Читать книгу Чудесные истории - Оксана Сотникова - Страница 12

Instagram: @fili_elena_

Спасибо

– Костя, мне страшно.

– А ты представь, как страшно мне.

Лёля сжалась на хлипком больничном стуле. Она ждала других слов. Что-то вроде: «Подожди, милая, всё будет хорошо. Просто неполадки техники или внезапно наступил обед у врача, он тоже человек».

Костя и Лёля сидели в коридоре среди других ожидающих результатов МРТ. Сидели уже очень долго. Сначала болтали, так, ни о чём, потом замолчали, стараясь гнать из мыслей нехорошие предчувствия. Вокруг сменились все пациенты, появились новые, а выписку обследования всё не выносили. Костя устало прислонил голову к неброской бежевой стене и прикрыл глаза. Лёля не отрываясь смотрела в окно на сыпавший без перерыва уже который день подряд снег.

Погодный катаклизм, редкий для Москвы, измучил коммунальщиков, не справлявшихся с очисткой дворов и дорог. Зато радовал детишек и стариков. Первые самозабвенно строили снежные крепости, прикрепляя к стенам вылепленных с фантазией солдат-уродцев, катались на горках и коньках. Вторые просто наслаждались. Прожив жизнь, они умели ценить редкие мгновения великолепной красоты. Даже боль в скрипевших коленях ненадолго отступала, как будто от восторга перед неумолимой силой взбунтовавшейся природы.

Распахнулись двери, ведущие к лифту. Оттуда, пятясь и таща за собой видавшую виды, гремевшую на все лады инвалидную коляску, появилась знакомая медсестра. Как раз из того отделения, где последнюю неделю лечился Костя. Она прошла мимо и даже не улыбнулась, хотя обычно её бьющую через край жизнерадостную словесную трескотню было не остановить. Лёля терпеливо выслушивала её, ожидая мужа с процедур. Да что вообще происходит?! Паника парализовала тело, Лёля теперь смотрела только на дверь кабинета, ожидая приговора. Дождалась.

– Сейчас за Константином приедет «Скорая», его отвезут в горбольницу. К сожалению, томограмма показала затемнения в головном мозге.

– А… кресло инвалидное зачем? – глупо улыбаясь, страшась тяжёлого молчания мужа за спиной, спросила Лёля, чтобы хоть что-то сказать.

– В таком состоянии ему противопоказано ходить, нужно избежать ухудшения до операции, – произнёс врач, который и вынес белый листок со страшным диагнозом, и, помолчав, добавил, словно вбил гвоздь в гроб только что оборвавшейся счастливой жизни: – Если ему назначат операцию.

– Да ты не бойся заранее, – успокаивала медсестра.

Вдвоём они толкали коляску с Костей по направлению к машине скорой помощи. Снег, достигавший колен, сопротивлялся и не давал прокручиваться колёсам.

– Там, скорее всего, кровоизлияние, я подслушала разговор докторов. Сделают трепанацию, уберут всё, почистят. Это нормально. Он же ходит сам и разговаривает. А это, поверь мне, уже везение. Такое бывает редко. Больница наша городская – это, конечно, не Склиф, но нейрохирурги есть. Операции делают.

Взвыла сирена, и «Скорая» понеслась сквозь метель, мимо занесённых снегом машин, проезжая все светофоры на «красный». Лёлю в машину не взяли, и она поехала на своей, держась вплотную, нагло повторяя все манёвры скорой, стараясь не отстать: нельзя, чтобы её Костя, так и не проронивший ни слова, остался с врачами «один на один». Их двое. Она рядом. И будет рядом. Всегда.

В тесной комнатке, где оформлялись документы на госпитализацию, они сидели вдвоём, отгороженные стеной страха от остальной жизни, от бесконечно входящих-выходящих любопытствующих врачей и медсестёр. Костя продолжал молчать. И Лёлю это пугало больше пролетавших мимо слов страшных слов: «трепанация», «выходные», «нейрохирург». Затем в приёмную колобком вкатился невысокий полный мужчина в чистом белом халате, плотно обтягивающем заметное брюшко.

– Я буду оперировать, – без предисловий начал он, принял папку с результатами анализов, обследований и огромным снимком МРТ, уселся плотнее на скрипнувшем стуле и изучающе уставился на пациента.

Лёля замерла. Вот этот толстый, маленький, почти лысый дядечка – и есть главный нейрохирург горбольницы? Она представляла себе высокого статного красавца с благородной сединой, который придёт, спасёт её Костю, а ещё лучше, скажет, что МРТ – ошибка, что это чужой снимок, а мужу нужно просто пройти курс неприятных, но необходимых уколов, и он будет здоров. Толстый дядечка взял Костю за руку и начал подробно рассказывать, что и когда ему предстоит. И как готовиться. Надо побрить голову, надо сделать клизму вечером и завтра прямо с утра.

– Как завтра? – побелевшими губами спросила Лёля.

– Завтра, – буднично откликнулся хирург, – тянуть не будем. Там кровоизлияние одно давнишнее растеклось, его можно даже не удалять, а одно – свежее, и его причина неизвестна. Откуда у него вдруг эти проблемы? Травмы? Ударился головой? – врач теперь обращался к Лёле, потому что Костя не отвечал и вообще никак не реагировал.

– Нет, травмы не было, я бы запомнила.

– Повышенное давление бывает?

– Не было раньше. Вот когда головные боли начались, тогда и давление стало скакать. Таблетку выпьет – снизится, потом опять высокое.

– А кем работает? Работа нервная?

Лёля осеклась. Конечно, нервная. Главный инженер называется эта грёбаная работа. Да, правильно доктор говорит. Всё из-за работы. Вот сделают Косте операцию, он поправится, и она заставит его уволиться. И Лёля уже с надеждой посмотрела на толстяка: Костя же поправится, правда?

– Вы будете ночевать с ним? Здесь, в больнице? – толстяк наклонил голову, будто плохо слышал.

– А что, так можно?

– Да. Нужно оплатить отдельную палату. Вам сейчас выпишут счёт. Ещё вам полагается круглосуточный пропуск. Ну, готовьтесь. До завтра.

Врач резко протянул Косте пухлую ладошку, тот машинально пожал её и очнулся от ступора.

– Видишь, всё наладится, – обрадовалась этому Лёля и прильнула к нему, и погладила его по голове, и заглянула в глаза, – почистят, и будешь опять здоров, – вспомнила она слова болтушки-медсестры.

Утром Лёля крепко держала Костину руку, пока его везли на каталке в операционный блок. В лицо, казавшееся чужим и отстранённым, старалась не смотреть, боясь, что муж прочтёт в её глазах не поддержку, а страх. Потом уселась на широкий подоконник больничного холла и стала ждать. «Минимум три часа», – так предупредил её доктор. Достала мобильник и разослала сообщения всем, кто ждал: «Операция началась. Молитесь». Так было принято в их семье. Если кто-то из племянниц рожал – все молились, если одна из сестёр или её муж попадали в больницу – молились, если кто-то из родни шёл на собеседование или сдавал экзамен – ругали. «Главное, благодаря чему эффект срабатывал всегда, – это всем делать всё одновременно». А после операции все помчатся в ближайшие церкви заказывать сорокоуст о здравии. Семью разбросало по разным городам и даже странам. Спасибо интернету, что никто не потерялся.

Первый ответ пришёл спустя пять минут: «Выехала из Тулы час назад, не встречай, доберусь сама. Наташа». Лёля пожала плечами. Не сомневалась даже, что Ната примчится помогать выхаживать брата. Потом посыпались другие сообщения: «Молимся», «Удачи», «Всё будет хорошо», «Держись». Лёля зарыдала. Злилась и ничего не могла поделать. Держалась, держалась – и всё, сломалась. Ничего, когда пройдут эти ужасные три часа, слёзы уже высохнут, лицо расправится, и Костя ничего не заметит.

На следующий день после операции Ната с Лёлей с тревогой ждали, когда же Костя встанет. И пойдёт. И хоть что-то скажет. Костя встал и пошёл. И упал. Снова встал и опять упал.

Оказалось, что нужна ещё одна операция. Врач показал снимок КТ. Опять кровоизлияние. Теперь зарыдала Наташа. Лёля вытащила её в коридор из кабинета врача и крикнула: «Замолчи! Соберись. Нам нужно Костю подготовить». Сама она словно заледенела, превратилась в автомат. Нужно что-то подписать – «хорошо», нужно отвезти на анализы – «да, конечно», зайдите, договоритесь насчёт смены белья – «уже иду». Не думать, не думать, не думать. Бегать, что-то делать, а по ночам сидеть рядом с кроватью мужа и прислушиваться к его дыханию.