Читать книгу Лира. Дольки - Оксана Оомс - Страница 4

– Какая еще на… Лира?.. – загудел сквозь сон Гордан.

– Лира зовет! – прошептали губки Яна.

Катюша не слышала: она тоже спала.

…Резко, как от толчка, проснувшись, и Гордан, и Ян уже четко знали, что они должны будут делать.

Гордан оглянулся на сына, прочитал в его глазах, понял: не отвертеться. Это сделать придется… Лира зовет!

…Вечером отец зашел к сыну в спальню. Тот лежал, ждал.

– Слушай, как это нам с тобой одинаковый сон смог присниться? – Гордан присел на пол возле детской кроватки. – Я в такое не поверил бы никогда, если бы не…

– Да, если бы и ты, и я четко не понимали, что это жизненно необходимо сделать, – закончил Ян.

– Но нам же как-то нужно и наши тела поддерживать… В смысле, продолжать жизнедеятельность, – подумал о другом Гордан.

– В Лире… В Лире могут пройти десятилетия, а тут пройдут каких-то пару секунд, ты же сам знаешь, когда спишь… Иногда целая жизнь во сне проходит, а на самом деле уснул на миг… Ты же понял замысел: в наши тела будет заселяться фантом, который будет делать те же циклические действия, которые делали наши тела до… Лиры. До окончания миссии. Но это же пара секунд. Я сомневаюсь, что эти фантомы успеют натворить каких-то странных дел за эти короткие мгновения. Тем более, все это будет в основном во сне, а не когда ты машину ведешь или на край дома ступаешь. – Ян подумал и предположил, – я надеюсь на это, во всяком случае.

– А когда она… закончится? – встрепенулся Гордан.

– Ты же видел. По схеме. Когда мы вернем… Гармонию.

– Надеюсь, не через сто лет, – схватился за голову Гордан огромными ладонями с пожелтевшими от сигарет пальцами.

– Все уже зависит от нас. Окружающие нас уже все, зависящее от них, сделали.

Ян поднялся, встал на ножки на кроватке.

– Ну, что? Давай!

Гордан со вздохом встал, протянул руки к сыну.

Ян обнял папу за шею, прижался к нему. Они оба синхронно прошептали:

– В Лиру!

И вспышкой света исчезли из своих тел.

На полу остался сидеть фантом Гордана. Фантом Яна тут же закрыл глаза и уснул.

Гордан посмотрел на сына, пошел в спальню, лег, отвернувшись от Веры.

Все, как всегда. Никто не догадается.

***

– Какой ты тяжелый! Как семь центнеров!

Гордан держал сына крепко. Руками. Да, он воспринимал себя с руками и ногами, сына – так же, но они не были здесь, в Межмирье, своими телами. Здесь были только их сущности, тесно сплетенные друг с другом.

– Это не я тяжелый. Это наша миссия тяжела. Она давит. Мне тоже порядком тяжело, – услышал Гордан голос сына. Но если бы и не услышал голос, то понял бы, что Ян сказал, где-то там, внутри себя. Но голос был! В Межмирье вошел только их голос. С тем, что они еще даже и не осознали в себе, но в каждом оно есть.

Вокруг было черно. Только черный вакуум вокруг. Ничего более. И вспышки. Именно таким нам подают космос: бесконечная пустота. Но космос нам подается как нечто материальное – в смысле, пустое от материи. А это место было пустое от материи, но – удивительно, правда? – полное видимых энергий.

– Светлая Сторона. Темная Сторона. Межмирье, – прошептал Гордан слова, пришедшие ему в голову тем сном.

– Межмирье! Мы сейчас здесь! Это то, что не замечают, но оно самое главное, – всплеском зазвучал голос Яна.

Здесь не было материального: домов, асфальта, стульев, тел…

Здесь были вспышки эмоций. Чувств. Мыслей. Мечтаний. Каждая вспышка – ярчайшая, сильная в своей концентрации и в своей силе – прокатывалась по Гордану и Яну, и они переживали до глубин своих душ каждую ее волну.

– Вот они, фибры моей души, я ее чувствую, – возрадовался Ян.

– Странно, но я тоже, – тихо прошептал Гордан. – До сего момента я жил только желаниями и волнениями своего тела.

– Ой, смотри: а желания тел здесь как-то отдельно сплотились, – Ян мог в Межмирье объять сразу все и вся: каждую мельчайшую частичку и соединения их в микро- и макро-… Вплоть до созвездий и галактик, которые составили собой одинаковые желания, мечтания, сны и метания души.

– Да, и их, желаний тел, судя по всему, в последнее время становится все больше и больше, – как оказалось, Гордан мог проследить в Межмирье и развитие желаний тоже. Удивительное место! – Смотри, желания тел раньше занимали одну миллионную часть Межмирья, а сейчас они занимают почти все Межмирье… Что за…

Связь между сыном и отцом была тоже энергией. И Ян, и Гордан чувствовали себя частичками этих буйствующих внутри себя энергий: их множество, они разноцветны, они разнообразны, и они сильны. И стремления их желаний, которые наполнены их энергиями, – притянуться к той системе энергий, которые сформировали целые галактики, которые и есть их желания.

Например, желание выпить у Гордана – коричневая, тяжелая энергия, заполнившая и убивающая все его остальные желания, заливающая все своей коричневой тяжестью, – тянула всю сущность Гордана к огромной, тяжелой коричневой галактике таких же энергий, вытягивала из Гордана всю его силу для того, чтоб соединиться со своей коричневой кучей миллиардов всосавшихся в нее жизней-желаний. Гордан видел, что коричневость этого желания алкоголя и чернота желания сигарет заполонили все его энергии, поглотили, подмяли, сожрали все в нем: всю его жизнь. И оттуда и появились вот эти злобные серые энергии скандалов: потому что Гордан искал любой повод, чтоб насытить коричневую и черную кучу внутри себя энергией из других частей его души: из энергии любви к детям, из энергии, которая должна была быть направлена на помощь жене, из энергии той его детской мечты сделать кораблик. Все, все поглотила, забрала коричнево-черная куча, а теперь это все добро хочет соединиться с себе подобной галактикой энергии и окончательно опустошить выпитого до дна Гордана.

Ян видел себя маленькими, но сильно концентрированными вспышками-шариками, которые были до отказа заполненными энергией. Иногда они вырывались из него и бросались лететь к галактикам энергий. Вот улетела вспышка его эмоций: он очень сильно как-то захотел мяч, до дрожи. Его ему не купили, и Ян стал думать о том, как он этот мяч хочет и как бы он был счастлив, если бы у него был мяч. Вот – яркая, сильная его энергия любви к маме: переливающаяся всеми цветами радуги, она постоянно наполняется изнутри и кажется, что это – самый сильный шарик энергий внутри Яна.

Множество удивительной красоты и еще мало изученных вспышек энергий внутри ребенка, и Гордан сравнивал свою коричневую чернушность, которая залила и истребила, выпив до дна, все его собственные красоты энергий. И ему было очень грустно от этого. А еще Гордан видел, что внутри его сына растет огромный шар энергии, который с легкостью выпивает другие шары, и который многими частями уже поглотил некоторые шары талантов его сына и делает Яна злее и скрытнее. И этот шар был… энергией страха. Ян боялся Гордана до такой степени, что уже уничтожалась его душа. И этот шар энергии страха, темно-синий, пульсирующий, желающий напиться из всего, что было вокруг, пытался вырвать Яна от Гордана и соединиться с преогромнейшей своей галактикой. Она была сильна настолько, что без труда поглощала энергии жизней людей целыми планетами. Грустно было это осознавать, что именно ты и являешься причиной всех сложностей и проблем, которые впоследствии настигнут то дите, которое ты и испортил своим поведением и эгоизмом.

Все эти энергии тянули, разрывали Яна и Гордана на части, пытаясь соединиться со своими галактиками. Рассеивание могло бы произойти мгновенно, будь Ян или Гордан здесь одиноки. Но они были вместе, потому Ян, не забывая, что он существует еще и телом, не только энергиями, ярко представил себе свои ручки-ножки, которые оплелись вокруг папы. Но было тяжело, очень тяжело, потому что сила притяжения энергий была невероятно огромной, потому все это им и казалось материальной семицентнерной тяжестью.

Ян, крепко держась за папу, оглянулся:

– Да, действительно, здесь мы можем видеть все, что хотят люди. И испытывают люди. И думают люди. Получается… Получается, что люди сейчас хотят только… ТЕЛОМ…

– А вспышки желаний ДУШИ почти затухшие… Да, Ян, попали мы… Да здесь – поле непаханое работы…

– Пап, смотри! Там, за этой грязно-серой галактикой желаний тел… Да-да! Маленькое, почти потухшее… Ты видишь?

– Это же… Это же желания Растений! Их желания жить, цвести, плодоносить!

– Для людей жить!

– Да, они уже почти не хотят… жить… Смотри, маленькое какое, еле-еле светится…

– Почти потухло… А было огромной галактикой, затмевающей даже галактику сияния душ…

– Подожди! Но кто же мы без Растений? Мы же – никто без них… Ничто… И их желания жить почти нет… Кошмар!

Гордан с Яном стали оглядываться, пытаясь понять. Осознать.

– Так, папа, – собрался сын. – Ты помнишь: у нас миссия. Лира. Сосредоточься.

Гордан мгновенно послушался сына. Сосредоточился. Их миссия – спасти Веру.

– Смотри, папа! Вон ее желания! Ее стремления! Ее мечты! – засиял звездочкой Ян.

Уже и Гордан выделил из мерцаний триллионов вспышек, рассортированных, как в самом прилежном архиве, все желания Веры, его жены, от ее первого вздоха и до сего момента. Они, вспышки, не приближались к Гордану и Яну, но для них ярко выделились среди остальных.

Одна вспышка – она Яну показалась будто в хрустальном шаре – самое первое ее чувство, ярче Солнца, – Любовь. Это новорожденная Верочка тогда засияла этой вспышкой, впервые увидев мамочку. Засветилась доченька, засветилась мамочка, засияла Радуга, запела Земля-Матушка. Она ведь живет только этой нашей Любовью. Только ею.

И Гордан, и Ян пережили каждое мгновение того счастья, ощутили каждое движение фибр души и девочки, и мамы.

Вот Верочка, маленькая, светящаяся, делает первые шаги. Она хочет дойти до мамы! Там, где Любовь.

Вспышками хрустальных шаров проживали Гордан с Яном каждую секунду жизни Веры. Светились желания ее, светились мечты ее, счастье и радость ее.

Вот Вера впервые погладила котенка. Рай в душе.

Впервые понюхала акацию. Рай в душе.

Погладила папоротник. Рай в душе.

Села на колени к папе. Рай в душе.

Ей улыбнулись бабушка и дедушка. Рай в душе.

Кошка родила котят. Рай в душе…

Гордан с Яном осознали мгновенно: все, что связывает человека с растениями и животными, контакт с любимыми людьми – все это сопровождается вспышками самых ярких чувств, что и есть на самом деле – окунание души в истинный, на Земле, рай. Рай в душе. И это происходит все детство!!! В детстве человечек настолько чист, что видит истинную, Божественную суть всего вокруг себя. И радуется именно этим, Божественной рукой созданным: растениям, животным, людям, ветру, воде…

Все детство Веры ярко освещено вспышками восхищения и заботе о созданиях Бога. Ее вспышки ярко освещали Созвездия, образованные этим восхищением детским. К сожалению, уже слишком маленькие Созвездия…

…Радость познания – в школе… Вспышки – уже не такие яркие: ребенку хотелось узнавать совсем не то, чему его учили в школе… Душа металась… Но вспышки любви от родителей, бабушек и дедушек освещали те начинающие быть безрадостными годы…

– Смотри, пап, все меньше и меньше вспышек… Появляются желания тела: «Хочу мороженное!» …Первое яркое желание, затмившее по своей яркости желание завести собачку… А потом – по возрастающей: никаких контактов с природой, никакой радости от нее (самой яркой!), а так – желаньица: попить, поесть, поспать…

– Ремонт в квартире хотеть сделать – ярче, чем желание тебя, Ян, на ночь обнять…

…Это можно только в Межмирье осознать. За сутки до этого события Гордан никогда бы не поверил, что его что-то удивит когда-либо. Ан нет. Удивило. Потрясло. Ошарашило.

… -А сейчас какие желания? …На работу вовремя попасть… Поспать… Поспать… Поспать… Никакие желания. И никаких, самых элементарных, самых тусклых, самых маленьких стремлений в душе…

…Гордан с Яном еще крепче прижались друг к другу.

– Так, анализ стремлений Веры произведен. – невесело заключил Гордан. – Раньше она была яркой, радостной душей. Приближенной к природе. Сейчас ее желания ограничиваются повелениями ее тела – сосуда души.

– Мое задание – очистить сосуд, – отрапортовал Ян, – насколько ты помнишь.

– Мое задание – дать радостей душе, – вздохнул Гордан. – Ты это тоже должен помнить, раз у нас сон один на двоих приснился!

Ян сконцентрировался на мысли: благо, в Межмирье это сделать намного легче, чем в Мире Яви – там вовсю работают духи, отбивая даже возможность додумать одну-единственную мысль.

– Итак, чтоб вылечить ее тело, я должен обратиться к растениям… Но есть одно большое «НО»! Их вспышка так мала! Как я смогу?..

Ян нервно вдохнул. Стал еще тяжелее. Гордан его чуть не уронил.

– Сын, ты не должен… – Гордан пытался подобрать слова. – Ты не должен НЕ верить. Нет, не так. Ты должен верить. Безгранично. Что у нас все получится. Ты это делаешь для мамы. И для себя. Потому что ты – ее продолжение. И мое продолжение. Соберись. И проси.

Гордану стало значительно легче. Он понял: Ян становится ему безгранично тяжелым, когда он не верит. И когда Гордан не верит. Вера – наше все, а мы забыли о ней, пользуемся СЛОВОМ, а должны пользоваться ЧУВСТВОМ. Поверили – полегчало. Свершили дело, миссию свою – легче облака стали.

Вспышка растений блекло, неравномерно мерцала. Им не для кого было жить. Мимо них проходили. Их не замечали. Их топтали, ломали, вырывали с корнем, только чтоб создать на их месте неживое. Их не благодарили. Они устали так жить. Они не реагировали. Их души увяли.

Ян взмолился:

– Помогите!

Никакой реакции. Они отвыкли от контактов с людьми. Этих контактов не было сотни лет.

Ян почти заплакал:

– Услышьте меня! Будьте так ласковы!

«А вы ласковы? Нас для вас нет!»

– Вы нужны нам! Вы нужны моей маме!

«А когда не были нужны – не замечали? Так, мимо проходили? Что за корыстное отношение…»

– Пожалуйста, – Ян рыдал, но никакой реакции. Не словом, а делом… Но как тут, в Межмирье, можно делом доказать? Тут и слов нет – одни энергии эмоций и чувств! Ведь как иначе можно объяснить, что Ян разговаривает с растениями?

И Гордан тоже растерялся, сына чувствуя. Но тут же вспышкой понимания пришел ответ:

«Там нет твоих желаний!»

Ян подался весь к папе:

– Как это? Неужели я… Неужели я за все четыре года своей жизни ничего не чувствовал к растениям?

– Получается, что так. И я тоже. За свои тридцать пять лет.

Гордан с Яном растерялись.

– А что же нам делать? Если в той вспышке нет моих вибраций души, она на меня не среагирует! Я понял! – закричал вдруг мальчик. – Я должен их сейчас создать! Я должен думать! Должен хотеть!

– Да, только… – Гордану снова невыносимо тяжело стало держать Яна, – только у тебя за твою жизнь так мало было контактов с растениями…

– А должно было – всю жизнь, – горько продолжил Ян, отчего Гордан его чуть не уронил, – но я постараюсь!

И Ян стал извлекать из своей памяти лучшее. Все это было связано с семьей: мама и ее любовь, сестричка и ее забота, папа и его твердость…

Гордан пережил с сыном каждую эмоцию, каждое чувство, ощутил каждую вибрацию его души. Подумал: почему он был таким бесчувственным чурбаном в Явной жизни? Почему всего этого не замечал?

Может, просто не хотел? Вот ответ…

Ян мечтал ярко, красочно. О лесах, полных вековых дубов, о полях, разукрашенных сотнями цветочков, о подснежниках, пробивающихся сквозь снег победой над холодом… И те мечты вспышками летели к блеклой вспышке растений, становились рядом, но не сливались в одну.

– Почему? Почему они не сливаются? – шептал Гордан.

Он вспомнил, как за четыре года жизни сына они всей семьей ни разу не ходили в лес. Сын ни разу не трогал дерево руками. Ни разу не шагал босыми ножками по росе. Ни разу не нюхал цветок. Он ведь даже Вере ни разу букет не дарил, чтоб сын близко те цветы увидел…

– Все это я видел по телевизору и в своем воображении, когда книги читал, – горько прошептал Ян, отчего стал весом как состав цемента, – Я думал, этого достаточно… Нет, я не сдамся, я смогу!

И вдруг яркая вспышка озарила Межмирье.

Снежинка!!!

Идеальная, тончайшей работы снежинка садится на варежку Яна. Он важно ее держит: как же, он удостоен чести стать для снежинки домом! Потом Ян решает, что место снежинке на веточке единственного на весь двор и всю их улицу дерева – вон там, за песочницей.

И он, годовалый малыш, приняв сие первое и мудрое решение, перешагнул через бортик песочницы и пошагал к каштану.

– Я тебе несу подарок, – говорил ему Ян, – здесь снежинке не место, затопчут. А на тебе – самое оно! Держи подружку!

Каштан тянет веточку к Яну – принять снежинку на борт. Тут Яна тянут сзади за шарфик:

– В колясочку! Домой!

Ян сопротивляется: он должен пересадить снежинку на ветку каштана, вон он тянется к нему своей веткой!

– Домой!

– …Ян, домечтай! – видя, что вспышка опять не долетела до Вериных созвездий и потухает, прошептал Гордан. – Домечтай, будто ты пересадил снежинку на ту веточку, будто даже варежку снял в минус двадцать и погладил каштан! Поговорил с ним!

Яну – просто мечтать. Ведь в детстве фантазировать так легко, ты все еще – почти душа! Летать без крыльев так легко!

Никто никого никуда не тащит. Ян гладит кору рукой, осязает ее душей – не пальцами.

– Ты – там, внутри! – осчастливил его папа, любуясь созвездиями растений. Гордан видел, как из груди Яна вырываются яркие вспышки мечтаний, воспоминаний и сортируются по созвездиям растений, добавляя им силы и делая крепкую вечную связь сына с растениями. Вспышки светлых эмоций Яна соединялись со своими созвездиями, и яркие звезды, созданные Верой, притягивали летящие звездочки Яна, гладили их, как мамы, баюкали, были очень рады встрече.

– Да, теперь я там, с ними, с растениями, с маминой мечтой, – Ян отрешенно улыбается. – О, боже, как же с ними хорошо! Уютно! Я такого никогда в жизни не ощущал!

Миг прошел, или миллион лет – никто не считает время в Межмирье. Иное, другое, необъяснимое. В Межмирье нет ни времени, ни материи – одни лишь чувства и эмоции, которые есть наша энергия, делающая нас, наши жизни и все вокруг. Самое важное.

– Я распускался с каждым цветком. Я наливался соками с каждым плодом. Я опадал каждым листочком. Листочком Радости вселенской. Я понял! Я понял! Потому – ЛИРА! Потому и ЛИРА! Лить радость! Куда внимание – туда энергия, там жизнь!!!

– И я тоже понял, – Гордан не мог не ощутить всего, что только что пережил его сын. Ведь они с ним – одно целое. Просто прочувствуй связь.

– Теперь нужно попросить помощи, – как шепот, прозвучало внутри. И Ян попросил. У ивушки – коры в чай, чтоб Верина спина не болела, у липы – аромата, чтоб сразу в легкие попал и лечил собой. И эфиров ландышей – для души, Вера ведь их так любит. Все это яркими вспышками отрывалось от созвездий растений и хрустальными веселыми шариками устремлялось внутрь Яна – чтоб потом с легкостью в объятиях мамы перейти к ней. Звездочками улетали энергии из созвездий, и они становились меньше и меньше…

– Только растения сейчас так слабы, – грустно вздохнул Ян, – как же их усилить? Ведь им самим помощь нужна!

– Да. Любовь к ним. Забота о них. Осознание их необходимости и великой их миссии для нас всех. Ты же сам говорил: куда внимание – туда энергия! Это их снова усилит!

А что мы можем?.. Гордан ощутил громадный груз в своих руках – будто не Яна держал, а целый материк.

– Да, а что мы можем с тобой? Два человека из семи миллиардов. Это нереально! – Еще тяжелее! Еле держит… Своя ноша! Своя! Не отпустит! Это ему навсегда – нести и чувствовать груз своей миссии…

– Вот мое желание! – вдруг резко закричал Ян. Созвездия чистых желаний души даже подались к нему, ощутив грандиозность его мечты. – Я! Желаю! Чтоб люди! Всей Земли! Заново! Полюбили! Растения!!!

Невообразимое стало твориться в Межмирье. Созвездия стали перемещаться! Созвездия растений вдруг притянулись к созвездиям чистых желаний души и начали мгновенно создавать новые, совместные созвездия надежды, веры, добросердия, мира, любви, милосердия…

Новые созвездия засияли, как литые. И Ян, и Гордан вдруг поняли: они, эти созвездия, уже когда-то БЫЛИ!!! Они уже существовали в этом мире, в Межмирье, просто за отсутствием мыслей о добросердии и вере они просто-напросто исчезли… А тут их немного усилили, и дали немного энергии эмоций и чувств – и эти созвездия проявились в полную силу! Ведь все эти качества и есть – сила наших душ!

– Они соединяются! Смотри! Душа приняла растения!

– Но ты же видел, что так было раньше всегда! – Гордан прокрутил в своей памяти момент, который он увидел, попав в Межмирье. – Пять тысяч лет назад это были самые большие галактики, и имя тому было – Гармония!

– А сейчас… Папа, смотри! Созвездие спокойствия души, маленькое, почти погасшее, потеснило галактику желаний тела! Папа, неужели это сделали мы вдвоем? Только ты и только я? Боже, как же это легко! А если бы ВСЕ люди на Земле захотели только для души? Только для Земли? Только для растений? Только для животных? Папа, это ведь – элементарно: просто захотеть!

Вспышки желаний Яна разлетались вокруг и заставляли танцевать все галактики Межмирья.

– Мы вас просим, люди! Любите и берегите! Ян с Горданом стали настолько легкими, что их ярким лучом пронзило и потянуло вверх.

– Куда нас?

– Домой!

Они уже не могли заметить, как что-то невероятно могучее и черное смолой подползло к созвездиям спокойствия души, понюхало их, пытаясь втянуть в себя всю новую и свежую силу их. Созвездия сопротивлялись: они трещали вспышками и отбивались слабыми ударами, заставляя смолянистую массу отползать от них. Но и той силы, которую натянул в себя монстр, ему хватило, чтоб отползти и создать огромный светящийся меч. Монстр стал резать мечом созвездия души и растений, и каждое дотрагивание к хрустальным шарам, наполняющим эти созвездия, давило эти шары, насыщая энергией меч. Но будет ли монстр силен, если созвездия эти станут огромными? Ведь они только своими вспышками смогут победить монстроида! И величина этих созвездий уже зависит только от нас!

***

…Оказавшись в квартире под потолком все еще сгустком энергий, Ян и Гордан увидели картину жизни их семьи.

Кухня. Вера мечется меж плитой и столом – десять метров туда, десять метров назад.

– Как заведенная. Триста метров в минуту, – прошептал Ян. Он по-прежнему крепко держался за папу – там, под потолком.

– А вот и я. Сижу за столом. Жду. Почему сижу? Поему не помогаю? – и сам себе ответил. – Потому что дурак. Конечно, она хрустит вся. Расходуется понапрасну.

– Опять блины пережарены! Сколько можно говорить? Я люблю горячие и в меру прожаренные! В меру! А ты мне то холодные подаешь, то сгоревшие, то недожаренные!

– Мой фантом – как я: сварливое неблагодарное чмо. Вон смотри: у мамы внутри какое-то черное, как смола, разливается. Горечь обиды заливает ей все хрустальные шарики души… – Гордан с Яном все еще могли видеть энергии в людях, ведь сами до сих пор оставались этими энергиями.

– Пап, ну как она может тебе подать и горячее, и прожаренное, и не пережаренное? Это же все противоречит друг другу! – фантомы Яна и Гордана общались как обычные люди. Но им самим они были видны как светящиеся голубоватым оболочки без ничего. Как биороботы, что ли?

– О, это я тебе лекцию читаю. Маму защищаю.

Фантом Яна сидит на высоком стульчике возле стола: он бы помог, да мал еще. И Катюша мала.

– Сядь поближе к кухне, к плите. Мама будет тебе сразу подавать в тарелку. Будет тебе и горячее, и дожаренное. А так пока она бежит к столу – блинчики остывают, пока возвращается – они там, на плите, сгорают. Ты, папа, подумай логически!

Какие-то такие уж мелочные, пустые, никчемушные разговоры… Дела… Поступки… Слова… И этим живут люди? А, может, мы все уже давно – фантомы, биороботы, оболочка с пустотой внутри…??? Может, наши души всеми своими фибрами, силами, энергиями ушли, вернее, втянулись из-за слишком сильного туда стремления в Межмирье и заполнили собой те галактики желаний тела и барахла?.. Ведь, как оказалось, жить и хотеть можно намного ярче и намного другое…

– Я тебе сейчас как наподдам логически, мало не покажется! – фантом Гордана стал шарить рукой по столу в поисках пачки сигарет. А сам Гордан заметил, что внутрь фантома заползало черное, смолянистое, сильное…

– Нельзя курить при детях, – это уже Ян, – дурной пример. И для здоровья вредно! – А тут уже и сам Ян заметил в своем фантоме эту смолянистую чернь… Заползала: то ли страхом, то ли непринятием папы, то ли жалостью к себе и маме…

– Согласна! – А это уже Катюша.

Гордан с ненавистью уставился на дочь.

Они все, все четверо наполнялись смолой изнутри. Причем производителями этой самой смолы были они сами… А смолу вымыть – это, я вам скажу…

Смола переползала легко и свободно из одного человека в другого по тонким нитям, которые их сплетали – из сердца в сердце. Нити эти должны быть золотые, прочные, наполненные светлыми чувствами друг к другу в семье. А эти нити оказались настолько тонкими и тусклыми, что Ян с Горданом даже ожидать такого не могли. Но их тонкости вполне хватало для смолы: она наполняла нити изнутри, она просачивалась по ним внутрь всех остальных. Они поняли, отчего даже когда человека уже давно нет рядом, можно тупо о нем плохо вспоминать. Потому что соединяющая вас нить забита грязью. И не только со стороны того человека. Слабо очистить?

– Каков я дурак, а? Слушай, давай в тела начнем внедряться, а то как бы я, идиот, не натворил чего противозаконного…

Резкий толчок – и они… в теле… у ВЕРЫ!!!

– Папа, мы не туда попали. – Как же это необычно… Вера их не чувствует! Но они друг друга слышат!

Нет, Вера, конечно, остановилась, да так резко, что чуть сковороду не уронила. А масло там ой, как сильно раскалено… Опасно!

Гордан неожиданно для себя сумел совладать с собой в Вере и перехватил желающую упасть сковородку. Резкая боль пронзила и его, и Яна сущность.

Вера разогнула руку, потерла запястье и с улыбкой пошла к семье. Каждое её движение – боль, резкая, острая, пробирающая до глубины души. А она идет и улыбается. Садиться на стул. Хруст её суставов. Такая неожиданная боль в спине, что та, предыдущая, ей и в долю не падает. А она сидит и улыбается… Яну что-то отвечает, Катюше варенье со щёчки вытирает, на мужа с лаской смотрит. А внутри неё каждый суставчик орёт от боли.

Фантом Гордана побледнел и стал вытирать испарину со лба. Фантом Яна сел, сжался и уставился в одну точку.

– Как она выдерживает эту боль? Как? Постоянную? Бесконечную? Это же невыносимо, – простонал Гордан, разделяя все чувства и ощущения Веры в её теле.

– Смотри: даже наши фантомы эту боль могут чувствовать, – рыдал Ян.

– Да нет, то они нашу боль несут. А я столько лет рядом с ней, и ни капли не чувствовал, чурбан деревянный.

Так день прошёл, полон забот, бытовухи и… боли.

– А она целый день работала, как заведенная, – шептал Гордан в Вере. Жена спала, не двигалась. Болей не было, только вены крутило. Но она уже с этим привыкла спать. Он бы не смог…

– А сегодня, между прочим, воскресенье, – уточнил Ян, – у неё типа выходной. A она напахалась. И завтра снова на работу.

– Получается, сейчас моя половина миссии должна выполниться. Я должен помочь её душе, – предположил Гордан, – помочь её душе, находясь в её теле и терпя её боль.

– И я – терпя, – вздохнул Ян.

– А знаешь я теперь наконец-то понял, почему я для нее – на темной стороне, – почему-то не удержался Гордан. – Я же для неё – антипод дереву.

– Атни… под? – Ян ещё не знал многих тяжелых слов. Нет-нет, те, которые понимает душа, давались ему легко. А вот искусственные, придуманные не для людей, а для роботов…

– Да, именно – антипод дереву. Потому что дерево посадил. Любишь его. Ухаживаешь за ним. И оно даёт плоды. Даёт любовь. А что давал ей я за её заботу? Что? Значит, я забирал её время, ее возможности… выращивать эти же деревья, чтобы они давали ей плоды. Я – балласт для неё. Потому у неё исчезли все мечтания в душе. Потому что она вкладывалась в меня, в чёрную дыру, а я ей ничего не давал взамен.

– Получается, что и я для неё – на темной стороне? – предположил Ян.

– Нет, ты давал ей любовь, она – великая, самая важная.

Вера покрутилась, охнула от боли. Внутри неё и Гордан с Яном ахнули. Вера тихонько встала и пошла в спальню к детям.

– Ты чувствуешь? Ведь эта любовь перекрывает полностью поток боли! Она эту боль даже временами не чувствует! Не воспринимает! Гладит кудряшки Катюши, желает ей светлых снов. Смотри, там я, я опять со своим плюшевым медведем! Ты чувствуешь, как она меня любит? У меня просто ком в горле от этой радости! Хочется и петь, и плакать одновременно! Смотри, пап, а теперь она поправляет на тебе одеяло! И ты ощутил эту волну любви к тебе! К тебе любви! Она нас так любит!

– Да, а я дурак. Тридцать пять лет дурак…

– Ну, сейчас-то ты – умный! И с сего момента у тебя шансов – целая жизнь! Незачем сожалеть о прошлом. Оно ушло. Или мечтать, что ты когда-то, непонятно, когда, все исправишь. Стоит менять данность. Чтоб стать счастливыми в будущем своём из-за здесь и сейчас измененной действительности!

…Уже целую неделю жили Гордан с Яном в теле Веры. С раннего утра до позднего вечера – работа, заботы, крики мужа-фантома и боль. Боль. Боль. Ночью – забывшись, без снов, без мыслей, без желаний. Гордан с Яном не могли пробить эту броню. Не могли разрушить эту тупую цепочку событий. Это делало жизнь Веры пустой и убогой. Это не давало шанса на свет в её жизни.

– Сейчас зима. Растения спят и видят Сны о лете. Они начнут давать помощь только по весне, – шептал Ян, слушая, как папа поёт колыбельную маме – чтоб ей спалось спокойнее. Они, конечно, уже немного привыкли к той боли, но возможно ли к боли вообще привыкнуть? Нет, никогда. Гордан допел колыбельную, помолчал. И вдруг Ян как вспыхнет:

– Сны! Сны! Как же мы с тобой не учли? Забыли!

– Мы же можем к ней достучаться сквозь сны! Давай ей приснимся!

– То есть мы захотим – и наше желание исполнится?

– Можно и так, – волновался Гордан, – мы ведь с тобой как никогда близки к царству Нави. Мы захотим для неё сон – желание исполнится, а потом мы в ее сне ей расскажем всё…

– Да, именно так! Мы к ней явимся во сне и расскажем!

Задумано – сделано. Вспышка мечты озарила пространство и унеслась в Межмирье. Исполняться! И навеки сиять в созвездии сбывшихся снов!

Желание исполнилось тут же. Секунда – и сон… прилетел. И… Он пролетел!

– Мы не успели! Ничего не успели! – Ян от шока затрясся.

– Так, ты только не расстраивайся. Этим ты усугубляешь нашу участь и даёшь лишнюю тяжесть её телу. О, вот ответ!

Гордан засиял от тех слов.

– Я понял! Послушай! Понял, почему мы не можем ей сейчас помочь! У неё нету сил сейчас смотреть даже сны! Мой фантом ей должен помочь. Вернее, я обязан заставить свой фантом ей помогать.

Сказано. Ну, а сделать-то как?

Лежит то тело-фантом на диване и орёт благим матом. Вера – в страхе, что сейчас сия волна захлестнёт и её, и детей, мечется исполнять желания тела мужа. Пусть фантома, но он ведь повторяет всё, всё, что делал его хозяин до Лиры.

И в том «всём» помощи Вере даже близко не было.

– Я понял! – Ян даже засветился весь. – Давай действовать через боль! Фантом ведь её чувствовал!

Гордан весь сконцентрировался, отключил все свои стремления души и желания. Он весь сосредоточился на великой боли своей жены Веры.

Фантом дёрнулся. Побледнел. Было странно, конечно, причинять своему телу боль. Но это было необходимо. Иначе биоробот ни на что не реагировал, кроме своих желаний, и только тела. Он мог производить только истерики.

– Получается!

Тело Гордана стала потирать запястья, оглядываться. Лицевые нервы дергались.

Вера зашла в комнату.

Хруст ее суставов – и тело фантома дергается от боли.

Она села, слегка побледнев, – тело фантома чуть в обморок не упало.

Она встала – тело фантома схватилась за коленки.

– Да ты… Достала меня уже своим хрустом! – фантом Гордана встал с дивана, дернул из рук Веры сумку. – дай я сам это занесу!

– Получилось! – ликовал Ян.

Гордан тоже возликовал. Тело его тут же остановилась и недоуменно уставилось на сумку в руках:

– А как это ко мне попало? Я не буду носить женские сумки! Даже если они весят тридцать кг!

– Не отвлекайся! Папа! Пусть ему болит!

Гордан загнал в другую комнату души ликование, снова сосредоточился на боли жены. Так его тело за целый день донесло тяжёлую сумку, пропылесосило и даже помыло пол.

…Только ночью, когда уснуло тело, Гордан смог возликовать:

– Получилось!

Ян – за ним:

– Нам удалось! Мы им управляем!

Вера улыбнулась и засияла: ей приснился мгновенный сон. И в том сне был… котенок!

– Но, папочка, ты же против! – Ян даже мечтать забыл о котёнке. Хотя всю жизнь хотел котёнка. – Но ты же даже больше – категорически против! У меня даже слов нет, чтобы описать, как ты против!

– Да то бывший я против. А сейчас, если душа Веры желает котёнка… Будет ей котёнок!

Утром Вера понеслась к подруге: у той родился сын. Много лет – жданный.

– Папа, смотри: у неё есть кот!

– Да нет, то кошка!

– А ты откуда знаешь?

– Смотри, у неё мордочка – как у кошки!

– Как же я могу смотреть? Я же котов только по телевизору в рекламе видел! А там не объявляют: кот ли, кошка ли. Только предлагают из рекламы: покупай!

– Вот я тебя и учу: смотри, это девочка!

Точно, девочка! У неё – детки, котятки!

Вера тоже увидела котят. В душе её за ворочалась такая громадина – любовь, что Гордан с Яном чуть снова от её вспышки в Межмирье не унеслись. Вера протянула руку котёнку, но тут же отдернула её.

– Что, твой злой биоробот тебе запрещает? – сочувственно спросила подруга, держа на руках радость – сынишку. К сожалению для кошки, у её хозяйки было только две руки для сына и не выросло ещё таких нужных и надежных девять рук для неё и её деток – котят. Кошка ревниво водила глазами со своей хозяйки и её сынули на гостью: никто не брал на ручки. Ни гостья, ни её сын, ни её муж. Ручек ведь много, только протяни – и тебе уже мурлычут. Сидели, затаившись. А кошка чувствует всех.

– Да… Да сама знаешь, – вздохнула Вера, – он вообще-то хороший…

– Только орёт постоянно и ничего не делает. Я же бывала у вас в гостях, он же себя не скрывает ни перед кем, – закончила вердиктом подруга.

– Да… Нет, он хороший, просто у него тяжёлый период, – Вера не отрывала глаз от котёнка: он залез на стол, носик к Вере и дышал Верой, постоянно приближаясь.

– Ой, ой, ты всё время его защищаешь, все двенадцать лет. Слова плохого о нём не слышала от тебя, но я-то вижу, что это за фрукт! Настоящий овощ! Свежезамороженный!

Гордан сконцентрировал всё своё внимание на котёнке. Он вспышкой передал своё желание Вере:

– Погладь!

Вера сама не поняла: то ли руку протянула, то ли кто-то потянул, но вот она уже в изумлении гладит мягкий живой клубочек.

А мурлыкает! Ты – моя крошечка! Ты – моя Фея!

Бежевое чудо размером как раз в ладонь Веры разлеглось на той ладошке и вытягивало то одну, то другую лапку, выставляло животик: всю, всю меня погладь! Я вся – для тебя!

Пульсация любви затопила и Яна, и Гордана. Они так разомлели, что растянули бы тот момент на миллиарды лет:

– Ты ощущаешь? Обмен! Обмен любви! Вера любит котёнка! Котёнок любит Веру! И эта взаимная любовь замкнула цепь всемирной любви! И мы с тобой только что ощутили всю любовь, которая вообще существовала во вселенной во все времена! Это великий Божественный замысел! Он хотел искупать нас любви – и Он сделал это!

Котёнок нежился в ладошке. Душа Веры нежилась в любви. А души Яна и Гордана нежились в этом моменте.

– Как же я её люблю! – прошептал Гордан.

…Вера замерла. Иными глазами взглянула на подругу. Стала собранной, серьезной, будто только что у нее жизнь перевернулась в совершенно противоположную сторону.

– Я заберу Фею, хорошо?

– А как же твой биоробот? Он же вас обеих на улицу…

– Ты ведь не знаешь. Он меня любит.

Вера нежно прижимала котёнка к душе.

***

Тело фантома не сопротивлялось: Гордан передал ему все приветики от коленей и спины Веры. На тебе, кушай, смотри, не обляпайся. Гордан устроил ему такой фейерверк боли, что оно только крякало.

Вера, правда, ту боль и не ощущала: комочек счастья в её руках затмил всё.

Дети сияли двумя солнышками. Котёнок! Феей зовут! Уже совершенно наша! Наша личная Фея!

Бежевое чудо ползало по полу, за ней – ползком – Вера, Ян и Катюша.

– Ой, смотри, она на кухню ползёт!

– Ой, смотри, она под столом хлебные крошки нашла!

– Ой, смотри, она хлебные крошки кушает!

– Клюёт, как воробышек!

– И больше ничего, кроме хлеба, есть не хочет!

– Ты наша Фея!

– Ты наше солнышко!

Котёнок мурлыкал, ползал, нюхал, клевал крошки, спал – и всё это вызывало ликование сердец и свечение душ, тысячи желаний и миллионы мечтаний. Расшевелилось всё вокруг. В Межмирье сдвигались созвездия, образовывая галактики радостей душ. Танцевали вспышками сбывшихся желаний новые созвездия.

А всего-навсего – маленький, с ладошку, котёнок! Всего-навсего – котёнок! И создаются галактики радостей душ!

…Утром Веру разбудило тело фантома.

Под носом у неё лежала коробочка. И пищала. Вера аккуратно сняла Фею с головы (она там спала, чтоб всю ночь сниться Вере – да-да, вот такая миссия у кошечек! – и осветляя душу). И потянулась к коробочке.

Раскрыла её.

Там на голубой подушке из бархата лежал… котёнок. Как он так до сих пор лежал – непонятно. Ведь котята – юркие и шустрые. Но у него дело было. Он работал подаром.

Белый, как снежинка.

– Это – Фей. Он – брат Феи. А то вдруг ей будет скучно?

Гордан с Яном ощутили, как вместо Веры стало Солнце. И на лучах этого Солнца души вернулись в свои дела. Золотые нити снова стали чистыми.

Гордан рывком обнял Веру:

– Наконец-то!

Детки подбежали тискать котят. Катюша прошептала Яну:

– Наконец-то!!! А то мы как закончили читать с тобой Шныра десять дней назад на 340-ой странице, так дальше и не читали. А ведь так интересно, что дальше будет!