Читать книгу БезГраничные истории - Оксана Сотникова - Страница 8

Instagram: @turova-design

turova.info

Люба и метро

– Карловна, домой идешь? – спросил устало Михалыч, снимая большие пыльные рукавицы.

– Иди, Семен, я сама все проверю и закрою.

Пожилой коллега покорно кивнул и пошел, пошатываясь, к стеклянным дверям верхнего павильона метро.

Усталая Москва нехотя засыпала – доносящееся с улицы нервное ворчание двигателей авто постепенно затихало. Суетливых прохожих, спешащих за один день заработать все деньги мира, становилось все меньше. Упрямая столица, как истинный трудоголик, зажигала фонари, чтобы даже во тьме ночи, не дай бог, не расслабиться.

«Кажется, этот город никогда не отдыхает», – подумала женщина.

И, следуя примеру мегаполиса, Люба твердо решила, что сегодня вечером домой не пойдет, останется ночевать на работе. Ничего, что спать негде, подремлет в кресле – никто и не заметит. Степан снова ушел в запой, а в ее пятьдесят два перебирать женихов не приходится. Запаслась батоном, свертком с курицей-гриль из соседнего ларька и книгой. Исторической. Любовь Карловна очень гордилась собой, ведь она будет читать наконец-то не любовный роман, а документальные очерки из жизни русских революционеров.

Нет, отец Карловны не был немцем – свое имя он получил в честь Карла Маркса, его так назвал дед, убежденный коммунист, политработник. Ох, и досталось же по жизни Любе из-за ее отчества. Взять хотя бы ее сожителя Степана – иногда, подвыпив, станет посреди кухни, раскорячится и «Кар-кар-карловна, опять раскаркалась, как ворона, лучше выпей со мной».

Тишина в московской подземке была Любе в новинку. Почетная работница метро с многолетним стажем привыкла к бесконечному однообразному грохоту вагонов, гулу от ходьбы и голосов пассажиров. Все куда-то бегут с пустыми глазами, суетятся. Даже если захочешь пройтись не торопливо – человеческая лавина подхватит тебя своим потоком, только и гляди, чтоб унесла в нужном направлении.

А сейчас ей казалось, что каждый шорох переворачиваемой страницы отражается от округлых стен и потолков, украшенных советской лепниной, становится звонким и протяжным. Проносится вдоль классических колоннад с капителями, ударяется где-то вдали о стены из мозаичного панно с мускулистыми рабоче-крестьянскими фигурами и, впитав в себя дух забытой эпохи, возвращается обратно.

Женщина вдумчиво читала страницу за страницей, в ее воображении стали мелькать картинки событий истории, ярко описываемых в книге. Как вдруг в тишине опустевших тоннелей метро она услышала глухие постукивания и негромкие завывания.

«Может, кто еще задержался?» – подумала Любовь Карловна и, вздохнув, закрыла книгу. Взяла на всякий случай фонарь и стала спускаться по застывшему эскалатору.

Звуки раздавались со стороны самого края платформы, там, где она сужается и переходит в туннель, окутанный проводами и кабелями коммуникаций. Она увидела дверь, которая слегка пошатывалась оттого, что кто-то ее толкал изнутри. Из-за двери раздавались звуки, как будто кто-то негромко напевал себе под нос.

– Где же ты, моя Су-у-ли-ко-о-о… – расслышала некоторые слова песни Люба.

– Неужели, кто-то из гастарбайтеров заработался и забыл о времени?»

– Эй, кто там? – Люба посветила фонарем на дверь.

– Меня зовут Иосиф, – с хрипотцой в голосе и легким кавказским акцентом промолвил неторопливо неизвестный, как бы раскачивая слова в воздухе. Любе стало ясно, что говорил немолодой мужчина.

– Что-то случилось? – спросила заботливо женщина.

– Да, немножко случилось, но мы с этим справимся, – иронично ответил хриплый голос. – Как вас зовут, гражданка?

– Любовь Карловна… может, вам помочь? – спросила оторопевшая женщина.

– Карловна? – удивленно переспросил кавказский голос. – Это хорошо, что Карловна…

Что-то громко заскрежетало, дверь сильно дернулась, приоткрылась и провисла под собственным весом на заржавевших петлях.

Из темноты проема вышел человек в костюме, который был чем-то похож на форму работников метро, а чем-то – на сценический прикид телеведущего Соловьева. Это был седой мужчина с усами, взгляд его был уставшим и пустым, в руке он держал трубку.

– То, чего так долго ждали большевики, наконец-то свершилось… – с облегчением произнес незнакомец и подмигнул растерявшейся женщине. Он оказался не похожим на работника метро, его образ заставил Любу застыть на месте – она не могла поверить своим глазам.

– Что, товарищ Люба, я смотрю, вы очень рады встрече с товарищем Сталиным и немного удивлены? Да, Ленин живее всех живых, а я оказался еще живее, – продолжал острить гость с того света.

– Да как же это? Вы? Живой? Здесь? – бормотала Люба. В голове крутились миллион мыслей одновременно.

– Да, товарищ Люба, – продолжал Сталин, – я не умер.

Женщина охнула и покачнулась. Товарищ Сталин заботливо придержал ее за руку и помог сесть на лавочку. Люба долго не могла поверить в то, что случилось, а подземный гость тем временем продолжал свой рассказ – было заметно, что он давно ни с кем не разговаривал и соскучился по живому общению.

– Когда я лежал на полу своего кабинета на даче, мои соратники ждали моей смерти и впустили ко мне врача только на следующий день – они рассчитывали, что я уже испустил дух. Но я был еще немножко жив. Доктор Ершов это увидел, привел меня в чувство и шепнул на ухо: «Товарищ Сталин, я вас спасу, если вы позволите». Я мог только кивнуть в ответ – у меня не было другого выбора. Он сказал, что сделает мне укол, от которого я усну, процессы в организме замедлятся, все констатируют мою смерть. Я пролежал какое-то время в мавзолее рядом с Лениным. Потом мне сделали второй укол, от которого я пришел в сознание, но мой метаболизм претерпел необратимые изменения, и я стал бессмертным. Меня перевезли в тайный бункер под Филевской линией метро, недалеко от моей дачи. Этот бункер построили на случай политического переворота – я чувствовал, что его готовят. О бункере никто не знал, всех проектировщиков и строителей я приказал расстрелять, а потом расстреляли и тех, кто расстрелял строителей.

С тех пор я здесь и живу – запасы воды, еды и остального были рассчитаны на 67 лет. Электричество проведено от коммуникаций метро. Но теперь мои запасы стали заканчиваться, поэтому я решил открыть эту дверь. Эх, знала бы ты, товарищ Люба, как давно я не ел домашней еды! – с печалью в глазах произнес Иосиф Виссарионович.

– А как же ваш доктор? Он вас не навещал?

– Его я тоже застрелил, не мог оставить такого опасного свидетеля, – грустно выдохнул пожилой тиран.

– Так я это… я сейчас! У меня же курица есть, почти домашняя! – Люба засуетилась и вскочила с лавочки. Не часто ей приходилось общаться с живыми идолами эпохи культа личности.

Всю свою взрослую жизнь Любовь, следуя традициям семьи, на выборах голосовала только за коммунистов и сейчас своим долгом считала позаботиться о кумире.

Люба включила эскалатор, и они поднялись к ее стеклянной коморке в верхнем павильоне.

– Вот, не побрезгуйте, товарищ Сталин, – Люба смущенно протянула ему сверток с курицей-гриль и батон. Иосиф Виссарионович присел на пластиковый стул из «Икеи» и начал поедать курицу, шевеля усами от удовольствия.

– Ну что, Любаша, мировая революция и коммунизм победили? – в радостном ожидании спросил товарищ Сталин. – Теперь в этом мире нет бедных и богатых и все люди равны?

– Да как вам сказать, товарищ Сталин, – замялась Люба, – не победил нигде, только в Китае, наверное.

Сталин нахмурился.

– Ну, а как в стране нашей, в Советском Союзе? Здесь-то продолжили наше дело, построили коммунизм? Воровать чиновники перестали? Ух, как я отучал их от этого…

– Эээ… – Люба совсем запнулась после этих вопросов. – Социализм вроде построили, но потом капитализм вернули… воруют еще как! Говорят, денег в бюджете нет, а чиновники себе виллы за границей строят и на дорогих немецких и японских машинах ездят, пенсионный возраст повысили… – не ожидая сама от себя, выпалила вдруг осмелевшая женщина.

– Почему на немецких? На трофейных, что ли?

– Нет, на наши народные деньги себе машины и виллы покупают.

– Как так? Мы же не для того воевали! А куда же партия смотрит? Кто у нас сейчас генеральный секретарь Коммунистической партии?!

– А генеральный секретарь теперь сам в Думе заседает и с министрами-капиталистами дружит, миллионером стал…

– Оппортунист, значит? Враг народа?! Почему до сих пор не расстреляли? Куда смотрят органы?! Кто сейчас глава НКВД?

– Так глава НКВД уже 20 лет, как президент, то есть царь по-вашему – он сам это правительство капиталистов и возглавляет… Да и страны уже той нет, распалась, а бывшие республики между собой воюют…

– Иосиф Виссарионович уронил остатки курицы на пол и заплакал.

– Ну что же вы, дорогой товарищ Сталин, так убиваетесь? – воскликнула раздосадованная Люба.

– Любаша! – сокрушался бывший отец народов, размазывая испачканными куриным жиром пальцами слезы по лицу и усам. – Такую страну просрали! И все жертвы оказались напрасными – столько убитых, расстрелянных, замученных по моему приказу! Если б ты знала, Любаша, что все эти годы, каждую ночь ко мне приходили во сне эти люди и по очереди рассказывали свои истории – как жили, как их обвинили без вины, как они умирали в муках. В эти минуты я сожалел, что бессмертный – это стало моим адом на земле! А теперь, выходит, все это было зря! Выходит, в глазах людей я не освободитель, а просто душегуб?!

Генералиссимус нахмурился, медленно раскурил трубку и сухо произнес:

– Настоящие революционеры никогда не сдаются… Начинаем все с начала! Пишите декрет, товарищ Люба: создаем революционное подполье, точнее, подземелье, здесь, в метро. Продолжим борьбу до полной и окончательной победы трудового народа! Фабрики – рабочим! Землю – крестьянам! Долой самодержавие!

С этими словами товарищ Сталин поднялся со стула и воодушевленно стукнул кулаком по столу. Люба вздрогнула и проснулась. Ее влажное лицо прилипло в странице книги, на которой она уснула. Подняв голову, женщина увидела первые лучи рассвета, пробивавшиеся сквозь стеклянные двери метрополитена.

– Так это сон… – произнесла Люба.

– Я бы тоже предпочел, чтобы это был просто кошмарный сон, – промолвил голос с кавказским акцентом.