтоб книжки Емца самому читать. Ему однажды свалилась на голову Таня Гроттер с «Птицей титанов». И он, заинтересовавшись обложкой, попросил Катюшу ему почитать. Катюша, сама еще тогда малышка пяти лет, пальчиком по буковкам водила, читая медленно, по слогам. Ян так за пару месяцев сам научился читать. Это в два года-то!

Теперь они вместе, перечитывая Мефодия Буслаева, захотели кота, перечитывая Таню Гроттер, захотели дракона и сейчас зачитывались Шныром, возжелав, соответственно, пегаса и ослика Фантома.

И вот сидели на заднем сидении, притаившись и наслаждаясь каждым словом и каждым образом, ярко возникающим в их душах.

Вера, глянув в зеркало заднего вида, что читают дети, улыбалась: она сама перечитывала от корки до корки все книги Емца уже по четвертому кругу. Ой, нравится! Бесподобно. И детям в их нежном возрасте нужно начинать именно с этих книг, чтоб светлое-темное на правильное место в своих душах поставить.

Ехать – пять часов до мамы Гордана. Ян через три часа книги и езды стал клонить голову.

– Засыпаешь, – Катюша запомнила страницу книги, закрыла: они читали их только вместе, так ярче. – Вот тебе подушечка под ушко.

Ян уже посапывал.

Гордан храпел.